История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Шрифт:
Горький высок: одет скромно и просто: во всё чёрное. Те, кто изучает художественную литературу по олеографиям, сказали бы:
– Да это не настоящий Горький?!
Вдумчивые же люди нашли бы, что он таков, каким они его себе представляли» (Se pungolo. 1906. 27 октября).
2 ноября Горький и его спутники прибыли на остров Капри главным образом потому, что здесь он может работать, прежде всего закончить роман «Мать», но и другие замыслы уже не давали ему покоя – просились на бумагу.
Здесь Горький написал повести «Лето», «Исповедь», «Городок Окуров», «Хозяин», роман «Жизнь Матвея Кожемякина», циклы рассказов «Сказки об Италии», «Русские сказки», «По Руси», пьесы «Чудаки», «Васса Железнова», начал работать над пьесой «Фальшивая монета» и повестью «Детство»,
В это время на Капри было много споров о социал-демократической тактике в революционном движении, приезжал Ленин, состоялись дебаты между Лениным и Александром Богдановым (Малиновским) о философии и философах, о Махе и Авенариусе, о собственных философских книгах Богданова, о статье Горького «Разрушение личности», о лекциях в будущем рабочем университете. Сначала Горький несколько идеализировал приехавшего из России революционера из рабочих Михаила Вилонова, потом не знал, как от него избавиться, настолько он оказался своенравным и капризным. Бурное общение с Лениным, его непримиримый и бескомпромиссный характер осложнили их отношения, особенно после того, как Ленин заявил, что он сам напишет книгу о философских спорах. Вскоре вышла книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». В мае 1909 года большевик Александр Богданов в письме Горькому высказал свои впечатления: «Читал книгу Ленина. Нечто замечательное. Он всё знает! Но он всё переврал, так что места живого нет. Наглость и невежество…» В ответном письме Богданову Горький упоминает и о книге Ленина: «…Получил книгу Ленина, начал читать и – с тоской бросил её к чёрту. Что за нахальство! Не говоря о том, что даже мне, профану, его философские экскурсии напоминают, как это ни странно, Шарапова и Ярморкина, с их изумительным знанием всего на свете – наиболее тяжкое впечатление производит тон книги – хулиганский тон!
И так, таким голосом говорят с пролетариатом, и так воспитывают людей «нового типа», «творцов новой культуры». Когда заявление «я марксист!» звучит как «я – Рюрикович!» – не верю я в социализм марксиста, не верю! И слышу в этом крике о правоверии своём – ноты того же отчаяния погибели, кое столь громко в «Вехах» и подобных надгробных рыданиях.
Все эти люди, взывающие к городу и миру: «я марксист», «я пролетарий», – и немедля вслед за сим садящиеся на головы ближних, харкая им в лицо, – противны мне, как всякие баре; каждый из них является для меня «мизантропом, развлекающим свою фантазию», как их поименовал Лесков. Человек – дрянь, если в нём не бьётся живое сознание связи своей с людьми, если он готов пожертвовать товарищеским чувством – самолюбию своему.
Ленин в книге своей – таков. Его спор «об истине» ведётся не ради торжества её, а лишь для того, чтобы доказать: «Я марксист! Самый лучший марксист – это я!
Как хороший практик – он ужаснейший консерватор. «Истина незыблема» – это для всех практиков необходимое положение, и если им сказать, что, мол, относительна всякая истина, – они взбесятся, ибо не могут не чувствовать колебания почвы под ногами. Но беситься можно и добросовестно – Ленину это не удалось. В его книге – разъяренный публицист, а философа – нет: он стоит передо мной как резко очерченный индивидуалист, охраняющий прежде всего те привычки мыслить, кои наладили его «я» известным образом и – навсегда! Безнадёжный человек. Вероятно, и на практике он будет и уже, и хуже. Вообще – бесчисленное количество грустных мыслей вызывает его работа – неряшливая, неумелая, бесталанная…»
И ещё Горького в эти дни возмутили хвалебные отзывы о тех литераторах, которых «Знание» давно отвергало, выступало «на бой со всей этой шайкой дряни – вроде Ивановых-Разумников, Мережковских, Струве, Сологубов, Кузминых», сюда Горький относил и Блока, и Гумилёва… Но пройдёт меньше десяти лет, как Горький вместе с ними будет работать над изданием «Всемирной литературы», к тому же будет и нахваливать высокий профессионализм этой группы писателей.
