История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Виктор Полторацкий в предисловии к сборнику «Андрей Платонов на войне» писал: «Мне довелось бывать на войне рядом с Андреем Платоновым. Мы были вместе летом 1943 года на Курской дуге и весною 1944 года во время наступательных боёв нашей армии на Украине… На войне, встретившись, а потом сблизившись с Платоновым, я увидел в нём человека, пронзенного чувством безмерной любви к людям, как бы аккумулировавшего в душе своей накапливавшуюся веками нравственную силу народного духа». В. Полторацкий цитирует письмо Андрея Платонова, написанное им с фронта жене о бессмертном подвиге защитников Севастополя: «Помнить о тех, которые, обвязав себя гранатами, бросились под танки врага. Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне было поручено сделать из него достойное памяти этих моряков произведение. Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть
Военная проза А. Платонова выходила в книгах «Одухотворённые люди» (1942), «Рассказы о Родине» (1943), «Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945). Очерки и рассказы А. Платонова были опубликованы в газете «Красная звезда» с непременной подписью «Действующая Армия». И во время войны и после войны у А. Платонова не прошли цензуру книги «О живых и мёртвых» (1943) и в 1946 году – «Вся жизнь».
После войны А. Платонов продолжал работать над военной темой. В сдвоенном номере журнала «Новый мир» (1946. № 10–11) у него вышел рассказ «В семье Ивановых» («Возвращение»), в котором впервые в русской литературе просто и бесхитростно рассказал о ломке семейных отношений, последовавшей после четырёх лет войны. Вернулся солдат Иванов с фронта в свою семью. Многое изменилось здесь, не только внешние перемены увидел он в жене, сыне, дочери, – жена постарела, дети подросли, но что-то неуловимое долго мешало ему почувствовать себя, как и прежде, хозяином в доме, почувствовать себя самим собой. Что-то чуждое разделяло его и его семью. И Андрей Платонов со всей бескомпромиссностью, издавна присущей ему, исследует нравственный мир своих героев, заставляет их раскрыться друг перед другом. Сначала он решил уйти, но передумал и решил вернуться в семью. И вдруг в «Литературной газете» (1947. № 13. 4 января) появилась статья Владимира Ермилова «Клеветнический рассказ А. Платонова», в которой Андрей Платонов обвиняется во всех смертных грехах: «Здесь, в семье Ивановых, все придавлено мраком, холодом, отец вернулся пустой, чужой, и даже праздничный обед выглядит вынужденным, мертвенным». В словах жены, правдиво и честно объясняющих, почему она всего лишь один раз изменила мужу, критик увидел «чудовищную пошлость, которая приобретает характер злобной издёвки», увидел только кощунство. «Так обнажается гнуснейшая клевета на советских людей, на советскую семью, лежащая в основе всего рассказа», дескать, «все так живут» и семья Иванова – это, мол, и есть типичное явление.
Заканчивает Ермилов такими словами: «Надоела читателю любовь А. Платонова ко всяческой душевной неопрятности, подозрительная страсть к болезненным – в духе самой дурной «достоевщины» – положениям и переживаниям, вроде подслушивания ребёнком разговора отца с матерью на интимнейшие темы. Надоела вся манера «юродствующего во Христе», характеризующая писания А. Платонова. Надоел тот психологический гиньоль в духе некоторых школ декаданса, та нездоровая тяга ко всему страшненькому и грязненькому, которая всегда отличала автора «Семьи Ивановых». Советский народ дышит чистым воздухом героического упорного труда и созидания во имя великой цели – коммунизма. Советским людям противен и враждебен уродливый, нечистый мирок героев А. Платонова». В. Ермилов был одним из лидеров рапповского движения, которое прославилось грязными литературными доносами на талантливых русских писателей. И сейчас, став главным редактором «Литературной газеты» с помощью А.А. Фадеева, организатора РАППа и журнала «На литературном посту», вполне отдавал себе отчёт о своих сочинениях. Эта статья – продукт «новорапповской теории», осуждённой Сталиным, но результаты этой теории – эта статья.
Рассказ Андрея Платонова, как и всё его творчество, прочно вошёл в золотой фонд русской литературы советского периода.
А.П. Платонов был серьёзно болен, не так уж много отвела ему жизнь на борьбу за своё творческое «я». Попытка поставить в Центральном детском театре пьесу «Ученик лицея» о любимом писателе Александре Пушкине оказалась неудачной. При поддержке своего давнего друга М.А. Шолохова А. Платонов издал книгу обработанных им русских народных сказок – «Финист – ясный сокол» (1947), затем «Башкирские народные сказки» (1947) и «Волшебное кольцо» (1949).
