История Пурпурной Дамы
Шрифт:
Посланница смутилась, потупив очи в долу. Мурасаки явно дала ей понять: подарок отвергнут.
В тот же вечер Мурасаки прислуживала Нефритовой госпоже в одном из дворцовых залов. Несколько юных фрейлин, утомлённых свиданиями с поэтами, художниками и молодым аристократами, уединились за бамбуковой шторой. Они о чём-то шептались, их присутствие выдали лишь подолы многоцветных нарядов, видневшихся из-под шторы.
Нефритовая госпожа и Мурасаки обсуждали красоту сада, усыпанного первым снегом, особенно хороши ярко-красные листья дикого винограда…
Однако, в предвестии родов госпожа Акико почувствовала себя дурно и Мурасаки послала младшую фрейлину за лекарем. Сама же вышла на веранду подышать зимним воздухом. Неожиданно она услышала шелест шёлковых одежд и обернулась: перед ней стоял Митинага.
Улучив момент, он решил поговорить со своей возлюбленной:
– Прошу тебя, не принимай подарков от моей жены… – взволнованно начал он.
Мурасаки невольно подалась к нему.
– Отчего же? Неужели они представляют опасность? – спросила она почти уверенная в утвердительном ответе.
– Увы, моя супруга не в меру ревнива. И это почти после пяти лет совместной жизни. Её мать владела магией и различными снадобьями. Иногда мне кажется, что жена в своё время одурманила мой разум…
Мурасаки охватило смятение: никто никогда не желал ей зла. А что же теперь?
– При малейшей возможности, я отправлю её обратно в столицу, – пообещал Митинага. – По прежде, будь осторожна, молю тебя… Обещай мне… Я не хочу потерять тебя…
Мурасаки коротко произнесла:
– Обещаю…
– И приходи сегодня ночью в дальний павильон Цубоми. Я буду ждать…
У Мурасаки всё затрепетало внутри.
– Приду…
Новый год во дворце Цутимикадо прошёл скромно и сдержанно. Госпожа Акико и регент принимали поздравления в просторном парадном зале, выполненном в утончённом китайском стиле.
Не прошло и десяти дней после празднества, как покои Нефритовой госпожи преобразились в соответствии с предстоящими событиями. Был сооружён специальный помост из матрацев и подушек, закрытый белыми полупрозрачными занавесками. Вокруг царила суета: Митинага громко отдавал распоряжения фрейлинам, своим сыновьям, второй жене, которая проявляла особенное радение.
Мурасаки мило улыбалась госпоже регентше, однако, старалась не вступать с ней в разговор. Её до сих пор не покидало чувство, что соперница так и не оставила своих коварных планов. Мурасаки также старалась вкушать пищу вместе с фрейлинами в общем зале, опасаясь быть отравленной.
Наконец, Акико, облачённая в просторные белые одежды, взошла на помост. Монахи из соседнего храма, приглашённые Митинагой, совершили надлежащую молитву. Гости, собравшиеся тут же в покоях, затаив дыхание, ожидали появление на свет младенца.
Императрица нервничала, выказывая беспокойство по поводу того, что ребёнок мучит её и не желает покидать чрева. Весь день она не находила себе места – то вставала, то снова ложилась на многочисленные подушки. Громко читались бесконечные заклинания, призванные оборонить роженицу от злых духов. Вдобавок к монахам, что находились при государыне в последние месяцы, во дворец по приказу Митинаги призвали всех отшельников из окрестных горных храмов. Пригласили и всех столичных заклинателей, каких только можно было сыскать в этом мире, а также всех известных чиновников из Ведомства тёмного и светлого начал. К тому же Митинага приказал отправить гонцов во все известные буддийские храмы, принести щедрые пожертвования, дабы настоятели молили всех существующих Будд о здоровье дочери и её удачном разрешении от бремени.
Шло время. Нефритовая госпожа уже ощущала сильные схватки. Мурасаки, хоть и обмахивалась веером, всё же не выдержала духоты и напряжённой остановки, покинула покои и вышла в сад.
Она прошлась вдоль ручья, поднялась на мостик…
– Императрица желает видеть вас… – неожиданно послышалось у неё за спиной. Мурасаки машинально оглянулась: перед ней стояла прислужница лет двенадцати, совсем ещё юная.
Старшая фрейлина глубоко вздохнула, наполнив морозным воздухом лёгкие. И поспешила обратно в душные покои роженицы…
Войдя в них, Мурасаки показалось, что гостей стало ещё больше. В помещении царила невообразимая духота и теснота.
С одной стороны помоста разместились фрейлины и столичные дамы, с другой – заклинатели и заклинательницы всех мастей, сгруппировавшись по два-три человека. Подле каждой группы важно восседал отшельник, возносивший молитву.
В центре покоев расположились настоятели всех окрестных храмов, дружно призывая Фудомёо [68] . Охрипшие голоса настоятелей сливались в единый торжественный гул.
68
Фудомёо изображается в виде сурового воина с мечом и злым лицом. Это значит то, что он уничтожает жадность, гнев и невежество.
Подле фусуме за ширмами сгрудились более сорока придворных, с нетерпением ожидая появление младенца из чрева императрицы. Они стояли в такой тесноте, что не могли шелохнуться. Пожилые дамы, уставшие от ожидания, изнемогающие от жажды и духоты, украдкой смахивали слёзы, струившиеся по щекам.
Вечером следующего дня императрица в полном изнеможении изволила переместиться во внутреннюю галерею подальше от гостей, тесноты и духоты. Ей наскоро соорудили ложе, отгородив со всех сторон ширмами.
Митинага, переживавший за жизнь и здоровье дочери, как никто иной во дворце, старался держаться спокойно, однако лоб его покрывался крупными каплям пота, которые он периодически промокал рукавами кимоно.
Настоятели храмов также переместились в галерею. Они ещё громче возносили молитвы, присоединился к ним и регент, заглушая стоны Акико.
Мурасаки осталась подле старого помоста рядом с фрейлинами. Сложившаяся ситуация беспокоила её, ведь она тоже познала радость материнства и знала: как проистекают роды. А в данном случае схватки явно затянулись, Акико уже пребывала в изнеможении. Она постоянно задавалась вопросом: а если ребёнок лежит неправильно? Что же будет? Лекарь рассечёт промежность роженицы ножом?.. Неужели он даст ей умереть?..