История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие
Шрифт:
Как реформатор стихосложения, сторонник формального совершенства и творческой свободы, Брюсов вводит в русскую поэзию верлибр. Из 96 стихотворений в сборнике «Urbi et orbi» употреблено 40 разных стихотворных размеров. Репертуар тем, мотивов и лейтмотивов творчества Брюсова чрезвычайно широк. Он прибегает к неисчерпаемому запасу мировой культуры, совмещает средневековье и современность, вечные образы и утонченные переживания современного городского жителя, оторванного от почвы и затерявшегося в жизни, фантазии и темы «парнасцев» и «проклятых» поэтов с жизнеутверждающим началом сверхчеловека Ф. Ницше. В совершенстве поэтической формы, полной власти над поэтическим языком поэт видел момент самоутверждения, проявления «воли к жизни». Для поэзии Брюсова характерно именно волевое, энергичное и самоутверждающее начало:
Я создал и отдал, и поднял я молот, чтоб снова сначала ковать.Я счастлив и силен, свободен и молод,В предисловии к сборнику «Tertia vigilia» Брюсов сформулировал принцип полной свободы художественного творчества, который стал своеобразным манифестом «нового искусства». Поэт подчеркивал: «Было бы неверно видеть во мне защитника каких-либо обособленных взглядов на поэзию. Я равно люблю и верные отражения зримой природы у Пушкина и Майкова, и порывание выразить сверхчувственное, сверхземное у Тютчева или Фета, и мыслительные раздумья Баратынского, и страстные речи гражданского поэта, скажем, Некрасова. Я называю все эти создания одним именем поэзии, ибо конечная цель искусства – выразить полноту души художника. Я полагаю, что задачи «нового искусства», для объяснения которого построено столько теорий, – даровать творчеству полную свободу. Художник самовластен и в форме своих произведений, и во всем объеме их содержания, кончая своим взглядом на мир, на добро и зло. Попытки установить в новой поэзии незыблемые идеалы и найти общие мерки для оценки – должны погубить ее смысл. То было лишь сменой одних уз на новые. Кумир Красоты столь же бездушен, как кумир Пользы» [67] .
67
Весы. 1904. № 1. С. 4.
В 1904–1909 гг. Брюсов руководил самым крупным символистским журналом «Весы», в первом же номере которого появилась его статья «Ключи тайн». В ней были сформулированы теоретические воззрения поэта: «дуализм мира и сознания, истинное познание – просветы «экстатического» восторга, сверхчувственной интуиции, художественные прозрения, которые дают «иные постижения» мировых явлений, глубже проникающие за их внешнюю кору, в их сердцевину» [68] . Брюсов уверен, что «искусство только там, где дерзновение за грань, где порывание за пределы познаваемого. <…> Романтизм, реализм и символизм – это три стадии в борьбе художника за свободу. Ныне искусство наконец свободно» [69] . Классическим примером формального совершенства стал сонет из сборника «Tertia vigilia», посвященный женщине и ее безусловному и необъяснимому воздействию на мир:
68
Там же. С. 6.
69
Весы. 1904. № 12. С. 9.
