История русской армии. Том третий
Шрифт:
В это время, когда вполне сказалось успешное наступление Назарова и на действиях турок, атаковавших Мечку, Цитлядзев приказал перейти в наступление всем остальным войскам Мечкинского участка. Таким образом в 15 часов 30 минут все наши войска, по всему фронту, от обороны перешли в решительное наступление, и победа была уже в наших руках. Великий князь приказал наступать самым энергичным образом, но вскоре наступление обратилось уже в преследование, закончившееся лишь с наступлением темноты.
Наши потери состояли из 22 офицеров и 813 нижних чинов, а турецкие — более 3000 человек. Государь наградил наследника цесаревича Георгием 2-й степени, великого князя Владимира — бриллиантовой шпагой с надписью: «14 и 30 ноября 1877 года».
Сражение под Мечкой — Трестеником, закончившееся нашей блестящей победой, представляет собой последнюю наступательную попытку
Наступление на Балканы
За взятие Плевны государь наградил Георгием 1-й степени великого князя Николая Николаевича, 2-й степени — Тотлебена, 3-й степени — Непокойчицкого и князя Имеретинского и 4-й степени — Левицкого. После молебствия государь завтракал в Плевне и долго беседовал с Османом, которому возвратил саблю. Вообще мы относились к этому лучшему из турецких военачальников особенно внимательно и сердечно; так, ему отдавали воинские почести наравне с положенными для фельдмаршалов русских войск. Осман выказывал особенное уважение Тотлебену и Скобелеву [83] .
83
Великий князь был до того добр к Осману, что принял от него в подарок его боевого коня, которого подарил Офицерской кавалерийской школе.
Наши трофеи, захваченные под Плевной, оказались огромными: 44 тысячи пленных, 88 орудий (многие из них были сперва закопаны турками), 7 знамен (одно взято в бою рядовым гренадерского Астраханского полка Ждановым, одно взято в обозе и найдено пять) и два значка [84] .
30 ноября состоялся в Порадиме, в присутствии государя, военный совет в составе главнокомандующего, князя Карла, Милютина, Тотлебена, Непокойчицкого и Обручева.
4 декабря государь отбыл в Россию. Хотя присутствие царя-освободителя среди своих войск, сражавшихся за святое дело освобождения единоверных и единоплеменных братьев, было в высшей степени благотворным, но в то же время непосредственная близость императорской главной квартиры к полевому штабу очень часто затрудняла командование армией. Среди приближенных государя было немало лиц, относившихся враждебно к великому князю; он сам говорил: «Меня придворные вообще не любят, а в императорской главной квартире постоянно против меня интриговали, стараясь уронить в глазах государя».
84
Из пленных пашей двух младших по чину уступили румынам, что положительно оскорбило и возмутило турок, так как они считали особенно позорным быть в плену у валахов; боевые паши расплакались, узнав о таком для них оскорблении.
Стратегическая обстановка к началу декабря была следующая. Потеряв свою Западную армию, турки располагали только войсками на Восточном и Южном фронтах: Восточный фронт — армия Сулеймана, опиравшаяся на крепости на протяжении от Дуная до Сливна (120 верст), силой 107 тысяч, Южный фронт — отряды Весселя и Шакира, оборонявшие всю линию Балкан, от Сливна через Казанлык до Софии (210 верст), силой 55 тысяч.
Мы имели против Восточного фронта отряды Рущукский, барона Деллинсгаузена и Циммермана, силой 120 тысяч, а против Южного фронта отряды Радецкого, Карцова и Гурко, силой 55 тысяч; у Плевны находился резерв в составе бывшего отряда обложения, силой 90 тысяч человек, не считая румынов. Таким образом, мы достигли значительного превосходства сил, причем все наши войска были отличного качества, а турки имели много таборов нового формирования, из необученного мустахфиза и народного ополчения, не только не способных к упорному бою, но еще и постоянно дезертировавших. Однако эти выгоды парализовались стихийными условиями: наступившая зима, с морозами и метелями, вообще затрудняла всякие действия, в особенности войск, не снабженных теплой одеждой; наступление же на Балканы, по бездорожью (все более или менее удобные пути были заняты турками), казалось многим прямо немыслимым. Кроме того, если зимовка в Придунайской Болгарии давала возможность туркам выиграть время для всесторонней подготовки обороны, как в Балканах, так и за ними, то была крайне тягостной для русской армии: средства страны были истощены, особенно в районе крепостей; дороги портились, а при ледоходе Дунай не позволял рассчитывать на регулярный подвоз запасов. Оставаясь в Придунайской Болгарии, армия обрекалась на лишения, и в то же время после напряженной деятельности переходила к полному бездействию, что неминуемо повлекло бы развитие эпидемий. Вместе с тем, с затягиванием войны, усложнялась политическая обстановка; наши успехи раздражали Англию и Австрию; в последней собирались многочисленные митинги, требовавшие от правительства вооруженного вмешательства.
