История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
Шрифт:
После окончания войны 1812 года правительство столкнулось с волнениями ополченцев, которые не желали снова возвращаться в крепостное состояние. Большую часть демобилизованных ополченцев пришлось вернуть в армию, что вместе с необходимостью поддерживать престиж России в новой геополитической ситуации привело к резкому росту вооруженных сил. Власти пытались решить проблему содержания армии путем перевода отдельных частей в «военных поселенцев»; кроме того, планировалось получить недостающие средства за счет отмены откупов и введения казенной питейной монополии. В соответствии с новыми порядками все вино, выкуренное на частных предприятиях, должно было поставляться в казенные магазины. Как отмечалось выше, владельцами этих предприятий были исключительно дворяне, причем винокурением занималась и высшая знать. Вскоре начались повсеместные нарушения монополии и подпольная торговля – в итоге монополия была отменена и неудача этой реформы еще раз продемонстрировала слабость центральной власти. [901]
901
Окунь С. Б. Указ. соч. Ч. 2. С. 126; Коломиец А. Г. Финансы Российской империи в последние годы правления Александра I // Финансы. 1999. № 8.
Таким образом, в области распределения ресурсов так же, как и в политической сфере, соотношение сил государства и элиты практически не изменилось: элита сохранила свое преобладающее положение.
Конкуренция за ресурсы и влияние между государством и элитой продолжалась и в правление Николая I. Николай I проводил политику укрепления государства; он пытался восстановить четко функционирующий централизованный бюрократический аппарат и считал своей опорой дисциплинированное чиновничество. В рамках демографически-структурной теории чиновничество (несмотря на то, что некоторое чиновники принадлежат также и к элите) считается частью государства и его естественной опорой. В этой связи приобретает большое значение социальное различие между дворянами и чиновниками, ставшее в первой половине XIX века более рельефным. Дворянство, элита российского общества, стало резко отличать себя от чиновничества. «В понятиях того времени гражданская служба вообще не пользовалась особенным сочувствием, – говорится в издании, посвященном 100-летию государственной канцелярии. – Клички „приказный“, „чернильная душа“, „крапивное семя“… наглядно свидетельствовали о пренебрежительном отношении к людям, которым, однако, вверялись важные государственные дела. Для дворян вступление в ряды чиновников считалось даже неуместным, и взгляд этот поддерживался иногда указаниями высших правительственных лиц». [902]
902
Государственная канцелярия (1802–1902). СПб., 1902. С. 15.
С одной стороны, потомственные дворяне часто презирали чиновников, но с другой стороны, от присутствия дворян в среде чиновников зависела степень контроля элиты над государством. По некоторым оценкам, в середине XIX века потомственное дворянство составляло примерно шестую часть чиновников XIV–VIII классов и пятую часть чиновников VIII–V классов. [903] Однако потомственные дворяне не обязательно были поместными дворянами, среди них было много беспоместных, обедневших помещиков или детей чиновников, выслуживших дворянство, но никогда не владевших поместьями. В 1858 году среди высших чиновников I–IV классов (которые все были потомственными дворянами), землевладельцев было 54 %, а владельцев родовых поместий, то есть настоящих помещиков – 34 %. В среде высшей бюрократии ситуация была иной; в 1853 году практически все члены Государственного Совета были землевладельцами, а 69 % из них – крупными латифундистами, владельцами более чем 1 тыс. душ или 5 тыс. десятин каждый. [904] Эта ситуация отражала преобладающее положение элиты по отношению к государству: через своих представителей, занимающих высшие государственные посты, элита контролировала принятие наиболее важных правительственных решений. Преобладание латифундистов определяло позицию Совета, в частности, по вопросу об отмене крепостного права. «… Есть при том и такие предметы или вопросы, по которым… Совет вдруг становится чрезвычайно упорным, – писал член Госсовета М. А. Корф, – и ничего не слушая, не склоняясь ни к каким рассуждениям, как упрямый осел, только лягается… Таковы особенно все дела о крепостном состоянии…» [905]
903
Зайончковский П. А. Правительственный аппарат… С. 27, 29.
904
Там же. С. 93, 97.
905
Цит. по: Там же. С. 133
Со времен Петра I чиновник, занявший первую «классную» должность (XIV ранга) становился личным дворянином, а должности, начиная с VIII класса, давали потомственное дворянство – таким образом, высшее чиновничество вливалось в ряды дворянства. В николаевское время социальное различие между дворянством и чиновничеством стало более резким, и дворянство постаралось ограничить приток в свои ряды выходцев из «неблагородных». С 1845 года чиновники получали личное дворянство, лишь начиная с ix класса, чиновники более низких рангов считались «почетными гражданами». Потомственное дворянство теперь давалось лишь чиновникам V класса, а с 1858 года – IV класса, что соответствовало высокой должности действительного статского советника. Чиновники-дворяне четырех высших классов в 1858 году составляли лишь 1 % от общей численности бюрократии; таким образом, между чиновничеством и дворянством пролегла резкая грань, и шансы чиновника стать потомственным дворянином стали призрачными. [906]
906
Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России. 1861–1904 гг. М., 1979. С. 26, 36.
Вследствие резкого сокращения социальной мобильности стала складываться каста потомственных чиновников – детей личных дворян, которые шли по стопам своих отцов. В середине XIX века численность потомственных чиновников достигала 40 % от общего числа чиновников VIII–V классов. [907] Не имея возможности влиться в среду потомственных дворян, чиновники без сочувствия относились к привилегиям дворянства и связывали свои надежды с упрочением самодержавия. Таким образом, в социальном отношении новое этатистское чиновничество противостояло старой аристократии.
