История русского шансона
Шрифт:
А вот фрагмент сочинения, посвященного казни астраханского губернатора:
«…Нам не дорога твоя золота казна, Нам не дорого цветно платье губернаторское, Нам не дороги диковинки заморские, Нам не дороги вещицы астраханские, Дорога нам буйная твоя головушка… …Как срубили с губернатора буйну голову, Они бросили головку в Волгу матушку-реку. И что сами молодцы насмеялися ему: Ты добре ли, губернатор, к нам строгой был. Ах, ты бил ли нас, губил, много в ссылку посылал, Ах, ты жен наших, детей на воротах расстрелял».Но Разину и его приближенным не нравилось, когда их воспринимали как преступников,
Советский лингвист В. П. Бирюков на страницах исследования «Урал в его живом слове» (1955) говорит:
Восстание под предводительством Степана Разина началось в 1667 году. Окончилось оно несколько позже казни вождя, совершенной в Москве 16 июня 1671 года.
На Урале нашли пристанище многие повстанцы, преследуемые царской властью. Бежавшие принесли с собой рассказы, а также многочисленные песни о восстании и его вожде, об его главных помощниках. Все это нашло самый сочувственный прием у местного населения.
Среди песен разинского цикла особенно популярна песня о «сынке» Разина. В лице этого «сынка» мы видим не кровного сына вождя, а тип последователя, единомышленника, соратника. Не затихнув с казнью Разина, восстание продолжалось некоторое время именно под руководством этих «сынков» в разных местах России.
«С. Разин и княжна», фрагмент картины Яковлева (1913)
Царские власти окрестили вообще всех повстанцев «ворами» и «разбойниками», приравняв их к уголовным преступникам. Такой же точки зрения придерживались и буржуазные историки русского устного творчества. Вследствие этого так называемые разбойничьи песни оказались сваленными в одну кучу вместе с тюремными песнями.
Ввиду всего этого целый ряд «разбойничьих» песен должен быть отнесен к циклу повстанческих, в том числе и песня об «усах».
Собиралися Усы на царев на кабак, А садилися молодцы во единый круг Большой Усище всем атаман, А Гришка-Мурышка, дворянский сын, Сам говорит, сам усом шевелит: «А братцы Усы, удалые молодцы! А и лето проходит, зима настает, А и надо чем Усам голову кормить, На полатях спать и нам сытым быть. Ах нуте-тка, Усы, за свои промыслы! А мечитеся по кузницам, Накуйте топоры с подбородышами, А накуйте ножей по три четверти, Да и сделайте бердыши и рогатины И готовьтесь все! Ах, знаю я крестьянина, богат добре, Живет на высокой горе, далеко в стороне, Хлеба он не пашет, да рожь продает, Он деньги берет да в кубышку кладет, Он пива не варит и соседей не поит, А прохожих-то людей ночевать не пущат, А прямые дороги не сказывает. Ах, надо-де к крестьянину умеючи идти: А по полю идти — не посвистывати, А и по бору идти — не покашливати, Ко двору его идти — не пошарковати. Ах, у крестьянина-то в доме борзые кобели И ограда крепка, избушка заперта, У крестьянина ворота крепко заперты…»Выводы о правоте «буржуазных историков» делайте сами. И напоследок песня, по преданию, сложенная самим Разиным в темнице и написанная им углем на стене:
Схороните меня, братцы, Между трех дорог, Меж московской, астраханской, Славной киевской; В головах моих поставьте Животворный крест, А в ногах моих положьте Саблю вострую. Кто пройдет или проедет — Остановится, Животворному кресту он Тут помолится, Моей сабли, моей вострой Испужается: Что лежит тут вор удалый, Добрый молодец, Стенька Разин, Тимофеев.Столетие спустя песни аналогичного содержания народ сочинит о Емельяне Пугачеве:
Нас пугали Пугачем — он кормил нас калачом. Государь нас бил с плеча — Пугач дал нам калача. Пугача было путались и ко церкви собирались: Мы иконам поклонялись и кресты мы целовали. Но пришел Емелюшка, его пришла неделюшка. Голытьба тут догадалась, к Емельяну собиралась; Позабыли про иконы, про кресты и про поклоны, — Все пельмени да блины, веселились туто мы, А попов всех на костры, и пузатых под бастрык. Емельян-то не дурак, а он просто был чудак: Сам во царской душегрейке, в серебряном кушаке И во красном колпаке на крыльцо он выходил И красотку подманил, к себе близко подзывал И сестрою называл: «Уж ты, сестрица моя, стань государева жена!» Емельяновы «холопы» понадели все салопы, А как барские девочки отдавали перстенечки — Перстенечки не простые, изумрудны, золотые. «Бери ножик, бери меч — и пошли на бранну сечь!» Тут ватага собралась: и кыргызы и татары — и вся вместе рать пошла: С Емельяном в колесницах понеслись громить столицы.Емельян Пугачев.
Пушкин на паперти
Значительную часть в собрании Чулкова составляют песни разбойничьи.
Основа поэтики этих песен — крестьянская (те же излюбленные образы леса, степи, поля широкого, солнца, ночи и т. д.), однако наряду с ухарством, удальством чаще всего (как, впрочем, и сегодня) песни окрашены в грустные тона. Это хорошо видно из названий: «Вор Гаврюшка», «Девица — атаман разбойников» (Чем не прообраз «Мурки»?), «Милая выкупает друга из острога», «Девица посещает разбойника в темнице», «Девушка в остроге», «Молодца ведут на казнь», «Допрос разбойника»…
Песни, собранные Чулковым, были широко использованы поэтами и писателями XVIII–XIX веков. С особым интересом к ним обращался сам А. С. Пушкин. Многие и лирические, и эпические песни из сборника поместил поэт в своих произведениях («Капитанская дочка», «Борис Годунов», «Дубровский»).
Так, ученый-филолог А. Орлов указывал, что:
«большинство… народно-песенных цитат в „Капитанской дочке“ сделано Пушкиным по песеннику Чулкова 1770–1774 гг. или песеннику Новикова (1780), подбор которых, в первых четырех частях, почти один и тот же. Мы знаем, что песенники Чулкова и Новикова были настольной книгой Пушкина…»
Живя в ссылке в Михайловском, Пушкин с интересом изучал народные нравы, обычаи и поверья.
«Он приглашал к себе простолюдинов, знающих много песен и сказок, и записывал то, что слышал от них, — рассказывает С. А. Богуславский. — На праздники ходил в соседний Святогорский монастырь, для того чтобы послушать пение слепых нищих и запомнить их песни.
Соседние помещики, приехав как-то в воскресенье в этот монастырь молиться
Богу, с семьями, разряженные по-праздничному, были очень удивлены и даже обижены, увидев молодого соседа — Пушкина — в полукрестьянской одежде, в красной рубахе и широких штанах, сидящего на церковной паперти и поющего вместе со слепыми нищими „Стих об Алексее, божьем человеке“.
В Михайловском Александр Сергеевич начал учиться сам сочинять по-народному песни, сказки и, в конце концов, овладел этим умением».
Известно шестьдесят русских народных песен, записанных Пушкиным в период пребывания в ссылке. В 1833 году он передал последователю Чулкова П. В. Киреевскому тетрадь со своими песенными записями. По воспоминаниям Киреевского, передавая ему свои песенные записи, гений с улыбкой сказал: «Там есть одна моя, угадайте».
П. В. Киреевский.
Отголоски узнанных им песен о Степане Разине слышны в «Братьях-разбойниках».