История русской культуры. XIX век
Шрифт:
Романтическая драма так же, как и сентиментализм, стала развиваться в 20–40-х годов в двух направлениях, отражая консервативную и передовую общественную линию. Драматургическим произведениям, выражающим верноподданническую идеологию, противостояли создания декабристской драматургии, драмы и трагедии, исполненные социального бунтарства.
Интерес декабристов к театру был тесно связан с их политической деятельностью. Просветительская программа «Союза Благоденствия», побуждавшая его членов к участию в литературных обществах и кружках, с помощью которых можно было бы воздействовать на мировоззрение широких кругов дворянства, привлекала их внимание и к театру. Уже в одном из первых литературных кружков, связанных с «Союзом Благоденствия», — «Зеленой лампе» — театральные вопросы становятся одним из постоянных предметов обсуждения. Известная статья Пушкина «Мои замечания о русском театре» сформировалась в итоге театральных споров в «Зеленой лампе». Позднее в декабристских изданиях «Мнемозина» и «Полярная звезда» Рылеев, Кюхельбекер и А. Бестужев, выступая по вопросам русского театрального искусства, изложили новое, демократичное понимание его задач как искусства прежде всего национального и гражданского. Это новое понимание театрального искусства диктовало и особые требования к драматургическим произведениям. «Я невольно отдаю преимущество тому, что колеблет душу, что ее возвышает, что трогает сердце», [277] — писал А. Бестужев Пушкину в марте 1825 года, касаясь содержания пьес. Помимо трогательного, возвышенного сюжета в драме, как считал А. Бестужев, должно быть четко разграничено добро и зло, которое следует постоянно изобличать и бичевать сатирою. Именно поэтому «Полярная звезда» так восторженно приветствовала появление комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». Талантливым драматургом декабристского направления был и П. А. Катенин, участник тайных обществ, драматург, переводчик, тонкий знаток и любитель театра, воспитатель ряда выдающихся русских актеров. Будучи разносторонне образованным и даровитым человеком, он переводил пьесы французских драматургов Расина и Корнеля, увлеченно занимался теорией драмы, отстаивая идеал народности и самобытности сценического искусства, его политического свободомыслия. Писал Катенин и собственные драматические произведения. Его трагедии «Ариадна» и особенно «Андромаха» были исполнены вольнолюбивого и гражданского духа. Смелые выступления Катенина вызвали неудовольствие властей, и в 1822 году неблагонадежный театрал был выслан из Петербурга.
277
Королева Н. Декабристы и театр. Л., 1975. С. 93.
Противоположный полюс романтической драматургии был представлен произведениями писателей консервативного направления. К таким произведениям принадлежали пьесы Шаховского, Н. Полевого, Кукольника и подобных им драматургов. Сюжеты авторами подобных произведений нередко брались из отечественной истории. Так, например, пьесы Шаховского «Рославлев» (написанная по роману Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году») и «Крестьяне, или Встреча незваных» были созданы на темы недавно прошедшей войны 1812 года. Волею автора на сцене были созданы ура-патриотические зрелища со стрельбой, батальными сценами, военными хорами, плясками. Сюжет пронизывает верноподданническая тенденция. Так, в пьесе «Крестьяне, или Встреча незваных» французский отряд вторгается в деревню. Русские крестьяне во главе со старостой, который «служит Богу, царю-государю и властям от них поставленным» разбивают неприятеля. Вскоре, как объявляет руководитель крестьянского войска староста, «супостатов как не бывало, все прибраны, одни на тот свет, другие — в полон, ныне в огне греются, другие в пруду купаются, а кой-какие по улицам валяются». Вдруг приезжает помещик, граф-ополченец. Крестьянин Василий бросился его обнимать, но смутившись, отступил. На что граф ему говорит: «Обними меня; детям не стыдно обнимать отца!» Помещик поет несколько арий, устраивает счастье Василия и дочери старосты Вари и уезжает в погоню за неприятелем; крестьяне поют славу в честь барина и «всех избавителей русской земли». [278]
278
Отечественная война и русское общество. 1812–1912. Т. 5. М., 1912. С. 187–188.