907
Подсчитано по: Корелин А. П. Указ. соч. С. 98; Зайончковский П. А. Правительственный аппарат… С. 29.
рис. 4.1. Доходы и расходы государственного бюджета в первой половине XIX века (в пересчете на хлеб, млн. пуд.). [908]
рис. 4.2. Доходы и расходы государственного бюджета в первой половине XIX века в расчете на душу населения (в пудах хлеба). [909]
908
Подсчитано по: Белоусов Р. А. Указ. соч. С. 40, 42.
909
Подсчитано по: Там же.
Небогатые служаки с раздражением взирали на дворцы «плантаторов» и, естественно, выступали против ущемляющих их интересы привилегий знати. Многие из них считали своим долгом служить народу и негативно относились к крепостному праву. М. Раев характеризует отношения между бюрократией и дворянством как «подспудный и жестокий конфликт». [910]
Отражением возрастающей силы государства был рост доходов казны (рисунок 41). В пересчете на хлеб доходы на душу населения возросли с 5,2 до 7,6 пудов, но увеличения прямых доходов (подушной подати и казенных оброков) при этом не отмечалось: государство по-прежнему не осмеливалось увеличивать прямое обложение помещичьих крестьян. Рост доходов происходил за счет косвенных налогов, питейной подати и таможенных пошлин – но в итоге он позволил сохранить тот уровень военных расходов, который был достигнут во время наполеоновских войн.
910
Раев М. Понять дореволюционную Россию…С. 198.
В целом, несмотря на некоторые сдвиги, социально-экономическая система России в первой половине XIX века находилась в состоянии относительной стабильности. Дворянство по-прежнему занимало преобладающее положение в структуре «государство – элита – народ» и блокировало попытки государства изменить существующий порядок. Хотя монархия укрепила свое положение, она не решалась пойти на конфликт с дворянством.
4.5. Положение крестьянства
В неомальтузианской теории главными признаками наступления фазы Сжатия являются отсутствие свободных земель, крестьянское малоземелье, высокие цены на хлеб, низкий уровень реальной заработной платы и потребления основной массы населения. Как отмечалось в предыдущей главе, эти признаки начинают появляться в Центральном районе в 1730-х годах и становятся явными в 1780-х годах. В то же время в Черноземном районе до конца XVIII века происходит процесс колонизации и освоения новых земель, Сжатие пришло в этот район позже, поэтому нельзя говорить о единовременном переходе Европейской России в новую фазу демографического цикла. Тем не менее, как мы увидим далее, падение среднего уровня потребления позволяет датировать переход в фазу Сжатия на большей части территории страны в широких рамках первой половины XIX века – этим и объясняется название четвертой главы нашего исследования.
В рамках неомальтузианской теории основными параметрами, характеризующими экономическую динамику являются данные о посевах, сборах, потреблении и росте населения.
Общая динамика экономического положения в первой половине XIX века обычно реконструируется по данным губернаторских отчетов. Среди историков нет единого мнения по поводу степени достоверности этих отчетов; часть специалистов полагает, что они занижают валовые сборы. Известно, что в 1880-х годах губернаторские отчеты занижали размеры сборов по сравнению с более точными данными Центрального Статистического Комитета в среднем на 7 %. [911] В. К. Яцунский вводит поправку в данные губернаторских отчетов в 7,4 %, а Б. Н. Миронов – в 10 %. [912] С другой стороны, группа авторитетных исследователей (И. Д. Ковальченко, Л. В. Милов, А.С. Нифонтов и др.) не считает нужным вводить какие-либо поправки в официальные данные. [913]
911
Фортунатов А. Ф. Урожаи ржи в Европейской России. М., 1893. С. 46.
912
Яцунский В. К. Изменения в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII века до Первой мировой войны // Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М., 1961. С. 131; Миронов Б. Н. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX – начале XX в.? // Уральский исторический вестник. 2008. № 3. С. 86.
913
Ковальченко И. Д. Динамика уровня земледельческого производства в России в первой половине XIX века //История CCCP. 1959. № 1. С. 73–74; Нифонтов А. С. Зерновое производство в России во второй половине XIX века. М., 1974.
Сопоставимые данные за 1800–1860 годы имеются лишь для 36 из 50 губерний Европейской России, в том числе для всех 7 центральных губерний и для 5 из 7 черноземных губерний (таблица 4.3). [914] В целом данные губернаторских отчетов говорят о том, что в начале XIX века средний уровень потребления был еще достаточно высоким – более 24 пудов на душу населения. Однако существовали значительные порайонные различия, если на Черноземье чистый душевой сбор превышал 34 пуда, то в перенаселенном Центральном районе он составлял только 17 пудов. Хотя за полвека посевы возросли, но урожайность упала, и рост населения привел к падению чистого сбора в среднем по 36 губерниям до 18,9 пуда. График на рисунке 4.3 в целом подобен графику классического демографического цикла, однако надо учесть, что перед нами лишь фрагмент более широкой картины, что рост населения происходил на протяжении всего XVIII века, а падение потребления – по крайней мере с 1760-х годов – так что этот график можно рассматривать как продолжение графика на рисунке 3.5.
914
Ковальченко И. Д. Динамика уровня… С. 73–74.