В архиве А. Платонова осталось много начатых и незавершённых работ. Сотрудники ИМЛИ имени А.М. Горького включают их в академическое собрание сочинений.
Платонов
Платонов А.П. Одухотворённые люди. М., 1986.
Платонов А.П. Чевенгур. М., 1991.
Платонов А.П. Размышления читателя. М., 1980.
Александр Степанович Яковлев
(Трифонов-Яковлев)
5 января (23 ноября) 1886 – 11 апреля 1953
Александр Степанович Трифонов-Яковлев родился в 1886 году в городе Вольске Саратовской губернии в семье маляра. «Все мои родственники со стороны отца, – писал он, – крестьяне, бывшие крепостные графа Орлова-Давыдова, а со стороны матери – бурлаки на Волге. Никто из моих близких родичей не знал грамоты. Из всех родичей только моя мать и дед – её отец – умели читать церковнославянские книги».
Большую роль сыграла в жизни Александра Яковлева его бабка: «Ее сказки, её рассказы, её яркий красочный язык прошли со мной через всю мою жизнь». Под влиянием книжек про разбойников в 12 лет он бежал из дому в пермские леса, чтобы стать разбойником. Тысячу вёрст прошёл пешком, но, конечно, вернулся «измученный голодом и дорогой». В 15 лет окончил городское училище. Год прослужил на телеграфе, потом на почте. В шестнадцать начал писать, печатался в местных газетах. «Чрезвычайно много читал». «В то время прочёл Тургенева «Отцы и дети». И жизнь преломилась: от глубочайшей религиозности к полной потере веры. Время мук необычайных: «Где смысл жизни?» И тут – 1905 год. Вот смысл и цель: борьба за всеобщее счастье. Хотел, чтобы социализм наступил сегодня, завтра».
«Поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Голодал и собирался перевернуть весь мир. С увлечением слушал лекции, а после шёл за Невскую заставу к рабочим. Грозил арест. Бежал на Кавказ, и там, в Грозном, настигли. Окружная тюрьма, смертники, печальные чеченские песни по вечерам».
Пять лет под надзором полиции А. Яковлев пробыл в Ростове-на-Дону. Сотрудничал в местной газете «Утро юга». В августе 1914 года добровольно пошёл на войну санитаром. «Хотелось быть со всеми, пережить, смотреть». Писал очерки. В 1920 году опубликовал свой первый рассказ в журнале «Общее дело» – «Смерть Николина камня». Много ездил по стране, «побывал во всех уголках СССР», «на самолёте облетел Север», но всю свою жизнь оставался верен родному Поволжью.
С Поволжьем и связано всё его творчество, за исключением, пожалуй, одной из ранних его повестей «Октябрь» (1918), написанной по горячим следам драматических событий революционного переворота в Москве.
В рассказах и повестях «Повольники», «Жгель», «Как трава», «Деревенская честь», «Терновый венец», «Порывы», «В родных местах», «Без берегов», «Дикой», «Счастье» действие обычно происходит где-нибудь на Волге, чаще всего в родном Вольске, где всё близко, знакомо писателю: и природа, и люди, и события. Он не может представить себе заимствованного, вторичного творчества, когда писатель рассказывает с чужих слов, не видя и не слыша тех людей, о которых пишет. В этом случае чаще всего возникают фальшь и схематизм, невыносимые в художественном творчестве. «На себе самом я проверил истину Достоевского: «Чтобы творить, надо страдать». Во всяком случае, надо быть кровно заинтересованным в деле, – так я понимаю эту истину».
Всё, о чём рассказывает А. Яковлев, пережито им самим. Кровная связь с родной землёй, с людьми, с эпохой – основная черта А. Яковлева как художника. Сейчас это, может, звучит и обычно, но тогда, в период напряжённой литературной борьбы, эта ясная установка на традиционный русский реализм воспринималась как своеобразный вызов модернистским модным течениям.
Очень интересен рассказ А. Яковлева о том, как он работал над повестью «Октябрь»: «Эту книгу я начал писать в те безумные октябрьские ночи, когда в окнах моей комнаты дрожали стекла от гула пушечных выстрелов. А задумал её в первое ночное обывательское дежурство во время московских сражений, когда мы, дрожащие от испуга, бродили, как чёрные тени, каждую минуту дожидаясь, что к нам вернутся бойцы той или иной стороны и бой перекинется на наш двор, в наши квартиры. Кончил, а пятна смерзшейся крови ещё были всюду на улицах, укрытых снегом. Здесь всё безмерно близко для меня. Пережитое».