31 августа 1918 года, узнав о покушении на Ленина, Горький и Мария Фёдоровна дали общую телеграмму: «Ужасно огорчены, беспокоимся. Сердечно желаем скорейшего выздоровления, будьте бодры духом».
Так начиналось у А.М. Горького возвращение к В.И. Ленину и его сподвижникам. «Новая жизнь» закрыта, время для оппозиции закончилось. Горький договорился с Кремлём, с Лениным о встрече: «Понял, что ошибся, пошёл к Ильичу и откровенно сознался в своей ошибке». 4 сентября, предварительно переговорив с Луначарским, Горький, Ладыжников, Гржебин и Тихонов заключили договор на создание при Комиссариате народного просвещения издательства «Всемирная литература». Среди сотрудников издательства – Блок, Чуковский, Замятин, Мережковский, Иванов-Разумник, Десницкий… Корней Чуковский привёл в издательство Марию Бенкендорф, прекрасно знавшую европейские языки, она стала сотрудницей, а вскоре и любовницей Горького и преданной ему помощницей.
Дела во «Всемирной литературе» однако, не заладились, шли всё хуже и хуже. Зиновьев и его аппарат расставили свои кадры во всех издательских структурах, и малейшая просьба со стороны Горького наталкивалась на «доброжелательный» отказ. Горький жаловался Ленину на Зиновьева и его аппарат, Ленин тут же писал записку, но и записка не помогала. Бурная деятельность Горького оставалась бесплодной. Зиновьев, Закс, Вейс, Штрайх, Коган, Котловер встали на его пути. А Ленин уговаривал его уехать за границу: там можно поработать и принять все меры для лечения.
Мария Бенкендорф уехала, оставив Горькому нежное любовное признание.
16 октября 1921 года Горький вместе с прекрасной Варварой Васильевной Тихоновой и её дочерью, очень похожей на Горького и свою мать, как уверяла Берберова в своих воспоминаниях, с семьёй Гржебиных уехал в Финляндию. Остановились в пансионате Мункснес. Сюда приезжала и Мария Бенкендорф, но свидание их оказалось безрезультатным: Варвара Васильевна по-прежнему властвовала над Горьким.
В это время, скитаясь по городам и лечебницам Европы, Горький работает над романом «Дело Артамоновых», над рассказами, над заключительной частью автобиографической трилогии «Мои университеты», циклами «Заметки из дневника. Воспоминания», «О русском крестьянстве», а главное – начал работу над романом «Жизнь Клима Самгина», установил хорошие отношения с главным редактором журнала «Красная новь» Александром Воронским, поддерживая его как критика в спорах с нападавшими из журналов «На посту» и «На литературном посту».
В апреле 1924 года Горький, получив визу от итальянского правительства, надолго осел в городе Сорренто, переезжал с дачи на дачу, чтобы было тепло и удобно для здоровья, подорванного болезнями, здесь чаще всего хозяйкой дачи становилась Мария Будберг-Бенкендорф-Закревская. Без неё Горький не смог бы работать с иностранцами, с писателями, журналистами, общественными деятелями, она переводила газеты, переводила и его сочинения, а ко всему прочему Горький был по-прежнему в неё влюблён и не мыслил жизни без неё. Конечно, она уезжала в Эстонию, там у неё было двое детей, которые тоже нуждались в ней, но через месяц-второй она возвращалась, и в жизни Горького установилась гармония. «Без неё я – как без рук и без языка», – признавался он в такие мгновения.
Не прекращались отношения с Россией, он писал десятки писем. Наконец русские послы заговорили с Горьким о возвращении из Италии в Россию, и он дал согласие. Уезжая из России в октябре 1921 года и проклиная Зиновьева и его приспешников, он и не думал о возвращении, он покидал Россию навсегда, но политический климат в России изменился, нет Зиновьева, Троцкого, Каменева с их губительным аппаратом, что-то меняется в стране, и это «что-то» привлекало писателя.
Отметив своё 60-летие в Италии, 28 мая 1928 года Горький был встречен руководителями СССР и писателями на Белорусском вокзале, а на площади – тысячи людей приветствовали народного писателя. В эти дни он был в Большом театре на торжественном заседании, встретился со Сталиным, Крупской, Бухариным, Луначарским, со многими писателями.