История похищения
Шрифт:
– Я слышал, у тебя нервишки шалят… Смотри, нервные у нас быстро умирают…
И тут же развязно обратился к Марухе:
– Я узнал, что вы ночью всем мешали: шумели, кашляли.
Подчеркнутое спокойствие Марухи сильно смахивало на презрение.
– Я храплю во сне и не могу себя контролировать, – заявила она. – А кашляю потому, что в комнате сыро, под утро по стенам даже струится вода.
Однако верзила не собирался выслушивать жалобы.
– По-вашему, тут можно делать все, что хотите? – завопил он. – Если еще раз начнете ночью храпеть или кашлять, мы вам прострелим голову! – И добавил, повернувшись к Беатрис: – Или не вам, а вашим мужьям или детям. Мы их всех знаем! Всех можем найти!
– Делайте что хотите, – заявила Маруха, – а я не могу не храпеть. Хоть убейте!
Она говорила
– Зачем впутывать сюда наших детей? При чем тут они? – чуть не плача, вскричала она. – У вас что, своих детей нет?
Он ответил, что есть, и, похоже, смягчился, но Беатрис свой бой проиграла: рыдания не дали ей продолжить фразу. Маруха же, окончательно взяв себя в руки, посоветовала шефу охранников связаться с ее мужем, если они действительно хотят о чем-то договориться.
Похоже, он последовал ее совету, потому что, появившись в воскресенье, вел себя уже по-другому. Он принес газеты с заявлением Альберто Вильямисара, в котором тот выражал готовность договориться с похитителями. Похитители, по всей видимости, и сами начали действовать в том же направлении. По крайней мере шеф охранников был так любезен, что даже предложил заложницам составить список необходимых вещей, куда вошли мыло, зубные щетки и паста, сигареты, крем для лица и некоторые книги. Частично просьбы удовлетворили уже на следующий день, а вот книг пришлось дожидаться четыре месяца. Постепенно у узниц собралась целая коллекция открыток с изображением Предвечного Младенца и Девы Марии, которые дарили им охранники на прощание или возвращаясь из отпуска. Через десять дней жизнь уже вошла в привычную колею. Обувь держали под кроватью, но поскольку в комнате было очень влажно, охранники иногда выносили ее в патио просушиться. Ходить разрешалось только в мужских носках, которые им выдали в первый же день; носки были из толстой шерсти, разного цвета, причем приходилось надевать сразу две пары, чтобы не слышно было шагов. Одежду, в которой женщины были в день похищения, конфисковали, а взамен выдали по паре спортивных костюмов, серому и розовому, и два набора нижнего белья, которое они стирали в душе. Поначалу спали одетыми. Потом, когда им выдали ночные рубашки, в особо холодные ночи их надевали поверх тренировочных костюмов. Еще пленницам дали по холщовой сумке для хранения скудных пожитков: сменного тренировочного костюма и чистых носков, сменного комплекта нижнего белья, гигиенических салфеток, лекарств, туалетных принадлежностей.
На трех узниц и четверых охранников в доме имелся всего один туалет. Женщинам разрешалось дверь закрывать, но не запираться на задвижку, а в душе нельзя было задерживаться больше десяти минут, даже когда они стирали белье. Курить давали вволю, и Маруха выкуривала в день пачку с лишним, а Марина – еще больше. В комнате стоял телевизор и было портативное радио: заложниц интересовали новости, а охранников – музыка. Женщины слушали утренние новости как бы тайком, еле-еле включив звук; зато охранники не церемонились и врубали радио на такую мощность, на какую хочется, под настроение.
Телевизор включали в девять утра, чтобы посмотреть образовательные программы, сериалы и пару-тройку каких-нибудь передач, а затем – полуденные новости. Но самая горячая телепора наступала с четырех до одиннадцати вечера. В это время телевизор вообще не выключался, как часто бывает в детской, даже когда никто его не смотрит. Но когда передавали выпуски новостей, заложницы приникали к экрану и жадно ловили каждый момент, стараясь угадать, что им намеками пытаются сообщить родственники. Бог знает сколько таких намеков они не поняли, а сколько ничего не значащих фраз, наоборот, их напрасно обнадежили.
