История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Посол не ведал, что 14 января у Николая II нашлось время принять в Царском Селе двух калмыков – офицера Уланова и ламу Ульянова, которые отправлялись в Тибет. Не сообщая ничего министру иностранных дел, Государь велел отъезжающим «разжечь тибетцев против англичан».
В России в высших сферах были как сторонники, так и противники возможной войны с Японией. В конечном счете выбор курса России зависел от Императора. Николай II полагал, что Россия не должна начинать войну первой, но на серьезные уступки Японии не соглашался и войны, как таковой, не опасался. В победе он был более чем уверен. Лучше него разбиравшийся в состоянии отечественной экономики С. Ю. Витте и прекрасно понимавший всю опасность англо-японского союза граф Ламздорф думали иначе, но к январю 1904 г. к их мнению уже не прислушивались в Царском Селе. На запрос Курино ответ так и не был дан
Литература:
В. Н. Ламздорф. Дневник. 1894–1896. М., 1991.
Д. Схиммельненник Ван дер Ойе. Навстречу восходящему солнцу. Как императорское мифотворчество привело Россию к войне с Японией. М.: Новое литературное обозрение, 2009.
1.1.12. Интеллигенция в России
В России, начиная с царствования Александра II, интеллигенция понималась двояко. С одной стороны, это было сословие образованных людей, вынужденных работать по найму (чиновники, учителя, профессура, врачи, инженеры, управляющие) или жить на продажу плодов своего интеллектуального труда (писатели, художники, артисты). С другой стороны, в России в XIX – начале XX в. интеллигентами считались только люди, служащие не себе, а идее, и при том идее вполне определенной – освобождению и просвещению «униженных и оскорбленных».
В отсутствие политических свобод и безграмотности подавляющего большинства русского народа интеллигенты присвоили себе право говорить от имени этого молчаливого большинства. При том правящий слой они объявили «эксплуататорами» народа, живущими за его счет, а себя – его бескорыстными защитниками. Тому, что думает сам народ и чего он действительно хочет, интеллигенты не придавали большого значения – народ тёмен и сам не ведает, что ему нужно. В «светлое будущее» без эксплуатации и нищеты народ должна, по мнению интеллигенции, ввести она. При этом взгляды такой радикальной интеллигенции причудливо соединяли принцип жертвенного общественного служения с наивной верой в материалистическую картину мира, с отрицанием религии, нравственных законов; фанатичную устремленность к свободе с убеждением, что человека можно и нужно переделать и необходимо разумно организовать жизнь каждого «на научной основе».
Свидетельство очевидца
«Безбожие было самой опасной болезнью не только моего поколения, но и тех, кто пришёл после меня. С этой заразой Церковь бороться не умела. Синод материализму противопоставлял меры не духовные, материалистические и потому бесплодные, накладывал на православие мертвящую казенную печать. Это уродовало церковную жизнь, отдаляло многих образованных людей от Церкви и от религии. Интеллигенция, благодаря своему религиозному невежеству, не понимала различия между божественной правдой вечной Церкви и недостатками и ошибками Церкви земной.
«Так же было и с патриотизмом. Это слово произносилось не иначе, как с улыбочкой. Прослыть патриотом было просто смешно. И очень невыгодно. Патриотизм считался монополией монархистов, а всё, что было близко самодержавию, полагалось отвергать, поносить. В пёстрой толпе интеллигентов было большое разнообразие мнений, о многом думали по-разному, но на одном сходились: „Долой самодержавие!“ Это был общий лозунг. Его передавали друг другу, как пароль…» – вспоминала через много лет в эмиграции Ариадна Тыркова-Вильямс, которая в конце XIX в. была молодой либеральной журналисткой, а вскоре стала членом ЦК КДП. – На путях к свободе. М., 2007. – С. 69–70.
