История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
Шрифт:
Рассматривая освещение вопроса о происхождении русской интеллигенции в западной историографии, М. Д. Карпачев отмечает, что «в соответствии с духом теории „вестернизации“ (другое ее название – „теория модернизации“) большинство авторов признает ее искусственным социальным организмом, возникшим в результате действия внешних… факторов». [1362] Фон Лауэ отмечал, что в контексте «теории вестернизации» интеллигенция была «типичным побочным продуктом излияния западноевропейской цивилизации в Россию, это была группа, не имеющая аналогов на Западе, но достаточно обычная среди слаборазвитых стран… Ее миссия состояла в том, чтобы передать культурные стимулы с Запада, и привязать их, по возможности, к местным условиям. В ее составе можно было найти всех образованных русских независимо от их социального происхождения, потому что образование само по себе подразумевало вестернизацию». [1363] Такое понимание очень близко реальному самоощущению интеллигентов начала XX века. Интеллигенция «есть прорубленное Петром окно в Европу, через которое входит к нам западный воздух», – писал С. Н. Булгаков в сборнике «Вехи». [1364]
1362
Карпачев
1363
Laue Тh., von. Why Lenin… Р. 70.
1364
Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 29.
Как отмечает Дж. Фишер, слабость буржуазных средних классов привела к тому, что в России роль главной «прогрессивной силы» играла не буржуазия (как было на Западе), а интеллигенция (как в развивающихся странах). При этом русская интеллигенция была политически независимой и более активной, чем на Западе; она встала во главе народных масс, привлекая их лозунгами политического и социального равенства. [1365]
В контексте демографически-структурной теории интеллигенцию можно рассматривать как новую элитную группу, положение которой обуславливало не владение собственностью, а тем, что она являлась носительницей необходимых обществу знаний. Интеллигенция росла вместе с распространением образования, и ее рост находил свое выражение в росте числа учащихся и студентов. За 1860–1880 годы число учащихся средних школ увеличилось более чем в 4 раза, с 17,8 до 69,2 тыс.; число студентов высших учебных заведений возросло с 4,1 до 14,1 тыс. Появились технические школы и вузы – непосредственное проявление технической революции. В реальных училищах в 1880 году было 13,2 тыс. учащихся, в технических вузах – 6,1 тыс. [1366] В классических вузах также давалось образование западного образца, и формирующаяся русская интеллигенция изначально воспитывалась в сознании интеллектуального, технического, экономического и социального превосходства Запада. По самому своему происхождению интеллигенция была «западнической», она была пропитана западной культурой, и ее политической программой была либеральная программа переустройства общества по западному образцу – сюда входили, в частности, политические свободы, парламент, свобода предпринимательства и вероисповедания. При этом естественно, что российская интеллигенция в значительной степени формировалась из тех народов империи, которые были более близки западной культуре, чем православные великороссы. В 1886 году среди студентов российских университетов было 15 % евреев, квота поляков составляла 20 %, и, кроме того, было много немцев и финнов. [1367]
1365
Fisher G. Russian Liberalism. From Gentry to Intelligentsia. Cambridge (Mass.), 1958. P. IX, 48–49, 120–125.
1366
Лейкина-Свирская В. Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX века. М., 1971. С. 51–57.
1367
Кожинов В. Черносотенцы и революция. М., 1998. С. 86.
«Россия находится на уверенном, устойчивом пути прогресса и реформы, – писала в марте 1865 году газета „Нью-Йорк таймс“. – С новыми провинциальными учреждениями и распространением средних школ и газет… она скоро обучит массу интеллектуальных и организованных граждан, которые будут полностью способны к управлению». [1368] Считалось само собой разумеющимся, что «интеллектуальные граждане», получившие западное образование, должны стоять у руля управления обществом и переделывать его в соответствии с европейскими стандартами. Такое «общественное мнение» выражало не только стремление к модернизации, но и претензии интеллигенции на обладание властью. Для интеллигенции борьба за модернизацию была вместе с тем борьбой за свои групповые интересы. [1369] Однако реальность была такова, что власти не прислушивались к интеллигенции. Овладев западными знаниями, интеллигенты чувствовали свое превосходство над окружающими, что вступало в противоречие с их реальным, не слишком высоким положением и с отсутствием возможности влиять на власть. «Как обычно бывает с интеллектуалами в обществах, запоздавших с модернизацией, – писал С. Блэк, – они разрывались между европейскими стандартами, принятыми ими за образец, и действительностью, которую они видели вокруг себя». [1370]
1368
Цит. по: Black C. E. The Modernization of Russian Society… P. 665.
1369
Chirousky N. An Introduction to Russian History. New York, 1967. P. 150; Treadgold D. Lenin and His Rivals. The Struggle for Russia ’s future. 1898–1906. New York, 1965. P. 5.
1370
Black C. E. The Modernization of Russian Society… P. 673.
Это противоречие побуждало интеллигенцию к активным попыткам переделать действительность, искать союзников, пропагандировать свои взгляды через прессу и возбуждать другие недовольные социальные группы, чтобы, воспользовавшись их помощью, добиться своей цели. Интеллигенция выступала в роли проводника идей модернизации и инициатора борьбы за модернизацию – и хотя она была еще малочисленна, за ней стояло мощное диффузионное воздействие западной культуры, ей придавали силы технические и военные достижения Запада. Роль интеллигенции – это была роль одного из каналов, через который проявлял свое действие могущественный фактор диффузии.
