История руссов. Держава Владимира Великого
Шрифт:
Остается еще одно место в летописи, гласящее о Руси: «И от тех варяг прозвася Руськая земля» и т. д. Оно уже разобрано в особом очерке подробно. Смысл его тот, что не варяги передали новгородцам свое имя руссов, а варяги стали называть новгородцев «руссами», как они (варяги) и другие чужие народы называли вообще все восточнославянские племена.
Больше в летописи о руси ни слова, ни прямо, ни косвенно. Первый отрывок, как мы выяснили, ложен, летописец напутал — никакого племени «русь», жившего в XII веке на побережье Балтийского моря, не было. Этот отрывок ясно показывает
Третий отрывок, т. е. «от варяг прозвася», как мы выяснили, — просто неправильно понят современными историками. Остается всего одно место, единственное и главное; к анализу его, более подробному и тщательному, мы и переходим.
Но, поскольку мы выяснили, что в двух отрывках уже было напутано, естественно будет отнестись критически ко всему, что сказано в главном отрывке. Если летописец в силу каких-то причин вставил в первом отрывке слово «Русь», отнюдь не справляясь с истиной, то то же самое он мог сделать и в главном отрывке и, может быть, из-за тех же побудительных причин.
«И идоша за море к варягам, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся свие»…
Уже давно многие обратили внимание на странную конструкцию фразы: «к варягам, к руси». Во-первых, если летописец указывал, куда направились посланцы, то он должен был прямо сказать, либо «к варягам», либо «к руси», но не расписывать, что, мол, русью назывались варяги, наподобие шведов и т. д. Ясно чувствуется, что оригинальная фраза летописи расширена последующим редактором, считавшим нужным разъяснить это место.
Во-вторых, разъяснять так подробно, кто такие были «русь», не приходится, — ведь об этом уже было сказано в предисловии, где русь перечислялась среди племен варягов. Таким образом, добавление о руси, либо в тексте, либо в предисловии — введении к летописи, либо и там, и там, является дополнительным наслоением, отсутствовавшим в протографе рукописи.
«Реша русь, чюдь, словени, и кривичи, и все: “Земля наша велика и обильна…”» и т. д. Во многих списках летописей здесь ошибка: русь не говорила, а ей говорили посланцы разных племен. Пример ясно показывает, как одна неверно написанная буква может привести к серьезным недоразумениям при толковании.
В летописях мы имеем описки, пропуски, вставки и т. д. — как можно найти в этих условиях истину? Руководящей нитью должна быть прежде всего логика; с ее помощью все нелепости должны быть постепенно отброшены. Для этого надо фразу за фразой, слово за словом исследовать с точки зрения их логической прочности, т. е. не несут ли они внутренне чего-то противоречивого или маловероятного.
Такой анализ занял бы слишком много места и вряд ли убедил бы всех: логики люди, в общем, не любят и еще меньше умеют ею пользоваться.
К счастью, имеется иной выход из положения: существует один цельный летописный вариант, в котором все неясности отсутствуют. Мы имеем перед собой не только стройную последовательность логических доказательств, а исторический документ, менее испорченный переписчиками и редакторами.
Вот что говорят новгородские летописи:
«И дань даяху варягом от мужа по белеи веверици, а иже бяху у них, то ти насилье деяху словеном, кривичем и мерям и чюди. И всташа словене, и кривичи, и мери и чюдь на варягы и изгнаша я за море».
Заметим здесь строгую логичность текста: сначала упомянуты словене, т. е. новгородцы, самое сильное племя; затем кривичи; дальше идут финские племена, игравшие всегда подчиненную роль: меря и чудь. В других же летописных списках инициатором приглашения варягов является чудь! Ибо она упомянута на первом месте.
«И начаша владети сами собе и городы ставити. И въсташа сами на ся воевать и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град и не беше в них правды. И реша к себе: “князя поищем, иже бы владел нами и рядил ны по праву”. Идоша за море к варягом и рекоша: “Земля наша велика и обильна, а наряда у нас нету, да поидете к нам княжить и владеть нами”».
Итак, в Новгородской летописи стоит просто: «идоша за море к варягом», и ни о какой Руси нет ни слова.
«Избрашася 3 брата с роды своими, и пояша с собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И седе старейший в Новегороде, бе имя ему Рюрик, а другый седе на Белеозере, Синеус, а третий в Изборьске, имя ему Трувор. И от тех варяг, находник тех, прозвашася русь, и от тех словеть Руская земля; и суть новгородстии людие до днешного дни от Воряжьска».
Опять о владении Русью ни слова. Есть только, что варяги назвали землю, которую они возглавили, Русью, и что новгородский люд и до настоящего времени несет это имя, а раньше (подразумевается) он назывался «словене».
Что же могло заставить летописца южнорусских летописей произвести нелепые вставки о Руси? Какое-то основание было. Мы говорим «нелепые» с полным основанием — в одном из очерков выше мы уже указывали, что летопись не считает Рюрика русским князем; не считает она и Олега князем Руси до тех пор, пока он не вокняжился в Киеве. Значит, пришельцы-варяги уже никак русью не назывались, не они принесли из-за моря это имя, а они сами восприняли его. Их роль заключалась только в том, что они ввели для всех славянских племен единый термин «русь».
Итак, чем же можно объяснить нелепые вставки южнорусского летописца о руси? Для этого нужно понять, кто был этот летописец, какие задачи он себе ставил и в каких условиях он писал.
Южнорусские летописи значительно полнее новгородских не только с точки зрения богатства историческими документами и фактами (ибо архив князей Руси в какой-то мере был в их распоряжении, чего не было в Новгороде), но и изложены пространнее, литературнее и с использованием греческих источников. Они не столь скупы на слова и часто вставляют довольно искусственно народные предания весьма сомнительной исторической ценности. Это — значительно расширенная копия протографа. Над этим расширением трудился не один летописец, и, как результат, в летописи целый ряд внутренних неувязок. Вставлявший нечто не замечал, что в летописи есть места, противоречащие ему.