История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Шрифт:
А теперь нам, возможно, следовало бы описать другую сцену - ту, что разыгралась между вдовой и Лорой, когда девушке пришлось рассказать Элен, что она отказала Артуру Пенденнису. Пожалуй, для Лоры то был самый трудный в ее жизни разговор, и самый мучительный. Но тяжело видеть, как несправедлива бывает хорошая женщина, а потому мы умолчим и о ссоре между Элен и ее приемной дочерью, и о горьких слезах, пролитых бедною девушкой. Это была их первая ссора, и оттого особенно болезненная. Она не кончилась и к отъезду Пена: Элен, которая могла простить почти все, не могла простить Лоре ее справедливое решение.
Глава XXVIII
Вавилон
Теперь мы приглашаем читателя покинуть леса и взморье Западной Англии, Клеверинг с его сплетнями, скучную жизнь смиренного Фэрокса, - и в дилижансе "Поспешающий" перенестись вместе с Артуром
– может быть, преуспеет и прославится. Ему известно, что многие, менее достойные, обогнали его в жизненной гонке; первая неудача принесла с собой раскаяние и заставила призадуматься, однако не лишила его мужества, ни, добавим от себя, высокого мнения о собственной особе. Тысячи фантазий и планов не дают ему уснуть. Как он повзрослел за год несчастий и размышлений о жизни и о себе, миновавший с последней его поездки в Оксбридж по этой самой дороге! С неизъяснимой нежностью ночные его мысли обращаются к матери, которая благословила его в дорогу и все еще любит его и верит в него, несмотря на все прошлые грехи и ошибки! Храни ее бог!
– молится он, подняв глаза к звездам. Господи, ниспошли мне сил, чтобы работать, терпеть, быть честным, бежать искушений, быть достойным ее беззаветной любви! Она сейчас тоже, верно, не спит и тоже воссылает отцу небесному молитвы о благополучии сына. Любовь ее - талисман, который не даст ему погибнуть. А любовь Лоры... он и ее увез бы с собой, но она не позволила, не сочла его достойным. Со стыдом и раскаянием он признает ее правоту, признает, насколько она лучше, выше его... и все же радуется своей свободе. "Она слишком хороша для меня", - думает он, как будто страшась ее непорочной красоты и невинности. Он не создан для такой подруги. Так распутный бродяга, некогда благочестивый и чистый сердцем, сторонится церкви, которую посещал в юные лета - сторонится боязливо, но без злобы, чувствуя только, что ему не место в этом священном убежище.
Занятый своими мыслями, Пен заснул, лишь когда забрезжило холодное октябрьское утро, а проснулся отдохнувший, с ясной головой, когда карета остановилась в городке Б., перед той самой харчевней, где он столько раз, еще веселым юнцом, завтракал по пути в школу и в колледж. Когда они снова пустились в дорогу, в небе сияло солнце, лошади бежали быстро, трубил рожок, миля пролетала за милей. Пен курил и балагурил с кондуктором и пассажирами, с каждой минутой знакомая дорога делалась все более оживленной; в X. последний раз сменили лошадей, и вот уже начался Лондон. Кто из нас в молодости не чувствовал сердечного трепета, въезжая в этот огромный город? Сотни других карет, тысячи людей спешили в столицу. "Здесь мое место, думал Пен.
– Здесь меня ждет битва, в которой я либо одержу победу, либо погибну. До сих пор я был мальчишка, бездельник. О, как мне хочется доказать, что я могу быть мужчиной!" И с крыши кареты Пен всматривался в город с жадным нетерпением, какое испытывает солдат, выступая в поход.
По дороге Пен свел знакомство с каким-то неунывающим господином в потертом плаще, который то и дело поминал разных литераторов и сам оказался репортером лондонской газеты, посылавшей его в одно из западных графств на состязание по боксу. Он, как видно, был коротко знаком со всеми выдающимися писателями и говорил о Томе Гуде, Томе Кэмбелле, Сиднее Смите и прочих как о самых своих близких друзьях. Проезжая через Бромптон, он показал Пену известного обозревателя мистера Хэртла, который шагал по улице с большим черным зонтом. Пен, весь изогнувшись, долго провожал взглядом великого Хэртла. Он вспомнил, что тот учился в колледже св. Бонифация. Мистер Дулан, из газеты "Звезда" (так значилось на визитной карточке, которую он вручил Пену), подтвердил это, добавив, что близко его знает. Пен восхищался статьями мистера Хэртла и решил, что, увидев его, удостоился великой чести. В то время он еще сохранял простодушную веру в писателей, критиков и редакторов. Даже Уэга, чьи книги не казались ему вершиной человеческого гения, он втайне уважал как преуспевающего писателя. Он упомянул, что встречался с Уэгом в деревне, и Дулан сообщил ему, что сей прославленный автор получает за свои романы по триста фунтов с тома. Пен тут
Едва карета остановилась перед кофейной "Глостер", как Артур увидел знакомое лицо: из Армингтон-стрит выехал наш старый приятель Гарри Фокер в кабриолете, запряженном огромной лошадью. Его руки в белых перчатках держали белые вожжи, а под нижней губой пробилось наконец подобие бородки. На запятках торчал грум, сменивший Дурачину, - маленький, худенький, в узких кожаных штанах. Фокер бросил взгляд на взмыленных лошадей и пыльный дилижанс, в котором и он когда-то ездил.
