История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
«Октябрь», который вышел уже многими изданиями и стал для многих (особенно москвичей) одной из любимых книг, очень типичен для Яковлева, – писал А. Луначарский. – «Октябрь» в высшей степени объективен, объективен и потому, что точно, почти фотографически (но с большой жизненностью) фиксирует ряд сцен Октябрьского восстания; объективен и потому, что автор умеет относиться к своему основному герою и с участием и с осуждением – с участием к живому, но заблудившемуся. Конец рассказа великолепно выводит основной смысл всех прошедших событий и непременно должен привести к крушению того, кто этого смысла не осилил».
Известно, что революционные события в Москве носили более драматический характер, чем в Петрограде. Здесь серьёзное сопротивление большевикам оказали эсеры и их сторонники, которые вместе с правительственными
В повести «Октябрь» созданы образы участников революционных событий, в характерах которых воплотились разные пути к познанию правды жизни.
Накануне решающих событий два брата Петряевы ведут серьёзный разговор о том, что делать, если завтра начнётся гражданская война. Иван твёрд, спокоен, он давно выбрал свою дорогу. Отец, участвуя в боях 1905 года, погиб как эсер. Вместе с братом Василием он продолжал дело отца. Прятал листовки, призывал, агитировал. В первый же день революции он пошёл с оружием в руках против большевиков.
Василий Петряев был ошеломлён, потрясён до глубины души тем, что открылось перед ним в первый же день Октябрьского переворота. Утром, вслед за братом, он бросился на помощь к своим товарищам-эсерам, чётко осознавая своё место в их рядах. Он испытывает к большевикам «злое чувство», ведь «призывы большевиков на последних бурных митингах нашли вполне отклик». Но это пока не смущает Василия. «Ну что же, поборемся», – задорно подумал он.
Одурманенный ложными идеалами своей партии, он большевиков называет «хулиганами», которые «вылезли из нор». «Ему хотелось самому скорее принять участие в бою; самому бить, крошить тех, кто начал эту безумную бойню». Но так и не пришлось Василию взяться за оружие. Туда, где идут бои, он не попал, а то, что он увидел за этот день, подорвало его уверенность в правильности избранного пути. Василий увидел, что большевиков поддерживает большинство трудового народа. И главное – Василий узнал среди них много своих друзей, приятелей, знакомых. Но только тогда, когда увидел Акимку, своего юного друга, Петряев был потрясён. «Значит, я в него буду стрелять?» Эта мысль показалась ему чудовищной. После этого он больше и больше убеждается в ложности своих идеалов. Он ещё продолжал ненавидеть этих людей, «но в то же время чувствовал, как в его душе обрывается решимость».
А. Яковлев глубоко и тонко прослеживает процесс духовного перелома, который происходит в душе Василия Петряева. Его решительность сменяется растерянностью при виде силы и сплочённости большевиков, при виде того, как дружно поддерживают большевиков рабочие, солдаты, красногвардейцы. Уверенность, сила, твёрдость духа восставшего народа ошеломили его. Он, беспомощный и разбитый, почувствовал непереносимую усталость, горела голова, ломило в висках, в этот момент его переполняло «новое чувство глубокой грусти, почти отчаяния». Об активном участии в событиях уже не может быть и речи. От его твёрдой уверенности не осталось и следа. Теперь он не знает, где искать выход. Твёрдо он знает только одно: сейчас он не может сражаться против таких же, как и он, рабочих.
«Почти равнодушный к тому, что делалось в городе», Василий со стыдом и болью вспоминает свои вчерашние слова о большевиках. Тогда ему казалось, что за большевиками идут только «фанатики, мошенники и дураки». А тут – почти весь трудовой народ пошёл за большевиками. С этих пор нестерпимая боль входит в его сердце. Он знает, что идёт «драка во имя правды», но где эта правда, куда идти в поисках ее, он ещё не осознал.
А. Яковлев показывает и тех, кто равнодушен к событиям, кто не принимает в них никакого участия, полузгивает семечки, издали наблюдая за происходящим. Художник увидел и тех, кто хотел бы примирить всех людей на этой земле: «Буржуи, пролетарии, социалисты… Зря всё это. Все люди, все человеки. Никто ж не знает, где правда». Активное участие в революции, казалось бы, принимали и такие, как Акимка Розов, в котором живёт пока что только мальчишеское желание пострелять. А куда, во имя чего, во имя какой правды – это ещё неразрешимые для него вопросы. Его революционный пыл сразу пропадает, как только он увидел, что люди сошлись в кровавой драке не для забавы. «Уйти бы отсюда», – с тоской думал он. Но уйти он не успел, погиб от пули юнкера.