В соответствии с теорией «революции извне» или «революции вестернизации» модернизация (или вестернизация) была основным содержанием происходивших в России и во всем мире революционных процессов. В контексте этой теории интеллигенция была носителем революционных идей и «революционным классом». «Русское революционное движение, а потом и сама революция развивалась по своему пути главным образом благодаря энергии и стремлениям интеллигенции… – писал М. Малиа. – Русское революционное движение в своих различных фазах не было ни буржуазным, ни пролетарским, а было, по сути дела, интеллигентской революцией». [1371]
1371
Malia M. Alexander Herzen and the Birth of Russian Socialism. Harvard, 1961. P. 5.
Основным способом распространения «западнических» идей были публикации в прессе. Журналисты и литераторы симпатизировали этим идеям уже в силу своего образования, которое подразумевало знакомство с европейской культурой. Большинство российских газет пореформенного периода придерживалось либеральной ориентации – постольку, поскольку это позволяли цензурные условия. [1372] «Пресса стала неоспоримой силой, – писал в 1862 году министр внутренних дел П. А. Валуев. – Это факт не исключительный, а общий, который вытекает из универсальных форм цивилизации. Наша пресса вся целиком в оппозиции правительству». [1373]
1372
Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 338.
1373
Валуев А. П. О внутреннем состоянии России // Исторический архив. 1958. № 1. С. 142.
Пропаганда содействовала привлечению союзников, и первым союзником интеллигенции стала та часть дворянской аристократии, которая после реформы 1861 года перешла в оппозицию и взяла на вооружение лозунги английского аристократического либерализма. Другим, более радикально настроенным союзником, стало разоряющееся мелкое дворянство.
Формирование интеллигенции протекало в условиях кризиса, который охватил русское дворянство после реформы 1861 года. Падение доходов дворянства означало для этого сословия сокращение экологической ниши и, в соответствии с демографически-структурной теорией, было равносильно Сжатию внутри дворянского сословия.
Реакцией дворянства на это Сжатие (помимо растущего недовольства) был поиск новых источников доходов. Многие оставшиеся без средств существования мелкие дворяне пытались поправить свои дела, устроившись на государственную службу. Если прежде потомственные дворяне пренебрегали должностями низших чиновников, то теперь началась конкуренция за эти должности. Среднее образование давало значительные преимущества при поступлении на службу; лица, закончившие университет, могли сразу же претендовать на места до X класса. Дворянская молодежь – не только русская, но в значительной степени польская мелкая шляхта – устремилась в гимназии, училища и университеты. [1374] Около половины учащихся, как в средних школах, так и в вузах, составляли дети дворян и чиновников. В основном это были выходцы из низших слоев дворянства: для детей аристократии существовали особые привилегированные училища (Пажеский корпус, Александровский лицей и др.). Профессор Петербургского университета А. Н. Бекетов в 1870-х годах отмечал «всеобщую бедность студентов». В. Г. Короленко, учившийся в эти годы в Технологическом институте, описывал голодное истощение студентов, которые так привыкли к своей 14-копеечной колбасе и черному полуторакопеечному хлебу, что их желудок уже не мог принимать другой пищи. [1375]
1374
Корелин А. П. Указ соч. М., 1979. С. 96; Лейкина-Свирская В. Р. Указ соч. С. 51–57.
1375
Цит. по: Лейкина-Свирская В. Р. Указ соч. С. 27, 28.
Таким образом, разорившееся мелкое дворянство становилось одним из главных источников формирования интеллигенции. Но наплыв разоренных дворян привел к «переизбытку кадров». В то время как численность учащихся возросла в 4 раза, число чиновничьих мест (включая неклассные) увеличилось в 1857–1880 годах лишь на 8 %, с 119 до 129 тыс. Если даже добавить к этому 52 тыс. мест в земствах, [1376] то очевидно, что канцелярии были неспособны вместить резко возросший поток претендентов. Студентам 1870-х годов, указывал Ю. Бергман, нередко приходилось страдать от безработицы. При слабости промышленного развития ни канцелярии, ни земства не могли обеспечить занятость многим выпускникам из мелких дворян, чьи семьи испытывали трудности в связи с отменой крепостного права, поэтому революционная деятельность становилась для них все более привлекательной. [1377]
1376
Миронов Б. Н. Социальная история… Т. II. С. 202. Табл. x. 1.
1377
Bergman J. Vera Zasulich: A Biography. Stanford, 1983. P. 11.
Необходимо отметить, что правительство понимало опасность складывающейся ситуации. «Лица, вышедшие из школы… должны найти место в обществе, – признавал П. А. Валуев в докладной записке 1866 года. – У нас, где почти каждый смотрит на государственную службу как последствие и цель образования, это условие неисполнимо. Таким образом, возрастает… тот интеллигентный пролетариат, который всегда готов действовать против всякого правительства». [1378]
В итоге, как и предсказывает теория, в России сложилась обстановка жесткой конкуренции за доходные должности, которая фрагментировала элиту и отбрасывала тех, кто не смог получить должность, в ряды оппозиции. Интеллигенция была такой оппозиционной фракцией элиты, формировавшейся частью из мелкого дворянства, частью из разночинцев, сумевших повысить свой социальный статус получением образования.
1378
Валуев А. П. О политических настроениях различных групп общества и средствах укрепления правительственной власти // Исторический архив. 1958. № 1. С. 152.