История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I

Зубов Андрей Борисович

Временный комитет Государственной Думы по согласованию с Петросоветом создал Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. Император подписал указ о назначении князя Львова Председателем Совета министров и командира 25-го корпуса генерала Лавра Корнилова – убежденного республиканца – командующим Петроградским округом. Правительство сразу заявило о неотправке на фронт частей, участвовавших в революции. Для обретения полноты власти Совету не хватало теперь только одного – отречения Императора. И Петросовет потребовал отречения. Родзянко в 3.30 утра 2 марта послушно передал это требование в Псков: «Династический вопрос поставлен ребром… Ненависть к династии дошла до крайних пределов, но весь народ, с кем бы я ни говорил, выходя к толпам и войскам, решил твёрдо – войну довести до победного конца и в руки немцев не даваться… Везде войска становятся на сторону Думы и народа и грозные требования отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становятся определенным требованием».

Генерал Алексеев послал циркулярную телеграмму главнокомандующим фронтами и флотами Империи, в которой спрашивал их мнения

о предложении Родзянко, чтобы Государь Николай II отрекся от престола. Большинство командующих поддержали это предложение, некоторые с руганью в адрес заговорщиков (генерал Сахаров), иные, как адмирал Колчак, не ответили вовсе – ни да, ни нет. Великий князь Николай Николаевич написал, что он на коленях молит Государя об отречении. Только два высших военных начальника – командир гвардейского конного корпуса генерал от кавалерии хан Гусейн Нахичеванский и командир 3-го кавалерийского корпуса полный георгиевский кавалер генерал граф Келлер, узнав о происходившем в Ставке, выразили резкий протест и предложили себя и вверенные их командованию части для подавления мятежа, но генерал Алексеев скрыл от Императора их телеграммы. Примечательно, что два этих воинских начальника, выразившие готовность прийти на помощь православному Государю в последнюю минуту Империи и убитые, кстати, в 1918 г. революционерами, оба были неправославными – мусульманином и лютеранином. Было, конечно, немало генералов, офицеров и солдат, и целые воинские части, которые бы встали на защиту Царя. Но их никто об этом не попросил в тот драматический день, никто не призвал.

Свидетельство очевидца

Служивший в корпусе графа Федора Артуровича Келлера Андрей Григорьевич Шкуро вспоминал: «Я получил депешу, – сказал граф Келлер, – об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): «3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя». «Ура, ура! – закричали драгуны, казаки, гусары. – Поддержим все, не дадим в обиду Императора». Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку пленного, как нам казалось, Государя. Вскоре пришел телеграфный ответ за подписью генерала Щербачева – графу Келлеру предписывалось сдать корпус под угрозой объявления бунтовщиком. Келлер сдал корпус Крымову и уехал из армии». – А. Г. Шкуро. Записки белого партизана. – М., 2004 – С. 541.

И вот во Пскове, в ночь со второго на третье марта, в салон-вагоне императорского поезда Государь Николай Александрович «признал за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть».

Документ

«Ставка

Начальнику штаба

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями законодательных учреждений на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.

Николай г. Псков 2-го марта, 15 час. 1917 г. Министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс»

Он мог бы сопротивляться. Отдать приказ о смещении Рузского с поста командующего фронтом, так как знал о его связях с заговором Родзянко, мог бы назначить на его место верного ему начальника штаба фронта генерала Юрия Данилова, не сдержавшего слез при отречении Государя. Мог бы дать манифест об амнистии участникам февральских событий и тем умерить их страх перед наказанием. Он мог бы сделать многое. Мог бы, но не сделал ничего.

Свидетельство очевидца

В дневнике Николай Александрович в эти дни записывал: «2-го марта. Четверг.

Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам положение в Петрограде

таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.

Кругом измена, и трусость, и обман!

3-го марта. Пятница.

Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилёв».

3 марта начальник штаба Ставки понял, что произошло. Обращаясь к командующим фронтами, генерал Алексеев сказал: «Никогда себе не прощу, что, поверив в искренность некоторых людей, послушал их и послал телеграмму командующим фронтами по вопросу об отречении Государя от престола». Но было уже поздно.

