История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
До подавления революции крестьянство выжидало, мало выходило из общины. Но уже в 1908 г. вышло в 10 раз больше, чем в 1907-м. В 1909 г. вышло еще больше. С 1910 г. количество выходов стало снижаться. Всего до 1917 г. из общины успела выйти почти треть крестьян-домохозяев, возникло не менее 1 миллиона 300 тысяч отрубов и приблизительно двести тысяч хуторов с 22 % общинной земли. В связи с войной и нехваткой землемеров остались неудовлетворенными более 3 миллионов 500 тысяч ходатайств о выходе. С 1907 по 1915 г. почти половина крестьян-домохозяев подала заявки на те или иные землеустроительные мероприятия (6 174 500). Далеко не все из них хватило времени удовлетворить.
Отруба успешно создавались на юге и юго-востоке: на Северном Кавказе, в степном Заволжье и Севером Причерноморье; хутора – на северо-западе: в Белоруссии
Далеко не всюду крестьяне спешили выходить на отруба и особенно на хутора. И не только в силу своего консерватизма. В центральночерноземных губерниях сохранению общин способствовало малоземелье, в нечерноземных центральных губерниях местные и отходные промыслы, обеспечивавшие крестьян лучше, чем труд на малоплодородной земле. Многое здесь зависело от успеха переселенческой политики. Чересполосица, как оказалось, не только мешала формированию чувства хозяина, но и помогала выжить, поскольку полосками наделяли и на высоком месте, и в низине. Если же отруб оказывался на высоком месте, то его хозяин разорялся в засушливый год; если в низине – разорение наступало в дождливый. Для выживания требовался большой отруб на разных уровнях или проведение широких мелиоративных работ, но далеко не везде хватало земли, средств и умения.
Из общины выходили не только зажиточные и средние крестьяне. Выходили и бывшие крестьяне, осевшие в городах, и вдовы, одинокие старики и горькие пьяницы, которым при очередном общинном переделе грозила утрата или урезывание надела. Они выходили, чтобы продать землю (и подчас пропить). И, наконец, не все вышедшие оказались способны брать ответственность на себя. Наделы несостоявшихся частников покупались и знакомыми односельчанами; в результате появились общинники, которые одновременно имели землю в частной собственности. Иногда землю покупала, законно возвращала себе община. Перераспределилось около половины земли, закрепленной в частную собственность.
Реформа создала различные формы крестьянского землевладения, которые конкурировали между собой. Даже в общине менялось и развивалось землепользование. Они или сдавали позиции, или приспосабливались к происходящему и подчас хозяйствовали эффективнее, постепенно трансформируясь в кооперативные объединения (см. 1.3.6).
Традиционные хозяйства помещиков не выдерживали возросшей конкуренции со свободным крестьянским предпринимательством. К началу Первой Мировой войны крестьяне купили более половины помещичьей земли и свыше половины оставшейся у помещиков посевной земли арендовалось крестьянами. Земля законно переходила в трудовые руки средних и зажиточных крестьян. Расчеты экономистов показывали, что помещичьи земли естественным образом перейдут крестьянам, особенно хуторянам не позднее конца 1920-х гг. Но сохранялись успешно работающие на рынок и экспорт помещичьи хозяйства, ставшие сельскохозяйственными капиталистическими производствами.
За годы аграрной реформы быстро возрастала механизация сельского хозяйства. В 1900 г. на покупку сельскохозяйственных машин и орудий было затрачено 28 млн. рублей. В 1913—109 млн. рублей, в том числе ввезено из-за границы на 49 млн. рублей, остальные были произведены в России. В 1912 г. на полях России было использовано 573 тыс. тонн искусственных удобрений. В результате средняя урожайность зерновых полей выросла в России между 1900 и 1914 г. на 25 %. Посевные площади с начала века до 1914 г. выросли на 14 %, в том числе на Северном Кавказе – на 47 %, в Сибири – на 71 %. За время реформы сбыт минеральных удобрений увеличился в 7 раз, сельскохозяйственных машин – в 5,5 раза. С 1908 по 1912 г. производство ячменя возросло на 62 %, кукурузы – на 45 %, пшеницы – на 37,5 %. Даже в неурожайные 1908 и 1912 гг. страна производила 11,5 % мирового экспорта пшеницы, а в урожайные 1909–1910 гг. – 40 % мирового экспорта. Сбор зерновых стал увеличиваться с 1906 г. не на 300 тысяч тонн в год, как до того, а на 1500 тысяч тонн и достиг к 1913 г. рекордной цифры – 88 500 тысяч тонн. Сбор зерновых в 1913 г. был на 30 % выше, чем в США.
