История русской торговли и промышленности
Шрифт:
В результате торговля на Черном море находилась по-прежнему в первобытном состоянии. Только в Черкасске собирались русские торговцы, казаки, турки, греки, армяне, и здесь происходил рынок. Русские торговцы отправлялись раз в год и в Крым по суше, сбывая там холст, пеньку, канаты, кожи.
Только в 70-х гг. торговля на Черном море сдвинулась с мертвой точки. Куйчук-Кайнарджийский мир 1774 г. дал России Кинбурн, Керчь, Еникале, так что Россия имела теперь шесть портов у Черного и Азовского морей, из которых, впрочем, Азов и Кинбурн, вследствие недостаточной глубины исключались из списка, а среди остальных четырех Херсон был еще только «воздвигнут» и слишком молод, Керчь и Кинбурн — опасны для судов. Так что оставался, в сущности, по-прежнему один только порт — Таганрог. Однако за этим последовало покорение Крыма, которое дало России восемь новых черноморских портов. «Российская коммерция, — пишет современник, — безмерно одолжена великой Екатерине приобретением Таврической области со множеством на Черном море способных портов». Благодаря этому, мечтает он, Россия должна стать «центром коммерции между Азией и Европой, так, чтобы одна ее рука касалась Востока, другая Запада и учинила бы чрез то невольными себе данниками
Уже в 1774 г. Россия добилась для своих кораблей права посещать все турецкие воды, а равно проходить через Дарданеллы, так что русским судам открыт был путь в Средиземное море, юг России мог вступить в обмен с Южной Европой. Едва в Западную Европу проникла весть об этом знаменательном договоре, как не только увлекающиеся писатели, но трезвые коммерсанты стали предсказывать революцию в мировой торговле, с энтузиазмом говорить о славном освобождении Черного моря. В особенности же окрылило мечты французов покорение Крыма, как и заключение (приведенного выше) русско-французского торгового договора в 1787 г. Крым в руках России, и Россия тесно связана торговым договором с интересами Франции. Им уже мерещилась возможность ослабления при помощи этого трактата, который называли шедевром дипломатического искусства, торговли на Балтийском море, отнятия у Нидерландов посредничества между Россией и Южной Европой, приобретения Францией такой же роли на Средиземном море в качестве перевозчика товаров всех наций и комиссионера их, какой пользовалась Голландия на других морях, и в то же время недопущения других наций в Черное море.
Но Франция не учитывала и теперь одного — того, что нужно было для всего этого согласие Порты на проход французских судов через Дарданеллы. Она производила все расчеты, не спросив об этом хозяина — турок. Как ни блестящи были завоевания России, но в этом отношении они ничего не изменили. В этом заключалось все различие между ее положением и положением голландцев на других морях, где они могли свободно распоряжаться. Этим отличалась и деятельность Екатерины от политики Иоанна Грозного и Петра. Они могли действительно открыть Архангельск и Петербург всем иностранцам, Екатерина могла сделать это лишь на бумаге. Какой смысл было открывать Черное море всем нациям, когда Турция его закрыла для всех наций? Получалось резкое противоречие. Одной только Австрии в 1784 г. удалось добиться для своих судов права прохода через проливы. Но от этого для России получалось сравнительно мало выгоды — австрийское судоходство делало еще только первые шаги своего развития. Торговля же с Францией и итальянскими государствами мало подвинулась вперед {459} .
России приходилось рассчитывать на свои слабые силы, на весьма медленно нарождавшийся русский флот, на малочисленное и недостаточно энергичное русское купечество, привыкшее первое место уступать иностранцам, идти у них на помочах. Прилагалось много стараний к тому, чтобы «ободрить» русских купцов. Это ведь была эпоха меркантилизма, когда государство старалось повсюду пробудить своих подданных, открыть им глаза, сдвинуть их с места. В 1775 г. был издан таможенный тариф для черноморских портов, пониженный «четвертою долею» по сравнению со ставками для прочих границ. В инструкции к нему, опубликованной Сенатом, были указаны товары, на сбыт которых в Константинополе купцы могли с уверенностью рассчитывать, и вычислены не только накладные расходы для 28 важнейших видов товаров, но и верная прибыль с них, доходившая до 50%. В 1766 г. была учреждена русская торговая компания в Константинополе, во главе которой стоял, впрочем, лишь один русский, другие двое были англичанин и голландец. Но операции ее развивались весьма туго, хотя она и получила суда от правительства, а лондонские, французские, итальянские фирмы снабдили ее поручениями. Интересами черноморской торговли было отчасти вызвано и уничтожение Запорожской сечи, ибо приезжающих в Крым купцов грабили запорожцы, «в варварстве татарам нимало не уступающие».