Мнения историков

«Февральскую революцию от других революционных переворотов отличало множество особенностей. Но самой поразительной чертой была скорость, с которой рухнуло Российское государство. Так, словно величайшая в мире империя, занимавшая одну шестую часть суши, была каким-то искусственным сооружением, не имеющим органического единства, а вроде бы стянутым веревками, концы которых держал монарх в своей руке. И когда монарх ушел, скрепы сломались и всё сооружение рассыпалось в прах… Русский народ, избавившись от царизма, на который навешивал вину за все свои невзгоды, застыл в оцепенении на пороге новообретенной свободы. Совсем как та дама из рассказа Бальзака, которая так долго хворала, что когда наконец излечилась, решила, что ее поразил новый недуг». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 1. С. 445–446.

«Едва ли правомерно утверждать, что революция была абсолютно неизбежной. России предстояло решить много трудных и запутанных задач, но возможность их мирного решения отнюдь не исключалась. Война сделала революцию вероятной, но лишь человеческая глупость сделала ее неизбежной». – M. M. Karpovich. Imperial Russia. 1801–1917. N.Y., 1932. P. 94–95.

«Мысль о неизбежности революции в России основана на предрассудке, на вере в железные законы исторического развития, якобы определяющие жизнь народов. Чтобы доказать неизбежность события, порой ссылаются на то, что оно предсказывалось. Это, говоря словами английского историософа А. Тойнби, дешевая мудрость в пустой след, поскольку те предсказания, которые сбылись, почитаются пророчествами, а множество тех, что не состоялись, попросту забываются». – С. Г. Пушкарев. Россия 1801–1917. Власть и общество. М., 2001. С. 614.

«Нет больших оснований обвинять русских дипломатов в том, что они не подготовили свою страну к кризису. Франко-Русский союз спас и Россию, и Францию в 1914 г. Россия вступила в войну с обоснованной надеждой на победу. Её армии с честью исполняли свой долг. При лучшем руководстве страной результат мог быть совсем иным. И в военном и в политическом отношениях именно Николай II ископал для России могилу». – H. Seton-Watson. The Decline of Imperial Russia. N.Y., 1952. – P. 379.

«Империя рассыпалась как карточный домик, подточенная нерешительной политикой самодержца и безумным поведением его супруги. В феврале 1917 г. власть в стране фактически принадлежала ставленникам Распутина. Неспособные к управлению, они позволили беспорядкам в столице, вызванным временной нехваткой продовольствия, перерасти в революцию, уничтожившую режим». – Н. Зёрнов. Русское религиозное возрождение ХХ века. Париж, 1991. – С. 204.

«По мере того, как я прослеживал течение революции по историям, поведанным мне пережившими эту революцию людьми, она упорно казалась мне скорее падением старого порядка, чем его свержением – подобно тому, как позднее коммунистический режим пал скорее от собственного банкротства и истощения, нежели от того, что пытался причинить ему Запад». – С. А. Шмеман. Эхо родной земли. – С. 204.

Литература

Февральская 1917 Революция. Сборник документов. М., 1996.

Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. М., 1990.

1.4.15. Отречение 2 марта 1917 г. и его правовые и политические последствия

Нередко исторические события, которые представляются современникам чем-то второстепенным, малозначащим, «техническим», по прошествии времени оказываются центральными и определяющими. К таковым, безусловно, относится процедура отречения от престола последнего русского Императора.

Сегодня историкам хорошо известно, что силы, оппозиционные Николаю II, готовили государственный переворот, начиная с 1915 г. Это были и лидеры различных политических партий, представленных в Думе, и крупные военные, и верхушка буржуазии, и даже некоторые члены императорской фамилии. Предполагалось, что после отречения Николая II на престол взойдет его несовершеннолетний сын Алексей, а регентом станет младший брат царя – Михаил. В ходе Февральской революции этот замысел начал осуществляться. Более того, сам Николай II, кажется, был готов к такому развитию событий. Он говорил: «Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину».