История русского шансона
Шрифт:
Само собой разумеется, что открыто исполнять подобный репертуар (а тем более издавать) в СССР было нельзя. Откуда же взялись энтузиасты этого движения и что они собирали? Первыми «ласточками» их собраний стали контрабандные диски с голосами артистов-эмигрантов — Александра Вертинского, Петра Лещенко, Юрия Морфесси. Эти пластинки попадали в Советский Союз в багаже дипломатов или моряков загранплавания. Их продавали из-под полы на толкучках и блошиных рынках, рискуя отправиться по этапу за спекуляцию и распространение «белоэмигрантского репертуара».
Однако контрабандный ручеек не в силах был насытить огромный рынок, но наши смекалистые граждане быстро нашли
Причем большинство ранних подвижников сами и создавали свои фонотеки.
«Как это?» — возникнет резонный вопрос у читателя. А так: они находили исполнителя, собирали нехитрый ансамбль, подбирали тихую квартиру и записывали очередную музыкальную программу. Причем если первый импресарио Аркадия Северного Рудольф Фукс делал это скорее из чистой любви к искусству, то большинство его коллег по подпольной деятельности — ради наживы. Очередной «концерт» тиражировался «писарями» и продавался в разные уголки страны, принося более чем приличные доходы. Можно ли таковых назвать «коллекционерами»? Не уверен, хотя в их квартирах хранились тысячи лент и пластинок самого разного содержания. «Дедушка русского шансона», создатель «Братьев Жемчужных» Сергей Маклаков честно не считает себя коллекционером, он, скорее, продюсер, говоря современным языком. Та же история и со знаменитым одесситом Станиславом Еруслановым. «Я не собиратель, — говорил он о себе, — мне больше нравится сам процесс записи: подбор репертуара, поиск музыкантов…»
«Мамонты»
Наверное, у читателя уже созрел резонный вопрос: «Были ли вообще в то время настоящие коллекционеры?»
Конечно, были и есть. Скажем, трагически погибший не так давно петербуржец Михаил Крыжановский. Он был одним из первых, записавших на пленку молодого Александра Розенбаума в 1979 году и много других славных имен. Причем делалось все ради идеи, не в поисках выгоды.
Бард Владимир Ланцберг в собрании КСПшных анекдотов приводил такой факт о Мише:
«Во второй половине 80-х годов фирма „Мелодия“ принялась наверстывать упущенное за десятилетия — выпускать диски бардов. А поскольку целый ряд бардов этого времени так и не дождался, основным источником фонограмм для их дисков стали фоноархивы собирателей. В частности, очень большую роль сыграл тогда знаменитый ленинградский коллекционер Михаил Крыжановский.
В работе над одним из дисков возник конфликт. Сотрудники „Мелодии“ непременно хотели получить на некоторое время в руки оригинал записи (естественно, с твердой гарантией возвращения в сохранности), а Крыжановский предлагал им первую копию (тоже гарантируя, что она будет ничем не хуже оригинала). Переговоры зашли в тупик, и в конце концов „Мелодия“ предпочла договориться с другим, почти столь же авторитетным коллекционером. Когда Крыжановский узнал об этом, он с удивлением спросил:
— И что, он отдал вам оригинал?!
— Да.
Крыжановский покачал головой:
— Не коллекционер…»
Таким же одержимым песней человеком является бывший ленинградец Владимир Ковнер, ныне проживающий в США. Сфера его интересов касалась больше гитарной поэзии, то есть бардовской музыки, о чем он очень интересно написал в статье «Золотой век „магнитиздата“».
Говоря о больших коллекционерах фольклора, нельзя не упомянуть Мишу Аллена, скончавшегося лет двенадцать назад в Торонто на 90-м году жизни. Его настоящая фамилия — Каценеленбоген, он родился в 1911 году в Литве, а в 1930-м переехал в Канаду.
Во время Второй мировой войны, будучи на военной службе, Миша попадает в Германию, где встречается с освобожденными союзниками советскими гражданами, привезенными немцами на работы. По вечерам бывшие «осты» собирались около своих бараков и пели какие-то песни со знакомыми мотивами, но с незнакомыми словами. Любознательный парень стал старательно записывать эти песни со всеми возможными вариантами к себе в тетрадь (магнитофонов тогда еще ни у кого не было), и получилась интересная и довольно богатая коллекция песен, которые так и не попали ни в какие официальные сборники.
Когда магнитофон вошел в быт, Аллен стал собирать тексты, записанные на магнитофонные ленты.
О том, какими путями создавалась коллекция, Миша особенно не распространялся, но и Окуджава, и Высоцкий оказались в его архиве до того, как они появились на пластинках. Первым, еще в конце 60-х, он опубликовал тексты песен Высоцкого в эмигрантской прессе, а позднее, во время гастролей Высоцкого в Канаде встречался с ним.
В канадском журнале «Глоб энд Мэйл» Миша опубликовал четыре песни Высоцкого в переводе на английский: «Уголовный кодекс», «Зека Васильев и Петров зека» и др. Перевод блатных песен на английский язык очень трудная вещь, но чем труднее — тем почетнее. Неудивительно поэтому, что когда в 1972 году вашингтонская фирма «Коллектор рекордс» выпустила пластинку «Песни советского подполья», напетую бывшим советским актером и режиссером Нугзаром Шарией, то перевод буклета к ней был сделан именно Алленом.
Что стало с его знаменитым собранием после смерти «патриарха», я, к сожалению, не знаю.
Как правило, представители старой школы отдавали предпочтение все-таки дореволюционным пластинкам с голосами звезд царской эстрады или эмигрантским дискам.
Делом жизни это стало для ростовчанина Михаила Ивановича Мангушева, специализировавшегося на творчестве изгнанников первой волны, москвича Ивана Федоровича Боярского, сумевшего собрать все пластинки и даже валики для фонографа с голосами Шаляпина и Собинова. Впоследствии его фонды были использованы фирмой «Мелодия» при выпуске дисков-гигантов легендарных исполнителей.
Петербуржец Николай Николаевич Калмыков сосредоточил свои усилия исключительно на розыске материалов, связанных с жизнью и творчеством Вертинского. В той же сфере лежали интересы киевлянина Альфреда Соломоновича Мендельсона, собравшего уникальное по полноте собрание.
Его коллекцию хотели даже купить дочери Александра Николаевича Марианна и Анастасия, но гордый коллекционер ответил: «Я памятью вашего папеньки не торгую». А вот киевскому Музею одной улицы поклонник Вертинского ряд материалов передал безвозмездно и с удовольствием.