Потемкину было предоставлено право снабжать иностранные суда русским флагом, и он пользовался этим в широких размерах, давая разрешение всем, кто только его просил. Так что под именем русских посещали турецкие воды суда, которые никогда и не видели России. Но это были в немногих лишь случаях суда, принадлежавшие французским или голландским купцам, обычно же суда греческие, т.е. собственниками являлись турецкие же подданные. Даже плавание между столь близко расположенными азовским и черноморскими портами совершалось лишь в незначительной мере русскими, преимущественно же греками, но под русским флагом. В 1786 г. на Черном море плавало около 80 судов под русским флагом и почти столько же турецких кораблей посетило русские гавани. Все торговые обороты этих портов в 1785 — 1786 гг. не превышали 1,1 млн. руб. {460}
Обороты всей морской торговли России равнялись в 1773 — 1776 гг. 27,8 млн. руб., из коих 25,5 млн. приходилось на Балтийское море, а 1,9 млн. на Белое море. Но и в 1793 — 1797 гг. из 76,9 млн. руб. всех оборотов 71,3 млн. составляла торговля на Балтийском море, 3,7 на Белом море и всего 1,9 млн. на Черном и Азовском морях. При этом 51 падал на Петербург, т.е. он поглощал ровно две трети всей морской торговли России.
Общие обороты русской внешней торговли по всем европейским границам, как морским, так и сухопутным, возросли, по Шторху, с 29,4 млн. в 1773 — 1777 гг. до 81,6 млн. в 1793 — 1797 гг., но сухопутная торговля составляла всего 1,6 млн. в первом и 4,7 млн. во втором случае. Обнаруживается, следовательно, очень быстрое возрастание торговли по сухопутной границе — обороты ее увеличились за четверть века в три раза, в большем размере, чем обороты по морской границе (с 27,8 до 76,9 млн.). Но по сравнению с оборотами морской торговли сухопутная была совершенно минимальна. Так что еще к концу XVIII ст. вся наша торговля с Западом совершалась морем, именно Балтийским морем, через которое направлялось в 70-х и в 90-х годах XVIII ст. почти 90% всего товарообмена с Западом. Только в XIX ст. и торговля на южных морях, с одной стороны, и сухопутная торговля, с другой, стали постепенно развиваться.
Наибольшее значение в торговле через сухопутную западную границу имел товарообмен с Силезией, куда отправлялись купеческие караваны из России (как и из Польши и Венгрии). Они вывозили произведения страны — юфть, сало, меха, мед и воск, которые обменивались на изделия Запада — сукно, шелк, шерсть, нюрнбергские товары. А так как, говорится в записке бреславльского купечества 1773 г., то, что они привозили, далеко не достигало ценности закупаемых ими товаров, то они снабжали страну значительными суммами звонкой монеты; последняя притекала и вследствие тех расходов, которые они производили в пути. Если они посещали ярмарки в других странах, то лишь после того, как они уже посетили нас (Силезию), и только в том случае, если не могли у нас добыть нужных им товаров. Но и в этом случае они оставляли в Силезии предназначенную для закупок наличность, а мы им давали векселя на другие места. Благодаря этому мы не только извлекали помещенные в других местах деньги без всякого риска, но сверх того выручали еще провизию на наших векселях. Наконец, русские и поляки передавали нам закупленные ими товары для дальнейшей отправки их {461} . Благодаря этому в стране господствовало богатство и обилие, всем жилось прекрасно. И Марпергер в 1714 г. рассказывает по поводу Бреславля, что он представляет собой непрекращающуюся ярмарку, и что оттуда ежедневно отъезжает такое число русских, польских и иных возов, какое трудно найти даже на очень крупной ярмарке {462} . Кто бы поверил, читаем у Клебера, писавшего в 1788 г., что одного заячьего меха привозится столько, что он в большом количестве отправляется еще в Амстердам, Лондон, Лион. Воску доставляется ежегодно на 400 тыс. талер, но только восьмая часть его остается в стране, все же остальное идет дальше в Гамбург, Францию, Италию. Русские и мазуры привозят его из своих лесов на маленьких легких повозках, на которых нет ни одного фунта железа. Они стоят в Бреславле на площади, продают товары, повозку и лошадь и идут пешком домой. Эта торговля, прибавляет он, именуется экспедиционной в том смысле, что эти восточные страны (Россия, Польша, Венгрия) добывают товары из Саксонии, Австрии, Италии, Франции и отдают часть прибыли бреславльскому купцу за доставку товаров из этих стран {463} .