Образованный чиновник, верующий профессор или предприниматель с университетскими дипломами не включались этим интеллигентским сообществом в свой состав, так как первый обслуживал эксплуататоров, второй верил в Бога, а третий работал не для народа, а для собственного кармана. Радикальная интеллигенция начала в 1874 г. «хождения в народ» для его политического просвещения, а когда убедилась, что народ ее отторгает и надеется на доброго царя – перешла к террору. В конце 1879 г. радикальные интеллигенты создали первую террористическую организацию в России, с характерным названием «Народная воля». Они были уверены, что выражают волю народа существенно лучше, чем сам «забитый» народ. Первым действием «Народной воли» стало убийство Императора-Освободителя Александра II 1 марта 1881 г. И хотя террористов были считаные десятки, их действия одобрялись большинством интеллигенции, а как раз простым народом, в большинстве своем, решительно отвергались.
Умные интеллектуалы, независимо от своих политических воззрений и отношения к религии, резко осуждали эту «интеллигентскую касту». «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю, даже когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр» (Письмо А. П. Чехова Алексею Суворину). И действительно, проявления интеллигентского сознания порождали порой чудовищные явления террора, одобрения террора, насилия над свободой личности и религиозные кощунства. Но при этом сам радикализм российской интеллигенции вполне понятен.
Активный, или, чаще, пассивный радикализм русской интеллигенции объясняется тем, что при действительно глубокой несправедливости в распределении благ и свобод в русском обществе думающее сословие было лишено, в силу абсолютистского режима, какой-либо возможности изменить существующий порядок мирным и законным путем. Интеллигентным людям приходилось или, подавляя свою совесть, соглашаться на несправедливость, царящую в обществе, и даже пользоваться этой несправедливостью в своих корыстных интересах (перед образованным и талантливым человеком открывались в России большие карьерные возможности), или противостоять существовавшему порядку и бороться с ним. Поэтому в той части русского образованного слоя, который не пошел на службу государству или в частные компании (или не смог пойти), укреплялись радикальные революционные настроения – чтобы изменить что-то, надо разрушить всё. Крайние радикалы-террористы и революционеры-заговорщики отличались от респектабельных либеральных деятелей не отношением к существующему порядку, а только методом, избранным для его разрушения «до основания».
Отказавшись сделать образованное сословие свободным соучастником государственных преобразований в рамках законосовещательных или законодательных учреждений, ограничив его деятельность местным самоуправлением, к тому же и очень куцым после принятия закона 1890 г., самодержавная власть сделала значительную часть общества, притом самую активную и неплохо образованную, заклятым врагом не только себя, но и всего государственного порядка, в том числе и государственной Церкви и самой Российской Империи.
Радикальные взгляды разделяло большое число студентов и значительная часть их профессоров. Им сочувствовали многие люди свободных профессий. А их число в России конца XIX в. быстро росло. По переписи 1896–1897 гг. число лиц профессионально занимающихся умственным трудом, составило 726 тыс. человек. Из них 13 % работали в сфере материального производства (инженеры, технологи, конторщики, агрономы), 36 % – в области науки, просвещения, здравоохранения, культуры и около половины были заняты на государственной службе и в органах общественного самоуправления. В общей массе самодеятельного населения они составляли всего около 2,7 %, но именно эта численно небольшая группа и являлась общественным мнением и общественным деятелем самодержавной России.
В Москве важную объединяющую роль для различных кругов гуманитарной интеллигенции играло «Юридическое общество» (ЮО), созданное еще в годы царствования Александра II для «содействия распространению юридических понятий и начал в публике». В 1880 г. Общество возглавил 30-летний профессор права Муромцев, который оставался его руководителем вплоть до запрещения ЮО в 1899 г.
Историческая справка
Сергей Андреевич Муромцев родился 23 сентября 1850 г. в Петербурге в семье гвардейского офицера. После окончания 3-й Московской гимназии с золотой медалью поступил на юридический факультет Московского университета. По окончании университета за отличные успехи в науках утвержден в степени «кандидата права» и оставлен при факультете для приготовления к профессорскому званию. Магистерская диссертация «О консерватизме римской юриспруденции» позволила ему стать доцентом, а следующая диссертация «Очерки общей теории гражданского права» дала Муромцеву степень доктора гражданского права и звание профессора Московского университета. Однако вскоре он был уволен от должности за «политическую неблагонадежность» (снова утвержден профессором Московского университета лишь в 1906 г.)