История Петербурга в городском анекдоте
Шрифт:
— Ты такой вежливый, ну, прямо настаящий ленинградец. Прайди, как хочешь.
На экзамене.
— Итак, Тоги, кто возглавил первую русскую кругосветную экспедицию?
Тоги молчит.
— Крузенштерн, — слышится подсказка.
— А-а! Наш земляк! Только немножко или немец, или еврей.
— Кто же это?
— Грузин
Заканчивается война между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Президент США выслушивает доклад начальника штаба:
— Наши войска заняли всю территорию СССР: Урал, Сибирь, Среднюю Азию, Кавказ…
— А это что за красная точка на берегу Финского залива? — нетерпеливо прерывает президент, тыча пальцем в карту.
— Это последний очаг сопротивления — город Ленинград.
— Мы что, не взяли Ленинград?
— Ленинград мы взяли. А это грузины Мальцевский рынок удерживают.
Традиционно сложилось так, что многие питерские рынки оказались под контролем торговцев из южных республик бывшего Советского Союза. Это Кузнечный рынок, который в фольклоре известен как «Кузнецы», или «Восточный», и Мальцевский рынок — «Мальцы», или «Черный». «Черным» называют также Невский рынок. О роли выходцев с Кавказа в жизни петербургских рынков можно судить по приведенному нами фантастическому анекдоту.
Как мы уже говорили, сфера деятельности грузин в Петербурге обширна и многообразна и, конечно же, не ограничивается торговлей на продовольственных рынках. Но есть одна область, приоритет в которой, судя по анекдоту, грузинам вообще не нужен. Нельзя сказать, что поведение грузин в Петербурге так уж целомудренно и безупречно, но то, что грузинские мужчины по отношению к своим женщинам ведут себя по-рыцарски, всем хорошо известно.
Заспорили грузин и ленинградец, где эхо лучше — в Грузии или в Ленинграде. Поехали в Грузию. Пошли в горы.
— Бляди-и-и-и…
И в ответ услышали многократное:
— Бляди… Бляди… Бляди…
Вернулись в Ленинград. Встали посреди Исаакиевской площади и крикнули:
— Бляди-и-и-и…
И через мгновение услышали со стороны Московского вокзала:
— Идем…
Говорить о чукчах в Петербурге как о некой национальной общности бессмысленно. Скорее всего, надо говорить о новом популярном герое целого цикла анекдотов, условное, собирательное имя которого — чукча. Некая литературная метафора, веселая карнавальная маска. Нечто сродни Штирлицу, Чапаеву, Вовочке или поручику Ржевскому. На самом деле анекдоты о чукчах — это анекдоты о глупых, тупых людях, или дураках, как принято говорить о них в народе, и к самим чукчам никакого отношения не имеют.
Из великого множества анекдотов о чукчах нас интересуют только те немногие, что имеют прямое отношение к самому Петербургу, к его реалиям или персонажам его истории. Их немного. Но они играют исключительно важную роль в петербургском городском фольклоре, пожалуй, такую же, как иногородние частушки про Петербург. И те и другие отражают взгляд на Петербург со стороны, извне.
Приезжает чукча в Ленинград, знакомится с биографией Ленина и впервые для себя открывает, что Ульянов и Ленин — это один человек, Маркс и Энгельс — это два человека, а Слава КПСС — вообще не человек.
Стоит чукча, упершись в Казанский собор, и толкает его. Собралась толпа.
— Что ты делаешь, чукча?
— Да вот, собор купил. Домой толкаю.
— Ну и далеко уже оттолкал?
— Да вроде далеко. Чемоданов уже не видно.
Правда, анекдоты об абстрактном или виртуальном чукче породили другие анекдоты, в которых обыгрываются этнические особенности героя. Популярный ленинградский певец, композитор и киноактер Виктор Цой прямого отношения к чукчам не имеет. У него другая национальная принадлежность. Но для фольклора гораздо важнее то обстоятельство, что он не такой, как все, не похож на других да еще и лицо его несет черты восточного происхождения. Именно это и делает его таким привлекательным для фольклора.
Выступает Виктор Цой с концертом в Петербурге. Во время перерыва вышел в гардероб покурить, к нему подходит милиционер.
— Что, чукча, пришел на Цоя посмотреть?
Из других достаточно крупных национальных диаспор Петербурга следовало бы выделить татар и немцев, да вот незадача: анекдотами о татарах, или анекдотами татарскими, к сожалению, мы не располагаем, а пару немецких анекдотов, посвященных немецкой принцессе, ставшей великой русской императрицей Екатериной Второй, мы уже рассказали на соответствующих страницах.
Говорить о национальностях в Петербурге, с одной стороны, просто уже потому, что в последние годы происходит мощный и необратимый процесс самоидентификации населения по национальному признаку. Своей национальностью начинают гордиться. Но с другой стороны, Петербург — это не «лоскутное многонациональное одеяло», где каждый лоскуток отделен от другого лоскутка ярко выраженным пограничным стежком. Скорее, Петербург представляет собой некий кипящий «плавильный котел», в котором многие компоненты давно уже сплавились в совершенно новую субстанцию, имени которой зачастую петербуржцы даже не знают. Впрочем, понятие «не знают» довольно условно. Фольклор на этот вопрос уже давно ответил:
— Национальность?
— Петербуржец.
Это примерно то же самое, что и понятие «Родина», в которое петербуржцы вкладывают свой собственный, особый смысл:
— Где родился?
— В Ленинграде.
— А где живешь?
— В Купчине.
Родился в Петербурге, учился в Петрограде, работал в Ленинграде, хочу умереть в Петербурге.