История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II
Шрифт:
Деньги и цены в плановом хозяйстве должны были играть подчиненную роль. Так, если по плану предприятию полагалось сырье или оборудование, а у него на это не было денег, то Госбанк без вопросов ему их давал. Деньги переводились на особый счет предприятия, с которого можно было только расплачиваться с другими предприятиями по безналичному расчету. Снимать с него деньги наличными было нельзя. Для этого у предприятия был другой, строго ограниченный счет, с которого шла зарплата. Работа предприятия оценивалась по объему и ассортименту продукции, другие показатели – такие, как прибыль, – роли не играли. От погони за объемом продукции («вал») хронически страдало качество – проблема, которую решить при советской власти так и не удалось.
Важным в ходе первой пятилетки стал вопрос рабочих кадров.
В декабре 1938 г. были введены трудовые книжки, хранящиеся в отделе кадров, без которых нельзя сменить работу. В 1940 г. вышел драконовский закон о прогулах и опозданиях на работу более чем на 20 минут. С другой стороны, был создан и ряд программ повышения образовательного уровня рабочих, в частности, школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ). В то же время число опытных рабочих сокращалось политикой их направления на рабочие факультеты (рабфаки) с последующим выдвижением на партийно-административные должности. Целое поколение советских вождей, включая Хрущева и Брежнева, выросло из сталинских выдвиженцев – рабфаковцев.
Система планового хозяйства строилась на замене экономических стимулов внеэкономическими, что отразилось и на отношениях между рабочими и работодателем. «Труд в СССР есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства», – объявил Сталин, и на поверхности советской жизни стали множиться всевозможные доски почета, почетные звания, ударники и ударницы, герои труда, медали и ордена. В 1935 г. донецкому шахтеру А.Г. Стаханову помогли в 14 раз перевыполнить норму добычи угля. Стало шириться стахановское движение и другие формы социалистического соревнования. В годы первой пятилетки производительность труда сильно упала, и задачей всех этих мер было ее поднять, повысить нормы выработки. Заодно в рабочей среде создавалась связанная с коммунистами привилегированная прослойка «рабочей аристократии».
На формирование советской экономики в годы первых пятилеток неизгладимую печать наложили теоретические идеи Карла Маркса и всемирные амбиции сталинского руководства. Задачу индустриализации страны они отнюдь не облегчили. Маркс отрицал очевидный факт, что деньги, полученные человеком сегодня, ему дороже, чем та же сумма, полученная какое-то время спустя, и что за пользование чужими деньгами положено платить. Маркс это считал буржуазной выдумкой и делал вывод, что при социализме никакого процента на капитал не будет. Поэтому в советском экономическом планировании уже с середины 1920-х г. капитал считался бесплатным. Пользование любым бесплатным товаром легко ведет к расточительству, и капитал в советской системе не был исключением. Свидетельством тому и гигантомания (менее крупные стройки закончены были бы быстрее и скорее дали отдачу), и распыление средств по многочисленным долгостроям, и, наконец, вовсе ненужные сооружения. Процент на капитал все советское время сохранялся для привлечения средств населения – через сберкассы и выпуск государственных займов. В планировании процент на капитал стал вновь применяться только с 1964 г., и то лишь частично.
Стоимость товаров по Марксу определяется не спросом и предложением, а только количеством затраченного на них труда. Наблюдение, что много труда может быть вложено в вещь никому не нужную, и это ей ценности отнюдь не прибавит, Маркс считал идеалистическим, и держался за трудовую теорию, как материалистическую. Советское ценообразование не всегда следовало Марксу, как мы видели на примере цен на продукты животноводства. Но свой вред «трудовая теория стоимости» принесла. Как правило, советские внутренние цены рассчитывались по данным средней себестоимости, которую в основном составлял «овеществленный труд». Поэтому нетрудоемкие товары, такие как природный газ или электроэнергия, были нереально дешевы и использовались расточительно. Земля, будучи важным фактором производства, вообще ничего не стоила и «отводилась» пользователям бесплатно, следуя только административным правилам. Неправильные цены естественно снижали эффективность всего народного хозяйства и отмечались в народе поговорками типа «колхоз «Напрасный труд»».
Упрощенное толкование марксистской теории экономического роста привело к выводу, что «паровозом» экономического развития непременно служит тяжелая промышленность. На самом деле в Англии эту роль играла промышленность текстильная, в США – легкая и пищевая. Подобным образом деятели НЭПа видели и развитие России: вспомним идеи Сокольникова о приоритете сельскохозяйственного экспорта для получения средств на индустриализацию, и призыв первого наркома внешней торговли Красина «экспортировать зерно в поросенке», т. е. экспортировать готовые сельскохозяйственные продукты. Но приоритет «производства средств производства», т. е. машиностроения, был на руку сталинскому руководству, так как в машиностроение легко было включить производство вооружений. Сталин уже в середине 1920-х г. думал о подготовке к большой войне. Большая война – это и была мировая революция по Сталину. Только решающую роль в ней должен был играть не обуржуазившийся европейский пролетариат, который революции больше не хотел, а Красная армия.
Приоритет «Группы А» – тяжелой промышленности и машиностроения – коренным образом определил весь профиль сталинской индустриализации и заставил промышленность потребительских товаров, торговлю, жилищное строительство, здравоохранение, шоссейные дороги и другие гражданские отрасли прозябать на задворках народного хозяйства. Характерно, что и после войны, когда надо было срочно создать атомное оружие, занятое этим ведомство было названо министерством среднего машиностроения.
Перспектива большой войны требовала автаркии, т. е. максимально возможной независимости большевицкой экономики от «капиталистических» стран. Этим определялось своеобразие внешней торговли СССР. Обыкновенно страны, формируя внешнеторговую политику, прежде всего взвешивают максимальные возможности своего экспорта. Потом смотрят, что на полученный от экспорта доход можно купить за границей. Советский Внешторг действовал наоборот. Сначала Госплан определял тот минимум закупок (в основном – промышленного оборудования), который необходимо сделать за границей. Затем он выделял ассортимент товаров (и золота) на экспорт, чтобы эти закупки оплатить. Внешнеторговые сделки осложнялись тем, что официальный курс рубля по отношению к западным валютам был совершенно фиктивным. В результате экспорт субсидировался из бюджета, импорт давал государству большие прибыли, а в иностранной валюте оба потока были приблизительно равны. Политика сдерживания экспорта ограничивала объем всей внешней торговли, а, следовательно, и благосостояние страны.
Впрочем, когда это советскому правительству было невыгодно, оно заветам Маркса не следовало. Вся его налоговая политика противоречила Марксу, выступавшему за прямые и прогрессивные налоги против косвенных и равных. Финансы же советского государства опирались, прежде всего, на налог с оборота, которым облагались предметы широкого потребления (в том числе водка) и который давал 30–40 % доходов бюджета. Этот налог государству отчисляли предприятия, и его высокие ставки широкой публике известны не были. Люди видели только подоходный налог, ставки которого были декоративно низкими и создавали впечатление, что при социализме налогов вроде бы почти нет.