История России с древнейших времен до конца XVII века
Шрифт:
§ 3. Собирание сил
Опираясь на выросшие возможности княжества, не стесняясь в средствах и уловках, московские князья вступили в борьбу за великокняжеский стол во Владимире. Первый вызов бросил Юрий Данилович. Его тверской родич двоюродный дядя Михаил Ярославич получил в Орде ярлык на Владимирское княжение (1304). Юрий Данилович начал тяжбу и в конце концов, женившись в Орде на сестре хана Узбека, добился своего, стал великим князем владимирским. Его же происками хан казнил дядю-соперника (1318). На Русь привез князь Юрий молодую жену-ордынку и ханский ярлык. Началось его правление на Руси, первое для выходца из московской династии.
Продолжалось оно семь лет. Но пришла очередь и самому Юрию Даниловичу испить горькую чашу. Дмитрий Михайлович,
Великим князем владимирским стал Александр Михайлович, тверской князь, брат погибшего в Орде Дмитрия. Московский же стол Юрия наследовал его брат Иван Данилович (1325). Он сыграл такую роль в истории Руси, складывании ее государственности, что московскую династию позднее стали именовать по его прозвищу — Калитовичами (калита — кошель с деньгами на поясе).
Князь Иван не примирился с поражением и гибелью брата. Представился и случай, более чем подходящий. Восстание в Твери против насилий татар баскака Чол-хана (1327) закончилось их почти поголовной гибелью. Иван Московский тут же оказался в Орде и вскоре, по примеру покойного брата, вернулся с татарским отрядом. Ордынцы, по словам летописи, «просто рещи, всю землю Русскую положиша пусту» — так каратели мстили за гибель своих соплеменников-насильников. Пострадали больше всего, конечно, тверские земли, да и другие тоже, но не московские. А Калита в награду получил Новгород и Кострому. Владимир, Нижний Новгород и Городец дали Александру Васильевичу, суздальскому князю. После его кончины (1332) Иван I Данилович стал полновластным владимирским князем. Добился он и казни в Орде Александра Михайловича. А из его столицы приказал привезти в Москву вечевой колокол, звавший тверичей к восстанию против Чол-хана.
Политику свою Калита точно, расчетливо сообразовывал со складывавшимися обстоятельствами. Его хитрость и жестокость — для политиков всех времен не редкость; поразительны его терпение, дальновидность, целеустремленность. «Смиренная мудрость» князя в Орде, куда он ездил на поклон весьма часто, льстивые речи и «многое злато и сребро» хану и ханшам, мурзам и прочим делали свое дело — там его слушали, ценили, любили. У себя же дома беспощаден был не только с князьями-соперниками, но и простолюдинами — «лихими людьми», «татями», подавлял всякое недовольство с гневом великим.
При всем том Калита сумел навести порядок во владимирско-московских землях. В них, наконец-то, воцарились мир и спокойствие: «Бысть оттоле, — говорит летописец, — тишина велика по всей Русской земле на сорок лет, и престаша татарове воевати землю Русскую». Несомненно, русские люди той поры благословляли промысел Божий и благодарили Калиту и его сыновей. Лишь при внуке Дмитрии Донском снова начались неприятности с соседями.
Калита достиг многого. Его власть признали князья ростовские и угличский, белозерскнй и галичский. Чтобы собрать полностью «дани-выходы» ордынские, он организовал поход на Новгород. Тяжело было платить «сребро» ханам, но зато плательщики вздохнули от «великой истомы, многих тягот и насилия татар». А у самого строгого и мудрого правителя скапливались деньги, кое-что прилипало к рукам и от тех, которые нужно было везти в Орду.
