История с лишайником
Шрифт:
— Так просто и стал, сказала Зефани. Именно так, как тем кем-то Флемминг в случае с пенициллином. Ох, папочка, мне как-то странно…
Она встала и немного неуверенным шагом подошла к окну. Там она и остановилась, прижавшись лбом к холодному стеклу и глядя в парк.
Поль взволнованно сказал:
— Извини, папа, но боюсь, что я чего-то не понял. Это известие, кажется, совсем ошарашило Зеф, значит, тут что-то должно быть, но я только обычный инженер-строитель, не забывай.
— Не так уж и тяжело это понять, тяжелее в это поверить, — начал объяснять Френсис. — Возьмем
Зефани возле окна как-то внезапно напряглась. Она резко повернулась. Ее взгляд прикипел к профилю отца, затем она перевела его на большую, оправленную в рамку фотографию отца, висевшую рядом с фото Каролины, сделанным за несколько месяцев до ее смерти, потом снова на Френсиса. Глаза ее расширились. С интересом наполовину проснувшегося человека она подошла к зеркалу на стене и стала в него всматриваться.
Френсис прервал изложение своих мыслей Полю на полуслове и повернул голову, следя за Зефани. И он и она замерли на несколько секунд. Глаза Зефани немного сузились. Однако она заговорила, не отрываясь от зеркала.
— Как долго? — спросила она.
Френсис не ответил. Он мог и не слышать вопрос. Взгляд его оторвался от Зефани и переместился по стене, к портрету жены.
Зефани внезапно задержала дыхание и со злостью обернулась. Напряжение всего ее тела передалось и голосу.
— Я спросила, как долго? — повторила она. — Как долго я буду жить?
Френсис ответил ей взглядом. Их глаза на миг встретились, и затем он отвел взгляд, Несколько секунд внимательно изучал свои руки, потом снова поднял глаза. Казалось голос его потерял эмоциональную окраску, когда он ответил:
— Согласно моим расчетам — двести двадцать лет. Во время паузы, последовавшей за этим заявлением, раздался стук в дверь. На пороге появилась мисс Бирчет, секретарша Френсиса.
— Мисс Брекли из Лондона на линии, сэр. Она хочет сообщить что-то важное.
Френсис кивнул и вышел за нею из комнаты, оставив внимательно смотревших ему вслед детей.
— Неужели правда то, что он сказал! — воскликнул Поль,
— О, Поль! Разве можно представить себе, чтоб отец сказал нечто подобное, если бы это не было правдой.
— Думаю, что нет. — И добавил в замешательстве. — И я также?
— Конечно. Только немного меньше, — ответила ему Зефани.
Она подошла к одному из кресел и резко села.
— Не понимаю, как это ты так быстро все поняла, — проговорил Поль с нотками подозрения.
— Пока что не совсем. Все это здорово напоминает головоломку. Он сделал определенные намеки, и все вдруг стало на свое место.
— Что стало на свое место?
— О, детали, много отдельных деталей.
— Но я не понимаю. Все, что он сказал…
Поль замолчал, ибо открылись двери, и Френсис вернулся в комнату.
— Диана уже не приедет, — сказал Френсис. — Опасность миновала.
— Какая опасность? — спросила Зефани.
— Я еще толком не знаю, в чем там дело, только ей казалось, что сведения относительно лейкнина могут просочиться, и она хотела меня предупредить. И потому я решил, что настало время рассказать вам все.
— Однако я не понимаю, какое отношение к происходящему имеет Диана? Она что твой агент? — спросила Зефани.
Френсис покачал головой.
— Она не мой агент. Еще несколько дней назад я не имел ни малейшего представления о том, что еще кто-то, кроме меня, знает об открытии. Однако она заявила достаточно ясно, что все знает и уже много лет.
Поль насупился:
— И все же я… Ты хочешь сказать, что она украла твое открытие?
— Нет, — ответил Френсис, — я так не думаю. Она говорит, что проводила все исследования сама и в доказательство может показать мне свои заметки. Я склонен верить ей. Но даже в случае ее самостоятельного открытия, вопрос законной принадлежности его касается совсем иной сферы.
— А что за опасность там возникла? — спросила Зефани.
— Насколько я понял, она использует лейкнин. Случилась какая-то неприятность, и на нее подали в суд, чтобы она компенсировала нанесенный вред. Она боится, что, когда дело дойдет до суда, все откроется.
— А она не может или не желает платить, и хотела занять у тебя денег, чтобы не доводить дело до суда? — высказал предположение Поль.
— Мне хотелось бы, чтобы ты не делал поспешных выводов, Поль. Ты не помнишь Диану, а я помню. Прежде всего, к суду привлекают не ее лично, а фирму, с которой она связана. Они могут заплатить, безусловно, однако, по ее собственным словам, они попали в ловушку. Требование оплатить убытки чересчур высоко и равнозначно шантажу. Если они заплатят, то дадут шантажистам возможность требовать еще более немыслимых сумм; если не заплатят — то дело получит публичный резонанс. Очень неприятная ситуация.
— Я не понимаю, — начала было Зефани и замолчала. Ее глаза расширились. — Ты хочешь сказать, что она давала это вещество.
— Лейкнин, Зефани.
— Лейкнин. Она давала его людям без их ведома?
— Наверное, давала. Не считаешь ли ты, что в случае, если бы они об этом знали, то эта новость не обошла бы мир за пять минут? Как ты думаешь, почему я был так осторожен, что ничего не сказал даже вам обоим вплоть до сегодняшнего дня?.. Чтобы иметь возможность использовать это вещество в полной безопасности, я должен был прибегать ко всяким хитростям; очевидно, и она также вынуждена была поступать подобным образом.
— Наша иммунизация! — вдруг воскликнул Поль. — Так вот что это было!
Он вспомнил день вскоре после своего семнадцатилетия, когда Френсис достаточно подробно рассказал ему, что некоторые бактерии выработали себе иммунитет к обычным антибиотикам, и убедил его воспользоваться преимуществами нового препарата, который станет доступным для массового использования только через несколько лет. Поль не видел никаких причин, чтобы отказаться, и они пошли в лабораторию. Там отец сделал ему небольшой разрез на руке, и поместил туда пилюлю в форме маленького веретена, потом зашил ранку несколькими стежками и наложил повязку. «Этого хватит на год,» — сказал он, и с тех пор такая процедура повторялась каждый год, обычно сразу после дня рождения. Позднее, когда Зефани минуло шестнадцать, отец сделал ей то же самое.