История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Шрифт:
29 октября 1940 года Секретариат ЦК ВКП(б) постановил признать, что издательство «Советский писатель» допустило «грубую ошибку, издав сборник идеологически вредных, религиозно-мистических стихов Ахматовой… Книгу стихов Ахматовой изъять» (Литературный фронт. История политической цензуры 1932–1946: Сб. документов. М., 1994. С. 505).
Анна Ахматова так вспоминала этот эпизод собственной биографии: «На судьбу этой книги повлияло следующее обстоятельство: Шолохов выставил её на Сталинскую премию (1940). Его поддержали А.Н. Толстой и Немирович-Данченко. Премию должен был получить Н. Асеев за поэму «Маяковский начинается». Пошли доносы и всё, что полагается в этих случаях: «Из шести книг» была запрещена и выброшена из книжных лавок и библиотек» (Ахматова А. Соч: В 2 т. Т. 1. С. 399).
18 мая 1939 года Леонид Леонов писал И. Сталину: «После романа «Дорога на океан», побитого и уже неиздаваемого, я пробовал
Тон статей бранный и издевательский. Не соблюдено даже уважение к чужому труду. Взгляните хотя бы на заголовок рецензии Б. Розенцвейга в «Комсомольской правде». («Дорога» писалась три года, пьесы – 2.) Я выбит из колеи, вынужден оставить новую начатую работу. В эту крайнюю минуту у меня нет иного выхода, кроме обращения к Вам…» (Большая цензура. С. 510).
На это письмо И. Сталин не ответил. Другими проблемами было озабочено Политбюро во главе со Сталиным. 29 марта 1939 года в газете «Нью-Йорк уорлд телеграмм» была опубликована статья Рея Говарда, посвящённая Советскому Союзу. 1 марта 1936 года Сталин дал обширное интервью Рею Говарду, которое было опубликовано во многих странах мира. И вот – новая информация, которая страшно разозлила Сталина: сохранился гектограф переведённой статьи, на которой многие строчки были подчёркнуты Сталиным, а резолюция его прямо гласила: «Изгнать представителя этой газеты из Москвы».
«Если судить о Советском Союзе по Москве, которая является витриной страны, – писал Рей Говард, – то он двигается по нисходящей кривой. За последние два года, по общему мнению, тысячи политических, военных и экономических руководителей были расстреляны, сосланы или ликвидированы тем или иным путём. В результате этого наблюдается дезорганизация в военной области и в промышленности, страх, скрытность и чуранье иностранцев в тех кругах, которые были задеты последней чисткой.
Шпионы, осведомители и агенты-провокаторы наводняют Москву до такой степени, что в ней всякий человек является подозрительным». Рей Говард пишет о низком качестве выпускаемых в большом количестве самолётов, в тяжёлой промышленности упадок, то, что сейчас существует во власти, – это сталинизм. Даже у Гитлера нет такой полноты власти, как у Сталина. «Сталин же властвует в стране, в которой массы на протяжении столетий не пользовались привилегиями и не образованны. Они, за редкими исключениями, проявляют животную тупость под бичом политических погонщиков… Коммунизм, как его представляли себе Маркс и Энгельс, больше не существует в Советском Союзе. То, что развилось из складок Красного знамени коммунизма, является восточным военным деспотизмом, железной рукой и безжалостностью. Это – варварский образец государственного социализма, управляемого современной бюрократией. Из этой бюрократии выросла новая политическая иерархия, жадная до власти и хладнокровная в своих казнях, как всё, развивающееся из восточного склада мышления. Ни красные знамёна, ни марксистские лозунги не являются достаточными, чтобы изменить существо жестокой русской натуры…» Рей Говард уверен, что Советский Союз «представляет собой потерянную надежду, он сброшен со счетов, как фактор при любой ближайшей комбинации сил против фашизма». Подчёркивание в тексте принадлежит Сталину, а вывод журналиста оказался совершенно беспочвенным. Но многое из сказанного было и правдой, требовались решительные меры по улучшению экономики и повышению жизненного уровня трудящихся.
Так что у Сталина не было времени на то, чтобы вникнуть в мае 1939 года в литературные дела.
Почти одновременно с этим, 30 августа 1940 года, П.Н. Поспелов и Д.А. Поликарпов направили А.А. Жданову письмо о грубой политической ошибке председателя Комитета по делам искусств при СНК товарища М.П. Храпченко, разрешившего к постановке в театрах «идеологически вредной пьесы Леонова «Метель»… «Метель» – клевета на советскую действительность… Появление такой пьесы в театрах принесёт только вред. Вместо того чтобы запретить постановку фальшивой пьесы, тов. Храпченко разрешил её. Пьеса уже принята в 20 театрах, в том числе и в таком театре, как Государственный Малый Академический театр».
18 сентября 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение запретить к постановке в театрах пьесу Леонова «Метель», как идеологически враждебную, являющуюся злостной клеветой на советскую действительность». 23 сентября 1940 года состоялось обсуждение пьесы Леонова на заседании президиума ССП СССР (см.: Литературный фронт. С. 45–48).