Турки уже стремились заручиться содействием своих друзей, чтобы заключением перемирия остановить наше наступление на Балканы. Поэтому нам оставалось только окончательным разгромом всех вооруженных сил Турции выиграть лучшую стратегическую и политическую позицию, а для этого надлежало во что бы то ни стало немедленно двинуться на Балканы, тем более что мы располагали достаточными силами. Можно было предоставить Румынии второстепенные операции, что и было сделано: их 4-я дивизия конвоировала пленных и должна была сменить наш Журжево-Ольтеницкий отряд, чтобы он присоединился к своим частям; остальные три дивизии начали операцию против Ак-Паланки. В то же время на нашей стороне выступили сербы, которые к 12 декабря окружили Ниш, а 16-го взяли Пирот.
Балканскую преграду можно было форсировать в двух направлениях: у Шипки, на кратчайшем операционном пути Тырново-Казанлык-Адрианополь, или в Этропольских Балканах, на кружных путях через Орханиэ на Софию — Ихтиман; в частности, прорыв во втором направлении открывал нам дорогу и на первом, так как выводил в тыл обороны Шипки, но это могло случиться лишь в неопределенное время; первое же направление было несравненно выгоднее, ибо избавляло войска Радецкого от невыносимого шипкинского сидения, где убыль только от болезней заставляла таять войска; три полка 24-й дивизии были сведены с перевала в количестве по 2000 штыков и имели в госпиталях до 6 тысяч заболевших.
Главнокомандующий склонялся к наступлению в ближайший обход шипкинских позиций, в чем его усиленно поддерживал Скобелев; Радецкий упорно доказывал невозможность такого предприятия, но великий князь был противоположного мнения. Для обеспечения успеха великий князь назначил в отряд Радецкого Скобелева и полковника генерального штаба Соболева, рекогносцировавшего летом левый обходный путь. Наоборот, Гурко рвался наступать через Балканы и не имел никакого сомнения в успехе. Для железной воли этого полководца не могло быть препятствий, что он и доказал на деле. Под энергичным напором Гурко было решено одновременно прорываться через Балканы в обоих направлениях.
1 декабря отряд «обложения» был расформирован, и армия составила три отряда: Восточный — цесаревича, Центральный — Радецкого и Западный — Гурко. Прежде всего освободившимися под Плевной войсками был усилен Рущукский отряд, как имевший против себя наиболее многочисленную и наименее расстроенную турецкую армию. 9 декабря в Тырново прибыли штаб, Киевский гусарский полк и 30-я пехотная дивизия 4-го корпуса; его 2-я пехотная дивизия с казанскими драгунами стала в Дольнем Монастыре. На усиление Гурко были отправлены 3-я гвардейская пехотная дивизия и 9-й корпус, сосредоточившиеся в Орханиэ к 12 декабря. На усиление Радецкого пошел Скобелев с 16-й пехотной дивизией, 3-й стрелковой бригадой, четырьмя саперными батальонами и 9-м Донским полком, прибывший в Сельви 13–14 декабря.
Наступление Гурко предполагалось первоначально 11 декабря, но погода была в высшей степени неблагоприятной. 6 декабря началась и не прерывалась в течение трех суток снежная метель; 10-го начался на Дунае ледоход; 11-го был сорван мост у Браилова; 14-го разведены мосты у Систова и Батина, причем мосты у первого пункта были настолько повреждены, что из двух можно было составить только один. В отряде Гурко, где только половина войск могла размещаться по квартирам, а другая бивакировала, ежедневная убыль больными достигла 50 человек. В Псковском же пехотном полку 6 и 7 декабря заболело 340 бойцов.