За первые два дня Альберто Вильямисар появился в различных новостных программах целых восемь раз. Он не сомневался, что таким образом хотя бы однажды его голос дойдет до пленниц. Кроме того, почти все Марухины дети работали в СМИ. У некоторых в сетке вещания были свои передачи, и, пользуясь этим, они постарались установить с матерью связь, хотя понимали, что связь эта односторонняя
Включив в среду телевизор, пленницы сразу же попали на передачу, которую подготовила Алехандра, вернувшись из Гуахиры. Психиатр Хайме Гавирия – он был коллегой мужа Беатрис и давним другом семьи – дал несколько ценных советов, как сохранять присутствие духа, очутившись в замкнутом пространстве. Хорошо знавшие доктора Маруха и Беатрис уловили смысл передачи и запомнили его рекомендации.
Это была первая из восьми передач, которые Алехандра подготовила на основе долгой беседы с доктором Гавирией о психологии заложников. Она старалась выбирать темы, интересные для Марухи и Беатрис, и вкрапливала в текст некоторые сообщения личного характера, которые могли понять только они. В конце концов Алехандра решила каждую неделю так подбирать вопросы для гостей передачи, чтобы их ответы вызывали у заложниц необходимые ассоциации. Самое удивительное, что и многие телезрители, не подозревая о намерениях ведущей, чувствовали, что в этих вроде бы невинных вопросах есть некий скрытый смысл.
Неподалеку, в том же самом городе, условия содержания Франсиско Сантоса тоже были жуткими, но режим не таким суровым. Вероятно, потому что заложницам еще и пытались отомстить, а не только преследовали при их похищении политические цели. Кроме того, почти наверняка Маруху и Пачо охраняли разные команды боевиков. Понятно, что из соображений безопасности эти команды должны были действовать отдельно друг от друга и не иметь между собой никакой связи. Но все равно необъяснимо, почему настолько по-разному относились к заложникам. Охранники Пачо держались более непринужденно, независимо и дружелюбно, меньше маскировали свои лица. Самое большое неудобство Пачо причиняло то, что его на ночь приковывали к кровати металлической цепью, обмотанной изолентой, чтобы цепь не натерла кожу. А у Марухи и Беатрис даже кровати, к которой бы их привязывали, не было!
Пачо с первого же дня исправно доставляли газеты. Сведения о его похищении были настолько туманными и так было много домыслов, что похитители откровенно потешались над отсебятиной журналистов. К моменту похищения Марухи и Беатрис у Пачо уже установился четкий распорядок дня. Ночь он проводил без сна и мог задремать лишь утром, часов в одиннадцать. Он смотрел телевизор то один, то с охранниками, обсуждал с ними новости и особенно любил поговорить про футбол. Читал Пачо до одури, однако у него все равно хватало сил перекинуться с охраной в картишки или сыграть в шахматы. Кровать была удобной, и поначалу он спал хорошо, но потом у него начались страшный кожный зуд и резь в глазах; правда, когда простыни постирали, а в комнате сделали генеральную уборку, все прошло. В полумраке Пачо сидеть не заставляли, потому что окна были закрыты ставнями и охрана не боялась, что с улицы увидят свет.
В октябре произошло неожиданное: Пачо велели подготовить послание для родных – в доказательство того, что он жив. Ему стоило огромного труда сохранить самообладание. Пачо попросил принести побольше черного кофе и две пачки сигарет и на одном дыхании составил обращение, не изменив ни запятой. Потом записал свою речь на мини-кассету – связные предпочитали брать такие кассеты, а не обычные, потому что маленькие было легче спрятать. Пачо старался говорить как можно медленнее и четче, не подавая виду, что на душе у него кошки скребут. Под конец, в качестве доказательства, что запись сделана именно в данный конкретный день, он зачитал заголовки свежего выпуска газеты «Тьемпо». Пачо остался доволен текстом, особенно первой фразой: «Всем, кто меня знает, наверняка понятно, как тяжело мне сейчас говорить». Но потом, прочитав на холодную голову уже опубликованный текст, Пачо подумал, что последней фразой, в которой он просил президента сделать все возможное для освобождения журналистов, он невольно затянул удавку на своей шее. Ведь он просил, чтобы президент «действовал, не выходя за рамки законов и конституционных принципов, поскольку это важно как для стабильности страны, так и для похищенной ныне свободы прессы». Узнав о похищении Марухи и Беатрис, которое случилось несколько дней спустя, Пачо совсем приуныл, поняв, что история затягивается и усложняется еще больше. И тогда у него зародились мысли о побеге, превратившиеся впоследствии в навязчивую идею.