История России в лицах. Книга третья
Шрифт:
Поскольку в Литве предпринимались попытки осуществить унию между католиками и православными, для католического клира было важно добиться поддержки Елены по этому вопросу, что бы повысило престиж унии в глазах населения. Католический епископ виленский Войтех Табор, а также бернардинцы пытались склонить Елену к отступлению от православия, однако она отвечала, что не может сделать этого без согласия отца. Особенно сильное давление оказывал папа Александр VI, требовавший от великого князя литовского, чтобы тот в случае отказа жены отвергнул её и даже чтобы, конфисковав имущество, её предали церковному суду.
Александр эти требования не выполнил – он, по-видимому, был сильно привязан к своей супруге и не отличался к тому же религиозным фанатизмом. Единственное, что его заботило – это легитимность будущего наследника, рожденного православной матерью. Княгиня была красива – это признавали даже ее недоброжелатели – и желанна для любого мужчины. Но брак Елены с Александром оставался бездетным, что позволило некоторым польским историкам сделать «неопровержимые умозаключения»: фактических супружеских отношений не было, княгиня так и осталась девицей, поскольку князь «привержен был винопитию и к исполнению супружеского долга неспособен».
Маловероятно, поскольку даже католическая церковь мгновенно давала разрешение на расторжение подобных браков. Кроме того, отец Елены вряд ли стерпел бы подобное обращение со своей дочерью – это считалось оскорблением девицы и всей ее семьи. Зато подобная версия давала польским историкам возможность хотя бы задним числом очернить литовского князя, женившегося на «схизматичке», а заодно опозорить е Елену Ивановну. А поскольку проверить, был ли князь способен к супружеской жизни, спустя десятилетия и века было невозможно, версия продолжает невозбранно гулять по страницам многих и многих исторических трудов.
На самом деле между супругами сложились хорошие, приязненные, чуть ли не любовные отношения. Известно, что летом 1495 года Елена выступила в поддержку мужа, просившего у Ивана III помощи против Менгли-Гирея. Вместе с Александром она нанесла свой первый визит в Минск. Княгиня всячески поддерживала православие в Литве: украсила в Вильно посещаемую ею Покровскую церковь, подарила одно из своих владений Пречистенскому монастырю.
Но стойкая верность Елены православной вере раздражала окружение ее мужа. Положение ее затруднялось тем, что, с одной стороны, католическое духовенство настаивало на принятии ею «латинства», с другой – Иван требовал от зятя постройки для жены греческой церкви. Александр наотрез отказал, ссылаясь на законы предков: «церквей греческих не прибавлять», и удалил из окружения супруги всех православных.
Узнав об этом, в 1499 году подъячий Шестаков обратился с письмом к князю Оболенскому, Вяземскому наместнику:
«Здесь у нас, – писал он, – смута большая между латинами и нашим христианством; в нашего владыку Смоленского дьявол вселился, да в Сапегу тоже. Встали на православную веру. Великий князь неволит государыню нашу, великую княгиню Елену, в латинскую проклятую веру. Но государыню нашу Бог научил, да помнила науку государя-отца, и она отказала мужу так: „Вспомнись, что ты обещал государю, отцу моему, а я без воли государя, отца моего, не могу этого сделать. Сделаю, как меня научит“. Да и все наше православное христианство хочет окрестить; от этого наша Русь с Литвою в большой вражде».
Разгневанный Иван III в 1500 году начал против зятя войну. Елена отправила отцу письмо, в котором укоряла его за нарушение мирного договора. В 1501 году великий князь Александр после смерти брата был избран и королем Польским. Елена Ивановна практически стала королевой Польской. Правда, так и не была коронована, ибо для этого был неизбежен переход в католичество: коронованную схизматичку на польском престоле никто бы не потерпел.
Не присутствовала она и при коронации мужа, состоявшейся в декабре 1501 года, но, несмотря на это, отношения между «разноверными» супругами по-прежнему оставались теплыми. Вместе с Еленой Александр объехал польские земли, показывая тем самым, что она фактически стала королевой Польши.
Дабы соответствовать новому статусу, в подарок от отца Елена Ивановна получала очень дорогие меха. Сохранилось письмо Ивана III к дочери:
«Приказывала ты ко мне о горностаях и о белках. И я к тебе послал 500 горностаев и 1.500 подпален. Приказывала ты еще, чтоб прислать тебе соболя черного с ногами передними и задними и когтями: как нам привезут, мы тебе пошлем сейчас же».
А любящий супруг презентовал ей земли возле Минска, Гродно, а также в Виленском и Трокском воеводствах.
Королева Польши щедро дарила свои земли православным церквям и обителям. Она часто приезжала в Минск, где поддерживала Вознесенский монастырь. (Спасо-Вознесенский православный монастырь был основан в XIII веке на Троицкой горе, примерно на том месте, где ныне находится здание Министерства обороны). Ему в 1502 году она передала свое имение Тростенец.
Между тем война с Московским государством продолжалась. Однако, несмотря на военные действия, Иван III обратился к Елене за помощью, решив женить сына Василия – будущего великого князя Василия III – на иностранной принцессе, да и младшим сыновьям подобрать «заграничных» супруг.
Он писал дочери:
«Сын мой Василий и дети мои Юрий и Димитрий, твои братья, уже до того доросли, что их следует женить, и я хочу их женить, где будет пригоже.
Так ты бы, дочка, разузнала, у каких государей греческого закона или римского закона будут дочери, на которых было бы пригоже моего сына Василия женить?»
Через некоторое время, Елена прислала отцу письмо:
«Разведывала я про детей деспота сербского, но ничего не могла допытаться. У маркграфа бранденбургского, говорят, пять дочерей: большая осьмнадцати лет, хрома, нехороша; под большею четырнадцати лет, из себя хороша (парсуною ее поведают хорошу). Есть дочери у баварского князя, каких лет – не знают, матери у них нет. У стетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добра. У французского короля сестра, обручена была за Альбрехта, короля польского, собою хороша, да хрома и теперь на себя чепец наложила, пошла в монастырь. У датского короля его милость батюшка лучше меня знает, что дочь есть…»
На просьбу московского посла узнать об этих и других возможных невестах подробнее, Елена ответила:
«Что ты мне говоришь, как мне посылать? Если бы отец мой был с королем в мире, то я послала бы. Отец мой лучше меня сам может разведать. За такого великого государя кто бы не захотел выдать дочь? Да у них, в Латыни, так крепко, что без папина ведома никак не отдадут в греческий закон. Нас укоряют беспрестанно, зовут нас нехристьми. Ты государю моему скажи: если пошлет к маркграфу, то велел бы от старой королевы (т.е. свекрови Елены) таиться, потому что она больше всех греческий закон укоряет».