– Эй, Фокер!
– крикнул обрадованный Пенденнис.
– Пен, здорово!
– отозвался тот и помахал хлыстом в знак дружеского приветствия. Мистер Дулан проникся к Пену великим уважением, когда увидел, в каком шикарном экипаже разъезжает его знакомый; а Пен себя не помнил от радости: он свободен, он в Лондоне! Пригласив Дулана отобедать у него в гостинице, он кликнул кеб и покатил в Ковент-Гарден, где всегда останавливался. Приятно было снова увидеть суетливого лакея и почтительно кланяющегося хозяина; Пен справился о здоровье хозяйки, пожалел, что нет прежнего коридорного и готов был всем подряд пожимать руки. В кармане у него лежало сто фунтов. Он переоделся, пообедал в кофейне, заказав только пинту хереса (ибо решил соблюдать строжайшую экономию), и пошел через улицу в театр.
Свет, музыка, веселая толпа очаровали и опьянили Пена, - так они всегда действуют на приезжего из колледжа или из провинции. Он смеялся каждой шутке и аплодировал каждой песенке, к великой радости унылых завсегдатаев театра, которые уже давно охладели к своим ежевечерним развлечениям и с удовольствием поглядывали из своих лож на проявление столь искреннего восторга. После первой пьесы Пен встал с места и пошел промяться, чувствуя себя как на улице модного курорта. Есть ли среди усталых лондонских фланеров такой, который в молодости не знавал бы подобных восторгов и не хотел бы вернуть их? В театре оказался все тот же Фокер, неугомонный жуир. С ним были Грэнби Типтоф из гвардейской бригады, брат лорда Типтофа, и его дядюшка лорд Крокус - высокочтимый пэр Англии, поклонник земных радостей еще со времен Первой французской революции. Фокер бросился к Пену с распростертыми объятиями, а после антракта потащил его в свою ложу, где сидела дама с очень длинными локонами и очень белыми плечами - известная актриса комедии Бленкинсоп, а в аван-ложе дремал старичок в парике - ее папаша. В афишах он значился как "заслуженный Бленкинсоп", "незаменимый Бленкинсоп", "Бленкинсоп - давнишний любимец публики"; он был на амплуа отцов-резонеров как в театре, так и в жизни.
В это время - было около одиннадцати часов - миссис Пенденнис в Фэроксе уже легла в постель и думала о том, хорошо ли ее ненаглядный Артур отдыхает с дороги. В это время Лора тоже не спала. В это время вчера, когда дилижанс катил по безмолвным полям, где изредка мерцал огонек в окне сельского домика, и среди темных лесов под тихим звездным небом, Пен клялся себе, что исправится, устоит перед всеми искушениями, и сердцем был в родном доме... А между тем фарс шел превесело, и миссис Лири в гусарском ментике и лосинах пленяла публику своей игривостью, прелестной фигурой и очаровательными песенками.
Пену, давно не бывавшему в Лондоне, очень хотелось послушать миссис Лири, но его соседям в ложе не было дела ни до ее песенок, ни до ее лосин, и они без умолку болтали. Типтоф уверял, что знает, где она заказывает свои трико. Крокус вспоминал ее дебют в 1814 году. Мисс Бленкинсоп заявила, что она фальшивит, чем очень обескуражила Пена, который находил, что она хороша, как ангел, и поет, как соловей. А когда на сцену вышел Хоппус в роли сэра Харкорта Федерби, героя пьесы, джентльмены в один голос решили, что он выдохся, и Типтоф предложил запустить в него букетом мисс Бленкинсоп.
– Ни за что!
– воскликнула дочь заслуженного.
– Мне его преподнес лорд Крокус.
Пен вспомнил это имя; он покраснел, поклонился и сказал, что, кажется, обязан лорду Крокусу рекомендацией в клуб "Полиантус", о которой просил его дядюшка майор Пенденнис.
– Так вы, значит, племянник Паричка?
– сказал пэр.
– Вы уж не взыщите, мы всегда зовем его Паричком.
– Пен покраснел еще гуще, услышав, что его почтенного родственника величают столь фамильярно.
– Мы как будто провели вас на прошлой неделе?.. Да, верно - в среду вечером. Дядюшки вашего не было.