История русского романа. Том 1
Шрифт:
В сюжете «Обыкновенной истории» нет второстепенных, побочных линий. Судьба всех эпизодических лиц интересует романиста лишь до тех пор, пока она связана с судьбой главного лица. Нам не известен роман
Наденьки и Новинского, от читателя скрыта жизнь Юлии или Лизы после разрыва их отношений с Александром. Главное для романиста — последовательное, почти однолинейное изображение истории утраты Александром его иллюзий.
Роман Гончарова характеризуется резко выраженной определенностью, которая с первого взгляда может показаться своеобразным «упрощением» сложности и многообразия жизни. Определенность эта торжествует и в типологии. Адуев — мечтатель сопоставлен с Адуевым- практиком. Каждый из этих героев верен себе в любой момент своего- существования. Совокупность этих моментов четко характеризует этапы духовного развития Александра Адуева. История крушения его иллюзий имеет в освещении романиста строго определенные фазы. От романтических грез и идиллического отношения к жизни Александр Адуев после первого романа с Наденькой движется к мрачному отчаянию и разочарованию, к болезненной мизантропии. После второго романа с Юлией героем овладевает жажда
Если Александр дан как характер, развивающийся в едином направлении, то Петр Адуев — характер уже сложившийся. [777]
Каждая из гончаровских женщин — также законченный и своеобразный психологический тип. В разнообразной галерее женских характеров встречается грубая и злая, но по — своему способная к нежным чувствам Аграфена; здесь же страстная, обаятельно — женственная Юлия; наивносентиментальная провинциалка Софья; величаво — спокойная, но внутренне страстная Лиза; Наденька с ее причудами и капризами, с ее еще не сложившейся душой, но уже жадной до житейских удовольствий; наконец, вполне сформировавшаяся Лизавета Александровна, проницательная, чуткая к жизни и к людям. Определенность («схематизм») гончаровского- романа получила выражение и в обрисовке отношений героев. Романист изображает три разных типа любви Александра Адуева (к Наденьке, Юлии и Лизе). В совокупности своей они дают законченный, полный круг чувствований Александра. Роль вздыхателя — романтика сменяется в жизни Александра ролью любовника, затем — соблазнителя, а завершается его сердечная жизнь браком по расчету. И эти стадии представляют интерес не только психологический, но и социальный, так как изображают процесс опустошения души молодого Адуева в результате его столкновения с действительностью, с господствующей моралью.
777
В оценке романа «Обыкновенная история» Писарев решительно разошелся с Белинским и Добролюбовым. Писарев считал, что Гончаров вывел в романе «две невозможные фигуры и уверил всех в том, что это действительно существующие люди…». Критик утверждал, что Петр Адуев «не верен с головы до ног», что романист скрывает от глаз читателя «влияние общества» на личность героев, что он занят «микроскопическим анализом» подробностей, а «крупные нелепости жизни» его не волнуют и не возмущают (Д. И. Писарев, Сочинения, т. 1, Гослитиздат… М… 1955, стр. 206, 205, 203).
В построении конфликта, в его развитии (суд дяди над племянником, затем суд Лизаветы Александровны над племянником и мужем) и завершении (Александр Адуев — почти карикатурная копия своего дяди) угадывается также строгая симметричность. Но не только общая структура романа, четкость его основных сюжетных линий и коллизий создают впечатление своего рода сознательного схематизма. Свое повествование Гончаров строит, опираясь па систему устоявшихся, опре-
делившихся и постоянно повторяющихся приемов. Гончарову присуща своя, оригинальная манера повествования. Он выделяет в поведении героя определенные опорные точки, которые проходят через весь роман и помогают автору раскрыть смысл изображаемого, а также свое отношение к нему. Так, уже в первой сцене встречи племянника и дяди автор с высоким комическим искусством «обыгрывает» порывы Александра обнять или поцеловать дядю. На протяжении всего романа Гончаров вновь и вновь возвращается к этим восторженным порывам Александра. Они многообразны по смыслу и формам проявления, не только рисуют востор женный темперамент Александра и сдержанный, сухой характер Петра Адуева, но говорят и о том, как менялись характер племянника, его отношения с дядей. Воспитанный в патриархально — сентиментальной обстановке помещичьей провинции, Александр «измерял» отношения людей семейственными связями, а симпатию, любовь между ними — поцелуями я объятиями. Петр Иваныч, напротив, ценил прежде всего деловые связи, испытывал влечение и симпатию к человеку лишь в том случае, когда последний делал карьеру и «фортуну». Только на этой основе старший Адуев признавал и семейные связи, даже гордился ими. На протяжении всего романа писатель изображает это сперва разное, а затем одинаковое отношение Петра и Александра Адуевых к объятиям и поцелуям. В эпилоге племянник сообщает о своих жизненных успехах:
«Александр! — гордо, торжественно прибавил он (Петр Иваныч, — Л. П.), — ты моя кровь, ты — Адуев! Так и быть, обними меня.
«И они обнялись.
«— Это в первый раз, дядюшка! — сказал Александр.
«— И в последний! — отвечал Петр Иваныч…» (I, 314).
Всё повествование у Гончарова насыщено подобными элементами. Уже в начале дядя предупреждает Александра: «Да! матушка просила снабжать тебя деньгами… Знаешь, что я тебе скажу: не проси у меня их: это всегда нарушает доброе согласие между порядочными людьми. Впрочем, не думай, чтоб я тебе отказывал: нет, если придется так, что другого средства не будет, так ты, нечего делать, обратись ко мне… Всё у дяди лучше взять, чем у чужого, по крайней мере без процентов» (42). И в дальнейшем Петр Адуев постоянно будет вести подобные речи в поворотные моменты судьбы племянника.