К произведению Шаховского близки по духу были пьесы Н. В. Кукольника. Драматургические способности последнего были невелики, его пьесы благодаря некоторой занимательности сюжета и верноподданническому духу пользовались успехом у известной части публики и неизменным одобрением властей. Темы многих пьес Кукольника также брались из русской истории. Однако эпизоды, имевшие место в прошлом, использовались автором в качестве канвы, на которой создавался совершенно фантастический сюжет, подчиненный основной морали — утверждению преданности престолу и церкви. Излюбленным способом преподносить эти моральные сентенции были огромные монологи, которые по любому поводу произносили персонажи пьес Кукольника, и в частности его наиболее известной трагедии «Рука Всевышнего Отечество спасла».
Особо плодовитым и не лишенным дарования драматургом этого направления был Н. А. Полевой. Как известно, этот способный публицист после запрещения властями его журнала «Московский телеграф» и долгих мытарств сделался сотрудником Ф. Булгарина. Обратившись к драматургии, он создал ряд оригинальных и переводных пьес, большинство из которых посвящены прославлению самодержавия и официально понимаемой народности. Это такие пьесы, как «Иголкин» (1835), где изображается подвиг купца Иголкина, пожертвовавшего жизнью, чтобы защитить честь своего государя — Петра I. «Дедушка русского флота» (1837), пьеса верноподданнического духа из эпохи Петра I, за которую Полевому царем был пожалован перстень. Так же, как пьесы Кукольника, они лишены исторической достоверности, в них много фантастических эффектов, таинственных происшествий. Характеры героев чрезвычайно примитивны: это либо злодеи с черными душами, либо кроткие ангелы. В 1840 году Полевым была закончена его самая известная драма «Параша-Сибирячка», в которой рассказывается о самоотверженной девушке, отправившейся из Сибири в Петербург хлопотать за сосланного отца. Добравшись до царя, девушка вымолила у него прощение отцу. Подобным финалом автор еще раз подчеркивал справедливость и милосердие царской власти. В то же время тема пьесы будила в обществе воспоминания о декабристах, которым и сам Полевой сочувствовал в прежнее время.
Таким образом, романтическая драма, как можно заметить даже на основе краткого обзора, сменив на сцене классицистическую трагедию и отчасти сентименталистскую драму, восприняла и сохранила некоторые их черты. Наряду с большей занимательностью и динамичностью сюжета, повышенной эмоциональностью и иной идейной основой в романтической драме сохранились нравоучительность и резонерство, присущее предшествующим драматургическим формам, длительные монологи, поясняющие внутренние переживания героя или его отношение к другим действующим лицам, примитивность психологической характеристики персонажей. Тем не менее жанр романтической драмы, главным образом, вследствие изображения его возвышенных чувств и прекрасных порывов и занимательности сюжета, оказался довольно долговечным и сохранился с некоторыми изменениями и во второй половине XIX века.
Подобно тому, как романтическая драма восприняла некоторые черты классицистических и сентименталистских пьес, так и сценическое искусство актеров романтической школы сохранило следы классицистического художественного метода. Подобная преемственность была тем более естественной, что переход от классицизма к романтизму происходил в течение сценической деятельности одного поколения русских актеров, которые постепенно переходили от классицистических к воплощению персонажей романтических драм. Так, унаследованными от классицизма чертами были театральность актерского мастерства, выразившаяся в патетичности речи, искусственная изящная пластика, умение превосходно носить исторические костюмы. Вместе с тем, наряду с внешней театральностью романтическая школа допускала реализм в передаче внутреннего мира и облике действующих лиц. Однако реализм этот носил своеобразный и несколько условный характер. На реальные жизненные черты изображаемого персонажа артист романтической школы словно набрасывал некий поэтический покров, который придавал обычному явлению или действию возвышенный характер, делал «интересным горе и облагораживал радость». [279]
279
Алперс Б. В. Театр Мочалова и Щепкина. М., 1974. С. 196.