Иван Петряев, напротив, твёрд, решителен, уверен в своей правоте. Но в первый же день он, рабочий, чувствует себя чужим среди юнкеров, студентов и офицеров. И чем дальше, тем острее он ощущает неправоту избранной им дороги. И прежде всего его поражает жестокость, с которой юнкера и офицеры расправляются с пленными красногвардейцами. В его сознание постепенно входит мысль, что здесь идёт не «драка… в большом размере», как ему казалось раньше, а самая настоящая классовая битва. «Что-то новое захватило и спеленало его». По инерции он ещё участвует в боях, стреляет в своих, рабочих, но минуты озлобления всё чаще сменяются апатией, равнодушием, он становится винтиком, действует «молча, как заведённая машина». Начинается пробуждение: «Весь рабочий люд на той стороне. Может быть, и правда там тоже, у тех людей? В поисках её, этой правды, Иван забрался в этот лагерь. Казалось, здесь она… А на самом деле… Где она?» От твёрдости – к равнодушию, к сомнениям, от сомнений к прозрению – таков путь Ивана Петряева к правде своего времени.
Он понимает, что сделал роковую ошибку и что платить за неё нужно сполна: «У побеждённых только один честный путь – смерть». «Большой, сильный, с такими твёрдыми взглядами на жизнь», Иван Петряев «почувствовал себя пустым», «до ужаса уставшим». И всё четче выплывали подробности недавних боев, вставали лица тех, кого он уничтожил. И всё четче ощущал он своё одиночество, свою оторванность от рабочих масс, торжественно вышедших на улицы, чтобы проводить в последний путь погибших товарищей. Все десять лет революционной борьбы он мечтал о таком всенародном восстании, а сейчас, когда такой момент настал, он стоит в стороне «как чужой, как враг». Этого Иван перенести не может и в конце концов пускает себе пулю в лоб.
Несомненно, в образе Василия Петряева в какой-то степени отражены мысли и чувства самого Александра Яковлева – ведь в 1905 году он был эсером-максималистом. Но повесть «Октябрь» свидетельствует о том, что все идейные колебания давно остались позади. Писатель создаёт отчётливые и ясные картины классовых сражений. Все его симпатии на стороне большевиков. Он глубоко верит в справедливость и правоту революционных преобразований. Впоследствии он скажет, что в своих книгах стремится «рассказать о людях, которые жизнь и душу свою положили в борьбе за всеобщее счастье. О жестоком дореволюционном прошлом рассказать и о счастливом настоящем и будущем. Рассказать, как мечта воплотилась в жизнь».
Всю свою творческую жизнь писатель искал положительных героев. Его отношение со временем ко многому менялось. Но в одном он был постоянен – он всегда восхищался великим переворотом, который произошёл в России в октябре 1917 года, великим русским народом, прошлым, настоящим и будущим России.
Порой ему, как человеку и художнику, страшно и трудно, и в эти мгновения своей жизни он готов и плакать, и проклинать, и ненавидеть, но схлынет эта минута, и он снова готов окунуться в кипящий котёл драматических противоречий, лишь бы не быть во власти мертвящего покоя – самого страшного для художника состояния. Он никогда не боялся жизни, всегда был «на коне и под конём». Ему есть что вспомнить, есть о чём писать: «Я видел много, пережил много». «К воссозданию этой жизни я пойду путями Пушкина и Льва Толстого, – их художественные заветы для меня начало моей работы», – признавался Александр Яковлев в 1924 году.
Начало его литературной деятельности проходило под мощным влиянием гения Льва Толстого. «И если у меня было, есть и всегда будет отвращение ко всяким литературным кривляниям, – писал А. Яковлев, – то в значительной мере это чувство выросло и окрепло под влиянием Л. Толстого. Простота, искренность, человечность и вместе настоящее величие – вот что для меня всегда будет идеалом, вот чем Толстой жив для меня сейчас и будет жить вечно».
А. Яковлев – один из тех художников, которые стремятся уловить правду своего времени. Правда об увиденном – вот его кредо. «Писатель, когда он пишет, должен чувствовать себя равным самому высокому политическому деятелю, а нe ученику или приказчику» – так записал в своём дневнике Александр Довженко. Такова же была установка и Александра Яковлева. «Больше всего я ценю в работе и в людях – искренность, правду… Какое время мы переживаем? Единственное, неповторимое!»