Герман указывает на то, что эта сухопутная торговля доставляет убыток России, ибо привоз больше вывоза, и это, по-видимому, подтверждается приведенными выше сообщениями о приливе звонкой монеты в Силезию. Только благодаря крайней незначительности оборотов по сухопутной границе, общий баланс наш все же получается, по его словам, активный. Общая сумма привоза и вывоза России возросла с 22 млн. руб. в 1762 г. до 50 млн. в 1788 г., причем в последнем году Россия «выиграла» 5 млн. {464}
На той же точке зрения стоят и другие авторы того времени — они не сомневаются в активности баланса (Фрибе, Герман, Шторх, Шерер). Напротив, при «изысканиях», произведенных комиссией о коммерции по поводу «унижения» (падения) вексельного курса, высказывается противоположный взгляд. Курс нашего рубля на Амстердам, равнявшийся в 1787 г. 39 штиверам, стал затем беспрерывно падать и спустя 6 лет дошел до 22 1/ 2штивера, что вызывало сильное беспокойство как среди купечества, так и в правительственных сферах и неоднократные «рассмотрения», «особенные доношения» и «примечания» о причинах падения и «способах возвышения» его. Образовано было даже в 1793 г. «особенное собрание» для «отобрания мнений» у «знатнейших» российских и иностранных купцов и для выслушания их «рассуждений и прений». «Причины» и «способы» указывались весьма разнообразные и многочисленные, причем отчасти уже тогда соображали, что на вексельный курс влияет не один только торговый баланс, но и платежи, вызываемые другими обстоятельствами. Обращали внимание и на нашу задолженность за границей, и на перевод крупных сумм находившейся за пределами России армии. Но наряду с этим предлагали «убавить чрезвычайно умножившийся привоз» предметов роскоши, почему следует «учинить запрещение» привоза «ненужных и роскошных» товаров или по крайней мере обложить их «тяжелыми пошлинами».
При этом уже в 1778 г., когда впервые возник вопрос о вексельном курсе, граф Воронцов указывал на то, что хотя, по таможенным ведомостям, получается выгодный баланс, но, веря более «практике», он полагает, что привоз иностранных товаров гораздо больше показываемого в ведомостях. Это «приватно известно» лицам «кои на торг наш с некоторым вниманием взирают».
В 1788 г., когда комиссия о коммерции вновь «вошла в изыскание всех обстоятельств», касающихся сей самой «материи», она находила, что с того времени, как за таможнями, особенно С.-Петербургской губернии, установлено строгое «смотрение», так что «ни мало от них не стало чиниться послабления», в петербургский порт стали привозить и объявлять в таможне «по большей части тяжеловесные только товары», «кои по тяжести своей к потаенному привозу не удобны». Товары же дорогие, служащие «к одной только роскоши», хотя и выписываются в Россию и здесь «в продажу производятся», но о значительном привозе их в ведомостях не значится, почему «полагать должно», что они «входят сюда мимо портов побочными какими-нибудь путями и едва ли не все с похищением пошлинного дохода». Другую причину упадка вексельного курса комиссия усматривает в «потаенном через пограничные таможни провозе сухим путем» из того самого Бреславля, о котором мы выше упоминали, как и из Лейпцига. И эта торговля «умножается и едва ли не пожирает нарочитую часть баланса нашего по торгу». Развитие контрабанды, по мнению комиссии, «доказывается великим числом денег, которые в биржевые дни нередко перевозятся за море посредством векселей».