Одним из наиболее типичных представителей сценического романтизма на русской сцене был Василий Андреевич Каратыгин, талантливый представитель большой актерской семьи, для многих современников — первый актер петербургской сцены. Высокого роста, с благородными манерами, с сильным, даже громоподобным голосом, Каратыгин, как будто природой был предназначен для величественных монологов. Никто лучше его не умел носить пышные исторические костюмы из шелка и парчи, блистающие золотом и серебряным шитьем, сражаться на шпагах, принимать живописные позы. Уже в самом начале своей сценической деятельности В. А. Каратыгин снискал внимание публики и театральной критики. А. Бестужев, отрицательно оценивавший состояние русского театра того периода, выделял «сильную игру Каратыгина». И это не случайно. Зрителей привлекал трагический пафос его дарования. Некоторые из созданных Каратыгином сценических образов импонировали будущим участникам событий 14 декабря 1825 года социальной направленностью — это образ мыслителя Гамлета («Гамлет» Шекспира), мятежного Дона Педро («Инесса де Кастро» де Ламотта) и др. Сочувствие передовым идеям сблизило молодое поколение семьи Каратыгиных с прогрессивно настроенными литераторами. В. А. Каратыгин и его брат П. А. Каратыгин познакомились с А. С. Пушкиным, А. С. Грибоедовым, А. Н. Одоевским, В. К. Кюхельбекером, А. А. и Н. А. Бестужевыми. Однако после событий 14 декабря 1825 года В. А. Каратыгин отдаляется от литературных кругов, сосредоточив свои интересы на театральной деятельности. Постепенно он становится одним из первых актеров Александрийского театра, пользуется благосклонностью двора и самого Николая I.
Излюбленными ролями Каратыгина были роли исторических персонажей, легендарных героев, людей преимущественно высокого происхождения или положения — королей, полководцев, вельмож. При этом он больше всего стремился к внешней исторической правдоподобности. Хороший рисовальщик, он делал зарисовки костюмов, используя в качестве образцов старинные эстампы, гравюры. С таким же вниманием он относился к созданию портретного грима. Но с этим совмещалось полное игнорирование психологических особенностей изображаемых персонажей. В своих героях актер, следуя классицистической манере, видел лишь исполнителей определенной исторической миссии.
Если Каратыгин считался премьером столичной сцены, то на сцене московского драматического театра этих лет царил П. С. Мочалов. Один из выдающихся актеров первой половины XIX века, он начал свою сценическую деятельность как актер классической трагедии. Однако в связи с увлечением мелодрамой и романтической драмой дарование его совершенствуется в этой области, и популярность он приобрел как романтический актер. В своем творчестве он стремился к созданию образа героической личности. В исполнении Мочалова даже ходульные герои пьес Кукольника или Полевого приобретали одухотворенность подлинных человеческих переживаний, олицетворяли высокие идеалы чести, справедливости, доброты. В годы политической реакции, последовавшей за разгромом восстания декабристов, творчество Мочалова отражало передовые общественные настроения.
П. С. Мочалов охотно обращался к западноевропейской классике, к драмам Шекспира и Шиллера. Роли Дона Карлоса и Франца (в драмах Шиллера «Дон Карлос» и «Разбойники»), Фердинанда (в «Коварстве и любви» Шиллера), Мортимера (в драме Шиллера «Мария Стюарт») были сыграны Мочаловым с необыкновенной художественной силой. Наибольший успех ему принесло исполнение роли Гамлета. Образ Гамлета был новаторским по сравнению с общепринятой традицией истолкования шекспировского героя как человека слабого, не способного ни на какие волевые поступки. Мочаловский Гамлет был героем активно мыслящим и действующим. «Он требовал высшего напряжения сил, но зато очищал от ничтожного, суетного, пустого. Он обрекал на подвиг, но раскрепощал душу». [280] В игре Мочалова не было темы борьбы за престол, которую подчеркивал Каратыгин, играя эту роль. Гамлет-Мочалов вступал в битву за человека, за добро, за справедливость, поэтому образ этот в исполнении Мочалова стал дорог и близок передовым демократическим слоям русского общества середины 1830-х годов. О том потрясающем впечатлении, которое произвела на современников его игра, рассказывает знаменитая статья Белинского «Мочалов в роли Гамлета». Белинский 8 раз смотрел Мочалова в этой роли. В статье он приходил к выводу, что зритель видел Гамлета не столько шекспировского, сколько мочаловского, что исполнитель придал Гамлету «больше сил и энергии, нежели сколько может быть у человека, находящегося в борьбе с самим собой… и дал ему грусти и меланхолии меньше, нежели должен ее иметь шекспировский Гамлет». Но вместе с тем Мочалов «бросил в наших глазах новый свет на это создание Шекспира». [281]
280
Беньяш Р. М. Павел Мочалов. Л., 1976. С. 223.
281
Белинский В. Г. О драме и театре. Т. 1. М., 1983. С. 149.