Вместе с этими постановлениями о строгой политике партийных органов Совет народных комиссаров, ВЦИК, ЦК ВКП(б) приняли решение наградить орденами большую группу писателей разных республик, артисты и режиссёры получили не только ордена, но и высокие звания СССР и республик.
В журнале «Новый мир» в 1940 году вышла четвёртая книга романа «Тихий Дон». В издательстве «Художественная литература» в 1941 году в четырёх книгах вышел роман «Тихий Дон».
Весной 1941 года были присуждены Сталинские премии первой степени М.А. Шолохову, А.Н. Толстому, С.Н. Сергееву-Ценскому, Г.С. Улановой и другим выдающимся деятелям литературы и искусства. Так что дело вроде бы поправили, значительно улучшилось положение в литературе, театре, живописи.
Но оставалась существовать подчас губительная цензура, аппарат ЦК ВКП(б), напостовские и рапповские принципы управления, всё более и более крепнущий метод социалистического реализма, оставивший заметный след в литературе 30-х годов («Пархоменко» (1939) Вс. Иванова и др.).
В 30-х годах многие писатели разных направлений писали Сталину письма с просьбами, о некоторых из них упоминалось здесь, и порой присылали свои пьесы, статьи, романы, чтобы он не только просмотрел их, но и дал «указания», что поправить в том случае, если у него возникнут какие-либо сомнения в тексте. С середины 30-х он почти не вмешивался в решение культурных вопросов, передав их другим руководителям.
Так вроде бы напостовство было расформировано и уничтожено как фракция, как направление в литературе, искусстве. Однако принципы остались, кое-кто, например Фадеев, Ермилов, Павленко, встали во главе литературных организаций. И не только возглавили, но и «заразили» своими наставлениями среднее и верхнее звено партийной верхушки, отделов ЦК, которые отныне возглавили всю идеологическую работу в государстве.
Литературные портреты
Максим Горький
(Алексей Максимович Пешков)
(16 (28) марта 1868 – 8 июня 1936)
«Я – каторжник, который всю жизнь работал на других…» Эти слова взяты из письма, которых Максим Горький написал много; тысячи людей очень разных, коллеги-писатели, народовольцы, большевики и меньшевики, революционеры русского подпольного движения, студенты, профессора, академики, активистки революционного движения, руководители Российского государства, десятки зарубежных писателей (всех не перечислишь!) получали его письма: многотомное собрание писем Максима Горького в печати (15 томов из двадцати уже вышло). Сколько же времени было потрачено на переписку, сколько же мыслей, чувств, разнообразных оценок и характеристик, сколько литературных и общественных толкований разбросано по этим письмам, в которых Горький предстает как цельный и одновременно очень противоречивый человек. К слову сказать, публицистические статьи, рассказы, повести, романы дают обширный повод для полемистов, которые свободно выхватывают одни мысли из раннего творческого периода и побивают мысли, высказанные в последние годы.
Максим Горький – это огромная историческая личность, многогранный и неповторимый художник, прозаик, поэт, драматург, публицист. Он материально помогал большевикам, с меньшевиками и эсерами работал в издательстве и журнале, выпускал газету «Новая жизнь», где бесстрашно писал обличительные статьи против большевиков, захвативших власть, яростно выступал в защиту эсеров, когда меч Немезиды готов был опуститься на их головы, симпатизировал многим талантливым меньшевикам. Его личность была настолько популярна, что он нужен был всем: и рабочему, и аристократке, и писателю, и артисту, и режиссёру, всем-всем, без исключения. Он был самим собой перед чистым белым листом бумаги, начиная писать своё сочинение; но иной раз, когда крылья писательские чуть-чуть подросли, чуя себя нужным общественному мнению, он в угоду аристократической или демократической публике изображал того, кто им нравился: фетровая широкополая шляпа, сапоги, рубашка навыпуск, ремешок и увесистый посох. Он увлекался игрой, мечтал об актёрстве и сам играл, он мог написать гневную и яркую статью против еврейских погромов, всячески осуждал антисемитские выходки, но вскоре сам оказался в лапах председателя Петросовета Григория Зиновьева, жестокого, самовлюблённого и властного, и его помощников, занявших самые хлебные места, они начисто уничтожали все его предложения, не давали бумаги на подготовленные им и его сотрудниками книги для издательства «Всемирная литература», противодействовали любому его начинанию, на словах вроде бы поддерживали, а на деле – ничего. Горький обращался к Ленину, который тут же давал распоряжения, писал записки, но на деле и ему приходилось кого-то просить: власти у него не было, один только авторитет, с ним соглашались, а поступали по-своему, и Горький скорее почувствовал, чем понял, что он лишний в России, занятой проблемой разжигания пожара мировой революции, а у него всё конкретные дела: дать малограмотным рабочим и крестьянам сокровище народной мудрости – издать книгу для них, сохранить царские и дворянские усадьбы и дворцы, сохранить богатейшие ценности царского и боярского быта, сооружённые рабочими и крестьянами.