История руссов. Держава Владимира Великого
Шрифт:
Попытаемся сравнением различных по времени летописных отрывков установить приблизительно демаркационную линию во времени между двумя старыми, более узкими понятиями «Руси», с одной стороны, и новым, самым широким, с другой.
Под 1263 годом находим: «Князь великий Александр поиде во Орду… и удержа его царь, не пусти его в Русь». Так как Александр был князем в Новгороде, это указание является одним из первых, где широкое понимание «Руси» видно с полной очевидностью.
Впрочем, уже под 1255 годом мы находим известие: «Тое же зимы приехаша численици ис Татар и сочтоша всю землю Русскую и поставиша десетники и сотники». Так как под этим годом речь идет все время о Новгороде, а в последующих годах — о том, как отозвался Новгород на татарский учет, можно заключить, что и в 1255 году Новгород уже считался «Русью».
С другой стороны, мы находим под 1218 годом: «Мстислав Мстиславович выиде из Новагороди к Русь». Под 1223 годом: «Тогда бе в Киеве князь Мстислав, сын Романов Ростиславича, а в Чернигове Мстислав Святославович Козельский, а в Галиче Мстислав Мстиславович. То бо беяху старейши в Русской земли».
Под 1235 годом находим: «Прииде князь Изяслав Мстиславович с Половци и взяша Киев, а князя Володимера Рюриковича емше Половци ведоша в землю свою, и оттоле взяша искуп на нем, и отпустиша в Русь».
Нашествие Батыя в 1237 году летопись называет нашествием на «Рязанскую» землю.
В 1239 году «нача Батый посылати на грады Руськия. Посланнии же Батыеви, пришедше в Русь, взяша град Переяславль… А иную же рать посла на Чернигов». Ясно, что и здесь под «Русью» понимается Южная Русь, т. е. в расширенном понимании.
Под 1240 годом описано нашествие Батыя на Киев, Владимир Волынский, Каменец, Кременец и т. д., и сказано: «Много зла створиша земли Рустеи».
Под 1246 годом находим слова Батыя: «еже есть по обычаю вашему, створите князю Русскому Михаилу» (Черниговскому). Однако под тем же годом находим: «князю же Ярославу тогда суще в Орде, у Канович, и много пострада… за землю Русскую». Здесь Ярослав, представитель Средней Руси, уже считается и представителем всей Руси.
Под 1249 годом находим: «Прииде Александр Ярославич от Канович на Киев и всю Рускую землю, а Андрей, брат его, седе в Володимери на столе». Здесь Средняя Русь с Владимиром на Клязьме, как столицей, еще отделена от Киева и «всей Руси».
Таким образом, грань в применении старого и нового понимания «Русь» лежит между 1249 и 1255 годами и условно может быть принята с 1250 года. Разумеется, этот процесс расширения понятий наметился и раньше, например, мы находим в 1243 году: «Батый же почести Ярослава достойною честью и отпусти его, и даст ему старейшинство во всем Русском языце». Здесь слово «Русь» в широком понимании дословно не употреблено, но понятие его ясно отчеканено.
Нашествие татар было причиной новой терминологии. Во-первых, для татар все славянские племена были «русскими» («урус»), во-вторых, завоеванные русские перед лицом татар яснее видели свое единство.
Подведем всему итоги.
1. Первый летописец князя Рюрика за русского не признавал; он совершенно исключал этнографическое понимание «Руси»; «русского» племени как такового, пришедшего откуда-то из-за моря, для него не существовало.
2. Первым русским князем он считал Олега, но только с момента его вокняжения в Киеве. Для него Олег стал русским потому и только тогда, когда сделался князем на «Руси».
3. Слово «Русь» в древнейшем, узком, значении применялось только к Киевщине.
4. Употребление этого значения с ходом истории отмирает и с нашествием татар почти вовсе исчезает (время от времени, однако, попадаясь, как реминисценция прошлого), заменяясь более общим, общегосударственным объемом.
5. Как и почему сосуществовали два понятия: поляне («Польская земля») и «Русь», — этот вопрос мы оставляем до особого очерка, равно как и выяснения загадки — почему, несмотря на такой общий взгляд летописца на «Русь», как на территорию, имеется в летописи два-три места, где «Русь» употреблена как этнографическое понятие.
12. Разгадка истории призвания варягов
В вековом споре о Руси основную роль играют свидетельства летописи о начале Руси. Если проанализировать, что же, собственно, летопись сообщает об этом, поражает необыкновенная бедность, шаткость и сбивчивость свидетельств. Рассмотрим их все.
Прежде всего, во введении к собственно летописи приводится список народов, населяющих берега Балтийского моря:
«Ляхове, и труси, чюдь преседят к морю Варяжьском. По сему же морю седять варязи семо ко въстоку до предела Симова, по тому же морю седять к западу до земле Агнянски и до Волошьски. Афетово бо и то колено: варязи, свеи, урмане, готе, русь, агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочий, ти же приседять от запада к полуденью и съседяться с племенем хамовым» (Лаврентьевская, Ипатьевская и др. летописи).
Итак, летописец, по крайней мере в 1113 году, когда летопись была доведена до смерти Ярополка, считал, что существует племя Русь, сидящее, подобно другим перечисляемым народам, вдоль берегов Балтийского моря.
Ни одна западноевропейская хроника, ни один вообще достоверный исторический источник такого племени, однако, не знает. Это сообщение летописца ложно, ложно вдвойне: 1) не только ни один источник не сообщает ничего о таком племени, но и 2) летописец противоречит самому себе, ибо говорит в собственной летописи, что Рюрик, приглашенный новгородцами и прочими племенами, «пояша по себе всю Русь», т. е. выехал с родины со всем своим племенем, и, следовательно, в 1113 году никакой Руси на Балтийском море не было.
Если это сообщение ложно, интересно выяснить, что же заставило летописца сделать такую ошибку. Выяснение этого мы отложим до момента, когда будут изложены все необходимые факты и соображения.
Итак, пока поверим летописцу и посмотрим, кого он считал Русью. Это можно узнать косвенно, ибо он перечисляет народы Прибалтики в известном порядке, следуя их географическому местоположению.
Прежде всего, он называет поляков, пруссов и чудь, т. е. соседей Новгорода в широком смысле или, иначе, народы, сидящие на юго-восточном и восточном побережье Балтийского моря. Под чудью следует разуметь вообще финнов, в частности эстонцев.
Далее идет общая фраза о том, что все Балтийское море оселено варягами: к востоку «до предела Симова» и к западу до Англии и земли «волошской» (см. ниже). Из этого можно сделать вывод, что под варягами летописец разумеет все народы Прибалтики.
Но в следующей фразе, перечисляя народы поименно, он выделяет варягов как особое племя, и следом за ними приводит «свеев» (шведов), «урман» (норвежцев) и «готов» (жителей острова Готланда). Однако можно полагать, что после слова «варягов» следовало логически двоеточие, однако отсутствие в древности знаков препинания создало эту неточность.