Предупреждая Александра о том, что глупая любовь к Наденьке отвлекает его от серьезного дела, что он утопает в «сладостной неге» и не думает о «презренной пользе», дядя вновь напоминает: «…но только как не станет у тебя „презренного металла“, у меня не проси — не дам».
«— Я, кажется, не часто беспокоил вас.
«— До сих пор, слава богу, нет, а может случиться, если бросишь дело…» (74; ср. 84, 98 и сл.).
Для дяди деньги были «пробным камнем» в отношениях людей. Для Александра же обращение за деньгами к Петру Иванычу означало подчинение ему, признание его правоты, отказ от своего взгляда на людей я жизнь. И Александр упорно не делает этого рокового для себя шага. Петра Иваныча это начинает раздражать, он инстинктивно чувствует, что за отказом Александра кроется его нежелание согласиться с дядюшкиной «философией жизни». Прощаясь с ним, Петр Иваныч предлагает:
«— Не надо ли денег на дорогу?
«— Нет, благодарю: мне станет.
«— Что эго, никогда не возьмет! это, наконец, бесит меня. Ну, с богом, с богом» (266; ср. 168).
Лишь в эпилоге щепетильность Александра, наконец, рассеялась. Теперь дядя с радостью предлагает деньги, а племянник с готовностью их принимает.
Через все дискуссии дяди и племянника проходит и еще один мотив — характерная реплика Петра Адуева: «Право, лучше бы тебе остаться там» (42), или: «В сотый раз скажу: напрасно приезжал» (53). При иервых успехах Александра дядя перестает упрекать его за приезд в Петербург: «…не стану говорить тебе, зачем ты приезжал. Не прошло месяца, а уж со всех сторон так на тебя и льется» (63). Но вот Александр влюбился в Наденьку, забросил службу и литературные дела. И Петр Иваныч снова ставит перед Александром вопрос о целях его приезда из деревни: «Эх, Александр, принесла тебя сюда нелегкая! стоило за этим ездить! Ты бы мог всё это проделать там…» (136). И позднее снова: «…стоило приезжать! осрамил род Адуевых!» (266). В эпилоге романа у дяди на устах уже нет этого упрека; наоборот, у него появилась гордость за племянника: «Да, Адуевы делают свое дело! Ты весь в меня… Я сказал бы тебе: продолжай идти во всем по моим следам…» (313).
Столь же содержательна полемика дяди с племянником по вопросам языка и стиля. Старший Адуев считает, что у племянника «дикая речь», советует ему говорить попроще. Цитатность речей Александра уже установлена исследователями и комментаторами. Речь его пестрит реминисценциями и заимствованиями из стихотворений Пушкина или воспроизводит романтическую фразеологию 30–40–х годов: «разумно — деятельная толпа» (41); «разве дружба и любовь — эти священные и высокие чувства, упавшие как будто ненарочно с неба в земную грязь» (42); «вещественные знаки… невещественных отношений» (45); «святые волнени», «прозябать без вдохновенья» (47); «струны моего сердца» (53); «…вы без милосердия вонзаете свой анатомический нож в самые тайные изгибы моего сердца» (73).
Проповедь дяди Александр воспринимает как призыв к «деревянной жизни», к прозябанию «без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви» (47). [778] Потерпев поражение у Наденьки, Александр возненавидел людей: «…о люди, люди! жалкий род, достойный слез и смеха!» (131). [779] В итоговой исповеди перед отъездом в деревню герой снова пользуется цитатой: «Я изведал всю пустоту и всю ничтожность жизни — и глубоко презираю ее. Kтo жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей» [780] (255).
778
Цитата из стихотворения Пушкина «Я помню чудное мгновенье».
779
Цитата из стихотворения Пушкина «Полководец».
780
Цитата из первой главы «Евгения Онегина» (строфа XLVI).
У Петра Адуева совсем другая лексика, и Александр ее не терпит. Поучая племянника хитростям в любви, старший Адуев говорит:
«— Ты, как я вижу, ничего не смыслишь в сердечных тайнах, оттого твои любовные дела и повести так плохи.
«— Любовные дела! — сказал Александр, качая с презрением головой» (137).
Характерны высмеянные Петром Иванычем романтические стихи Александра, [781] а также его письмо к Поспелову, к которому Петр Адуев делает иронические комментарии и затем диктует племяннику другое письмо, срывающее романтические покровы с реальных чувств и отношений. Почти при каждой встрече Адуев — дядя высмеивает речь племянника, советует ему забыть «священные да небесные чувства» (42), отказаться от «старого языка»: «… в твоих пяти словах всё есть, чего в жизни не бывает или не должно быть. С каким восторгом твоя тетка бросилась бы тебе на шею! В самом деле, тут и истинные друзья, тогда как есть просто друзья, и чаша, тогда как пьют из бокалов или стаканов, и объятия при разлуке, когда нет разлуки. Ох, Александр!» (84).
781
Гончаров приписывает Александру два собственных стихотворения: «Отколь порой тоска и горе», «Весны пора прекрасная минула» (56–58, 177).
Адуев — старший насмешливо повторяет на протяжении всего романа те «заветные» слова Александра, [782] в которых отразился он весь со своим сентиментально — восторженным характером и провинциальной патриархальностью. К их числу относится формула: «искренние, сердечные излияния» (206), которой молодой Адуев характеризовал сущность истинных человеческих отношений (см. 157–160, 220, 266). В эпилоге Петр Иваныч с усмешкой вспоминает эти когда-то любимые слова Александра («Бешеная ревность, порывы, небесное блаженство», «колоссальная страсть», «искренние излияния»; 310). Переродившийся племнник краснеет и за эти свои излюбленные формулы, и за выраженные в них чувства.
782
Слова эти романистом выделяются курсивом.