Россия прочно удерживала первое место в мире по производству пшеницы, ячменя, ржи и овса. Второе (после Германии) – по производству картофеля. На втором месте в мире (после США) была Россия по поголовью крупного рогатого скота, лошадей, коз и овец и к 1914 г. начала обгонять по этим показателям и США. На четвертом месте – после США, Германии и Австрии – по поголовью свиней. Россия входила в «сельскохозяйственную революцию», которая бы мирно преобразила всю ее жизнь и превратила нищего и неграмотного мужика в зажиточного, образованного свободного земледельца. В этом и состояла цель реформы Столыпина, и поразительно, с какой быстротой начала развиваться с 1906 г. до того сонная русская деревня.
Мнение очевидца
А. Тыркова-Вильямс, дочь помещика села Вергежа Новгородской губернии, писала о начале 1910-х гг.: «Рост ощущался на каждом шагу, даже в нашем небольшом деревенском углу. Мужики становились зажиточнее, были лучше обуты и одеты. Пища у них стала разнообразнее, прихотливее. В деревенских лавках появились такие невиданные раньше вещи, как компот из сушеных фруктов… прежде о такой роскоши в деревне не помышляли, как не воображали, что пшеничные пироги можно печь не только в престольный праздник, но каждое воскресенье. А теперь пекли, да еще с вареньем, купленным в той же деревенской лавке… Увеличилось производство молока и масла. Жизнь действительно становилась обильнее, легче… Деревенская молодежь стала грамотной… Стали появляться деревенские интеллигенты из крестьян. Одни из них отрывались от земли, уходили в города, другие возвращались после школы в деревню и там, в родной обстановке, становились местными общественными деятелями, искали способы улучшить крестьянскую жизнь». – На путях к свободе. – С. 380–381.
Правда, быстрота развития не означала, что многовековая отсталость русской деревни может быть преодолена за несколько лет. Массив старой, привычной нищеты был очень велик. Модернизация русского сельского уклада требовала не только умения и решимости, но и терпения, известной осторожности. Ведь преобразовывались не только экономические обстоятельства жизни, но и уклад, и сами души людей, их привычки, их отношения друг с другом. Всё это ещё только-только стало затрагиваться реформами.
Со слов очевидцев
Сергей Шмеман, потомок Осоргиных, помещиков Калужской губернии, об имениях которых он пишет в 1980-е гг.:
«Накануне революции, несмотря на все изменения, происходившие в сельском мiре, его население оставалось некультурным и отсталым. Большинство крестьян было неграмотно. Только половина хозяйств имела железные плуги, жатва все еще производилась серпами, молотьба – цепами. Всё ещё нормой была трехпольная система земледелия… которая в Западной Европе не использовалась со Средних веков. Средний сбор зерна с крестьянских земель был лишь немного выше, чем в английском поместье XIV в. … Жизнь в зловонной избе с земляным полом, наполненной густым черным дымом, где ютилась семья с десятью детьми – топили соломой, денег на какое-либо иное топливо, равно и на починку печи не было. Зимой телята и козы жили вместе с людьми, которым приходилось делиться с ними без того спертым воздухом. Дети часто умирали маленькими…» – Эхо родной земли. Двести лет одного русского села. М., 2003. – С. 206.
Урожайность на хуторах превосходила общинную на 14 %. Выстоявшие хуторяне развивались и богатели, их накопления в банках и сберегательных кассах составили в разгар войны 2 миллиарда золотых рублей – они имели задел на будущее. В шутку их называли тогда «столыпинскими помещиками». Но сохранявшаяся среди неудачников страсть к уравниловке оборачивалась завистью и злобой по отношению к самостоятельным, успешным, подлинным труженикам. Нередко завистливые общинники поджигали дома хуторян, травили посевы и губили скот. Доходило до самосудов, вмешательства полиции, которой в некоторых деревнях приходилось открывать огонь на поражение, чтобы защитить хуторян и землемеров от идущих на них с дрекольем общинников. Духовная атмосфера русской деревни эпохи аграрной реформы (см. 1.3.17), запечатленная в рассказах и повестях замечательно талантливого и наблюдательного очевидца – Ивана Бунина, была гнетущей и мало отрадной. Развитие хозяйства оказалось делом более простым и быстрым, чем преображение душ крестьян.