История российского терроризма
Шрифт:
В 1903 г. Азеф занимает место арестованного Гершуни. Теперь он — глава «Боевой организации». Если от департамента полиции Азеф получает 500 рублей в месяц, то поступления из партийной кассы воистину громадны. Азеф теперь обедает и ужинает в ресторанах, с шампанским; в роскошной шубе катается с танцовщицами... В донесениях охранке он ограничивается самыми общими фактами... Лишь иногда он сообщает о готовящихся покушениях на министра юстиции Акимова, полковника Римана...
Один из эсеров вспоминал:
«В глазах правящих сфер партии Азеф вырос в человека незаменимого, провиденциального, который один только и может осуществить
Азеф выдает полиции Савинкова, Слетова, Селюк. Но он же в числе организаторов убийства великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Трепова.
Сведения о том, что Азеф — секретный агент, просочились в эсеровскую партию. Случилось это, по всей видимости, из-за старого чиновника политической полиции Л. Меныцикова, которого Рачковский за дружбу с Зубатовым отправил в отставку.
И вот в купе поезда, отошедшего от кельнского вокзала, вошел В. Бурцев — редактор исторического журнала «Былое». В купе сидел бывший директор департамента полиции Лопухин.
— Позвольте мне,— обратился к нему Бурцев,— рассказать вам все, что я знаю об агенте-провокаторе, о его деятельности как среди революционеров, так и среди охранников. Я приведу доказательства его двойной роли... Я долго и упорно работал над его разоблачением и могу с уверенностью сказать: я с ним уже покончил. Он окончательно разоблачен мною...
Лопухин внимательно выслушал Бурцева. Дочь Лопухина на днях была похищена в Лондоне, и Бурцев предложил возвратить ее в обмен на имя агента. Лопухин назвал Азефа.
Бурцев написал обращение ко всем членам партии эсеров и разослал его. Решено было организовать революционный суд, но судить не Азефа, а Бурцева — за клевету.
«Надо принять меры и усмирить Бурцева, который направо и налево распространяет слух, что Азеф провокатор!» — восклицал член ЦК Натансон.
Но Бурцев убедил явиться в суд Лопухина. Тут уж крыть было нечем.
Азеф бросился к Герасимову: тот дал ему несколько паспортов, и провокатор скрылся. Бросив без средств семью, он отправился с любовницей путешествовать: Италия, Греция, Египет, Швеция... Часто меняли паспорта, опасались нежелательных встреч. Наконец, Азеф под видом немецкого купца осел в Берлине и занялся биржевой игрой. Значительную часть своих денег он держал в русских ценных бумагах и с началом войны 1914 г. и запрещением котировать эти документы на берлинской бирже потерял почти все. На остаток он открыл модную корсетную мастерскую. Сохранились его письменные указания выпускать корсеты малых размеров, ибо в войну из-за недостатка питания женщины будут худеть.
Туповатая немецкая полиция, толком не разобравшись, арестовала Азефа как анархиста. Ему грозил лагерь гражданских пленных. Азеф умолял, чтобы его не помещали в русский лагерь. В тюрьме он пробыл два с половиной года и был освобожден в 1917 г. на основании соглашения по обмену гражданскими пленными. У Азефа обострилась болезнь почек, и в апреле 1918 г. он умер. Его имя стало нарицательным в русской истории.
Лопухин же за разглашение служебной тайны особым присутствием сената был присужден к пяти годам каторги, замененной ссылкой в Сибирь. После четырех лет ссылки его в 1912 г. помиловали по царскому указу.
Максим
* * *
Замечательный деятель русского политического сыска Сергей Васильевич Зубатов разработал план по отрыву рабочих от революционной интеллигенции. Рабочее движение ширилось, и Зубатов попробовал направить его в надлежащее русло, сделав профессиональным. По мнению Зубатова, это должно быть легальное движение на базе экономической защиты рабочих. Вырисовывалась некая социальная монархия, когда царь надпартиен. Рабочие 'могут получить все через царя и его правительство.
Для организации профессиональных союзов требовались лидеры, яркие образованные люди из рабочих. Зубатов перехватывал их на пути к социал-демократам или эсерам и заражал своими идеями. Стали возникать легальные рабочие кружки, враждебные к марксизму. В них обсуждались различные проблемы, профессорами читались лекции...
В случае фабричных и заводских конфликтов охранное отделение приходило на помощь рабочим, улаживало их споры с хозяевами.
Кружки сплачивались в союзы. Петербург, Москва, Одесса, другие города... Зубатов прекрасно объяснился и с еврейскими рабочими. Многие из них отшатнулись от Бунда. Например, Маня Вильбушевич по инициативе Зубатова организовала в Минске «Еврейскую независимую рабочую партию» для борьбы с хозяевами при сохранении самодержавия. Эта партия немало попортила крови Бунду. После ее ликвидации в 1903 г. Вильбушевич уехала в Палестину, где стала одним из идеологов сионизма.
В Одессе легальную группу из бывших революционеров организовали Шаевич и Волин. Там по их инициативе началась забастовка на чугуннолитейном заводе, неожиданно распространившаяся по городу. Этим умело воспользовались социал-демократы, перехватив руководство забастовкой и вовлеча в нее сорок тысяч рабочих. Одесса оказалась без воды, хлеба и света. Плеве приказал навести порядок «хотя бы употреблением оружия». До оружия дело не дошло, но казачьих нагаек рабочие попробовали.
Во всем обвинили Зубатова. История с забастовкой дошла до царя, и Зубатову пришлось уйти в отставку. Выходя из кабинета Плеве, он так хлопнул дверью, что посыпались стекла. Государство потеряло талантливого незаурядного работника.
Зубатов жил тихо в маленьком домике в Замоскворечье. Сидя с семьей за обедом, он узнал, что царь отрекся, в России революция. Зубатов вышел в другую комнату и застрелился.
Он-то понимал, какой кошмар обрушился на Россию.
Но вернемся к кружкам и обществам, созданным Зубатовым. Во главе одного из них стал священник Георгий Гапон — впоследствии фигура заметная в русской истории.
Происходил он из полтавских украинцев. Окончил семинарию, духовную академию в Петербурге. Эмоциональный, с горящими глазами, всегда на подъеме, Гапон обладал даром слова и уже в академии обратил на себя внимание. Он разработал несколько проектов о реформе рабочих домов, о земледельческих исправительных колониях для детей и пр. Ему пообещали, что их рассмотрит сама императрица Александра Федоровна.