История Руси и русского Слова
Шрифт:
В. Я. Петрухин резко выступает против представления о том, что Хазарский каганат для Руси был «носителем „ига“, более страшного, чем татарское», явно имея в виду при этом мою опубликованную еще в 1988 году статью, в которой говорилось: «…хазарское иго было, без сомнения, более опасным для Руси, чем татаро-монгольское, – в частности, потому, что Русь представляла собой только еще складывающуюся народность, государственность и культуру»386. И ведь в самом деле: когда через четыре столетия после хазар на Русь пришли монголы, она была уже гораздо более зрелой национально-государственной реальностью, которую невозможно было столкнуть с ее собственного
Правда, и в IX-Х веках Русь, как доказывает исход противоборства с Хазарским каганатом, несла в себе громадную внутреннюю силу. Об этом свидетельствует не только конечное военное превосходство, но и тот факт, что Русь сумела «перетянуть» на свою сторону ряд «составных частей» Каганата, – например, многих хорезмийцев, внесших свой вклад в ее государственность и культуру. Так, договор Игоря с Византией в 944 году подписали, среди других знатных лиц, люди, носившие имена Сфанъдр, Фрастен, Фрутан, и, как утверждает специалист, это "явная передача иранских (то есть хорезмийских – В. К.) имен Исфендиар, Ростом, Феридун"387.
А среди героев русского богатырского эпоса – Михаил Козарин. Один из виднейших исследователей этого эпоса, В. Я. Пропп, писал, что былина о Козарине "принадлежит к числу наиболее архаических в русском эпосе… Родители Козарина глубоко ненавидят его… Ненависть эта настолько сильна, что родители хотят его погубить… Народ (сохранивший в памяти былину. – В. К.) не может объяснить себе причин этой ненависти. Самая обычная причина состоит в том, что… его злые люди испортили… Мы должны предполагать наличие… более древних и более веских причин… Его имя – «Козарин»… несомненно когда-то предполагало его хазарское происхождение"388. То есть этот герой ушел на Русь от своего «рода-племени» и стал одним из наиболее чтимых русских богатырей. В этом – одно из выражений «евразийской» природы Руси.
В то же время Русь, без сомнения, твердо противостояла тому, что автор «Истории хазар» М. И. Артамонов определил (слова его приводились) как «воинствующий хазарский иудаизм». И борьбу мечом продолжала позднее борьба Словом.
В свое время известный мыслитель Г. П. Федотов выразил глубокое удивление по поводу того, что в большинстве ранних творений русской письменности (XI – первая половина XII) присутствует противоиудаистская тема. Он писал, что у древнейших русских писателей "поражает то, что мы находим их поглощенными проблемой иудаизма. Они живут в противопоставлении Ветхого и Нового заветов, Закона и Благодати, Иудейской и Христианской Церквей. Это единственный предмет богословия, который подробно разбирается с никогда не ослабевающим вниманием…" В частности, Г. П. Федотова изумляло, что в творениях великого Кирилла Туровского множество «пространных выпадов против народа израильского. Ярко изображается жестоковыйность Израиля… это – не второстепенная, а главная тема большинства проповедей Кирилла. Подчеркивание этого приводит нас в замешательство, но мы помним о наличии той же склонности у Климента Смолятича. Это же мы увидим и у Илариона»389.
«Замешательство» Г. П. Федотова обусловлено прежде всего тем, что он не имел сколько-нибудь ясного представления о длительном и жестоком противоборстве Руси с иудаистским Хазарским каганатом, ибо он в 1925 году покинул Россию, а тщательное и глубокое изучение истории Каганата началось позднее. Основываясь на этом изучении, видный филолог Л. П. Якубинский (1892-1943) смог уже в начале 1940-х годов верно понять смысл созданного митрополитом Киевским Иларионом
В начале 1960-х годов выдающийся историк М. Н. Тихомиров писал, что в «образной системе» творения Илариона воплощено "противопоставление Хазарского царства Киевской Руси. Иссохшее озеро – это Хазарской царство, где господствовала иудейская религия; наводнившийся источник – Русская земля. Прежние хазарские земли должны принадлежать Киевской Руси; Иларион и называет киевского князя Владимира Святославича «каганом» – титулом хазарского князя, трижды повторяя этот титул. Владимир Святославич в «Слове о законе и Благодати» не просто князь Киевский, он также и хазарский каган391.
Наконец, в изданной уже в наше время книге известный филолог и историк культуры В. Н. Топоров, цитируя недоуменные давние суждения историка И. И. Малышевского (1828-1897) о творении Илариона («Чисто отвлеченными догматическими интересами никак нельзя объяснить полемики против иудейства, проникающей „Слово“ от начала до конца. Полемика здесь так свежа и жива…»), раскрывает причину этой «свежести»: "При допущении живых контактов с иудейством в Киеве X-XI вв. прежде всего возникает вопрос об источниках иудейского элемента… В настоящее время не приходится сомневаться в его хазарском происхождении… В настоящее время… после ряда исследований вырисовывается такая ситуация в Киеве… в первой половине Х века… которая характеризуется наличием в городе хазарской администрации и хазарского гарнизона!392
Чрезвычайно показательно, что с конца XII и до конца XV века (когда к власти рвалась «ересь жидовствующих»), – то есть на целых три столетия! – противоиудаистская тема, как уже говорилось, почти полностью исчезает из русской литературы. Это достаточно весомое доказательство связи сей темы с противостоянием Хазарскому каганату и, затем, его «остаткам» в Тмуторокани в IX-XI вв.
В заключение стоит сказать, что история этого противостояния вообще очень сложна и многозначна; в ней еще немало предстоит открыть и понять.
Глава 5. Размышления о правителях Руси, начиная с князя Кия
В предыдущей главе я стремился обрисовать ту историческую ситуацию, то «состояние мира», в огромных масштабах которого складывалась Русь, и в меньшей степени речь шла о самом движении истории в первые века Руси. А для полноценного познания этого движения поистине необходимо как можно более ясное представление о судьбах, деяниях и намерениях важнейших деятелей русского государства и Церкви, полководцев и наиболее выдающихся творцов национальной культуры.
Говоря об этом, я вовсе не имею в виду особенную и сложнейшую проблему роли личности в истории; речь идет совсем о другом, – о том, что только в воссоздании судеб, поведения, сознания исторических личностей возможно представить ход истории во всей его многосторонней цельности. Ведь этот ход в любых самых различных его проявлениях – от сдвигов в экономике до обретения новой религии – воплощается ни в чем ином, как в действиях людей, хотя это еще отнюдь не значит, что отдельные люди, личности действуют всецело сознательно и целенаправленно; в конце концов, они просто живут – притом совместно, в единстве с множеством своих современников.