Дань для Орды все русские князья, собрав ее в своих землях, свозили Калите. Это дало ему еще один рычаг для усиления своей власти на Руси. Не меньшее значение, на этот раз в сфере не политической и финансовой, имел успех в области церковно-идеологической. Еще в конце предыдущего столетия киевский митрополит Максим, глава русской православной церкви, перенес свою кафедру во Владимир-на-Клязьме (1299). Жизнь заставила иерарха, как и многих южан, двинуться на северо-восток. Его преемник митрополит Петр частенько бывал в Москве,
В глазах русских людей тех лет это событие, вне сомнения, — знамение Господне. Впрочем, не всем это понравилось, «иным же князем многим, — читаем в летописях, — немного сладостно бе, еже град Москва митрополита имяше в себе живуща». Это и понятно — значение Москвы еще более повысилось, поскольку она стала церковным, духовным центром всей Руси, что трудно было пережить соперникам и недоброжелателям Калиты. Именем Петра-митрополита русские клялись уже тогда, в XIV столетии; смотрели на него, как на своего печальника и защитника — ведь он ездил в Орду, чтобы умолять «царя» не обижать его паству. Столетие спустя после его кончины по Руси ходили о нем легенды, причем в тесной связи с Калитой. Святой отец Пафнутий боровский поведал однажды своим ученикам, что московский князь видел сон — высокую гору, покрытую снегом; потом исчез снег, за ним — и сама вершина. Калита о смысле сновидения спросил у Петра, и тот пояснил:
— Гора — это ты, князь, а снег на горе — я, старик. Я умру раньше твоего.
Еще более колоритен рассказ Пафнутия о князе с его калитой, из которой он подал милостыню нищему. Тот, не удовлетворившись ею, подошел вторично, потом и «в третие». Каждый раз получал подаяние. Но в конце Иван Калита все-таки не вытерпел:
— На, возьми, несытые зенки!
— Сам ты несытые зенки, — услышал от нищего в ответ, — и здесь царствуешь, и на том свете царствовать хочешь.
Легенда эта, окрашенная в благостные тона, любуется князем-нищелюбцем, отцом своих подданных. В стороне, конечно, остаются истинные черты правителя, скопидома, лукавца, хищника. Вполне очевидно, реальный его образ со временем поблек, оставалось то, что ценилось современниками и потомками, — его качества как устроителя порядка на Руси и в собственном хозяйстве, верного сына церкви и защитника внешних рубежей нарождавшегося государства. Ведь с Калиты великое княжение, все увеличиваясь в размерах и становясь государством Владимиро-Московским, а потом Московско-Владимирским, устойчиво, с редкими и недолгими перерывами, переходило в руки его прямых потомков, преемников.
Дети Калиты Семен Иванович Гордый (1340—1353) и Иван Иванович Красный (1353—1359) во всем придерживались курса, проводившегося отцом. По-прежнему ездили в Орду, ублажали ханов н мурз. Правда, добавилось хлопот на западных рубежах — приходилось отбивать натиск литовцев, шведов и рыцарей-ливонцев. Они разоряли Псковщину и Новгородчину, захватывали города — то Брянск и Ржев, то Орешек; возвращать удавалось не все. Литва натравливала на Москву ордынцев, предлагая совместные действия против нее.
По-прежнему великий князь заключал договоры с удельными, которые в своих владениях были полными хозяевами: «Тобе знати, — фиксирует договор Дмитрия Донского с двоюродным братом Владимиром Андреевичем, князем серпуховско-боровским (1388), — своя отчина, а мне знати своя отчина». Их вассалы-бояре имели правоотъезда к другому правителю, сохраняя при этом свои владения в покинутом княжестве. Но постепенно и неуклонно удельные князья и бояре становились в отношения подчиненности к великому князю московско-владимирскому. Старейший среди князей, он, заканчивая земной путь, наибольшую часть своих владений завещает старшему сыну — «на старейший путь». Остальным детям, всем вместе взятым, доставалось намного меньше, чем их старшему брату-наследнику. Тем самым снова и снова укреплялось положение Москвы как центра объединения русских земель, закладывались основы преобладания ее правителя над другими князьями-честолюбцами. Действия князей-завещателей, их династические предвидения, понятные сами по себе, имели значение государственное — они приближали пору объединения разрозненных частей Руси. А это отвечало интересам и их самих, и подавляющего большинства подданных, вплоть до самых «мизинных».