Славе Брюсова способствовал пятый, изданный в 1906 г. стихотворный сборник «Stefanos» (в переводе с греч. – венок). В «Сонете к форме» Брюсов еще раз подчеркивает приоритет поэтической формы над часто неуловимым лирическим содержанием:
Есть тонкие властительные связиМеж контуром и запахом цветка.Так бриллиант невидим нам, покаПод гранями не оживет в алмазе.Так образы изменчивых фантазий,Бегущие как в небе облака,Окаменев, живут потом векаВ отточенной и завершенной фразе.Историко-культурная проблематика творчества Брюсова обогащена урбанистической тематикой. Современники видели в урбанизме поэта явное новаторство. Поэзии Брюсова свойственны декламационный строй стиха, бесстрастие, рационализм. Брюсова трудно отнести к разряду декадентов, его натура несомненно жизнеутверждающая и волевая. Это очевидно и в его программном стихотворении «Поэту»:
Ты должен быть гордым, как знамя;Ты должен быть острым, как меч;Как Дату, подземное пламяДолжно тебе щеки обжечь.<…>БытьСовременников Брюсов поражал необыкновенно яркими и дерзновенными устремлениями на пути творческого познания, силой внутреннего духа, своей цельностью и при этом ощущением какой-то внутренней пустоты, душевной ограниченности. Эллис объяснял этот парадокс так: «В душе художника его творящий гений за известным пределом развития начинает жить за счет его общечеловеческого содержания, черпать свои силы и соки из его жизненных непосредственно данных переживаний. Поэт делается одновременно палачом и жертвой, рабом и господином. С другой стороны, с вытравливанием до конца всего «человеческого», с прекращением непосредственного восприятия жизни, это самоопустошение равновелико духовной смерти личности, умирает и творящее начало в художнике, превращаясь или в бесчувственный механизм, или в бесплодное безумие» [70] . Темы страсти и смерти, ужаса и ликования, беспредельности и обреченности соединяются в поэзии Брюсова с пафосом имморализма и возможности нарушения всех законов, что роднит его с идеями сборника Ш. Бодлера «Цветы зла». В стихотворении «Отвержение» рисуется картина земного ада:
70
Эллис. Русские символисты. С. 45.
Образцами яркого раскрытия уже известных в культуре тем в соответствующих им формах – «строфических сосудах» – являются стихотворения «Орфей и Эвридика», «Тезей и Ариадна», «Демон самоубийства». Из литературно-критического наследия значителен сборник «Далекие и близкие» (1912). Грандиозный замысел Брюсова запечатлеть в циклах «Сны человечества» все формы культурного сознания и все типы мышления, а также при помощи русского языка воссоздать особенности чужих, древних и новых языков и наречий остался незавершенным.
Поэтика Брюсова строится на эстетическом символизме, в строгом смысле этого слова. Основной способ символизации состоит в сосредоточенно-созерцательном постижении мира, ему не чужды прозрения, экстатические прорывы в вечность, он ближе к «реалистическому отражению «correspondances» (соответствий), что и передает его символика и поэтика противоположностей, полярностей. Преобладающей стороной духа поэт считал разум, но при этом воспевал эротические стороны жизни и сильную страсть. К существенным поэтическим средствам, кроме символа, относил эпитет. Его поэтика вмещала несоединимое – метафизику, индивидуализм и научный метод.
В кризисный для русского символизма момент в 1910 г., полемизируя с младшими символистами А. Блоком и Вяч. Ивановым о смысле и назначении искусства, Брюсов протестовал против расширительного понимания символизма, превращения его в философию и теургию. В «Обществе ревнителей художественного слова» он резко выступил против докладов Вяч. Иванова и А. Блока, подчеркнув, что для поэзии быть служанкой религии не более почетно, чем быть служанкой общественной борьбы, символизм «хотел быть и всегда был только искусством».
Революция 1905 г. была воспринята Брюсовым как крушение культуры, но он приветствовал «грядущих гуннов». После Октябрьского переворота стал сотрудничать с большевиками.
В прозе Брюсова особенно значительны романы «Огненный ангел» (1908), «Алтарь Победы» (1911) и «Юпитер поверженный», в которых отображена эпоха средневековья в Германии и первохристианства в Риме при совмещении нескольких временных пластов – истории и современности. Анализ прототипов романа «Огненный ангел» позволил проникнуть в тайны творческой лаборатории Брюсова. В романе за внешним историзмом и обстановкой духовной жизни Германии XVI в. скрываются брюсовские «эксперименты» над живой жизнью, ставшие основой для будущего романа. Прототипом Рупрехта – героя «Огненного ангела» стал А. Белый [71] , прототипом Ренаты, главной героини – Н. Петровская. Ее воспоминания отразили сложные «изломы судьбы», свойственные богеме Серебряного века [72] .
71
См.: Ходасевич Вл. Некрополь. М, 1991. С. 7—19; 29–31.
72
Петровская Н. Из «Воспоминаний» // Брюсов В.Я. Литературное наследие. Т. 85. М., 1976. С. 773–788.