История Семилетней войны
Шрифт:
Генерал Надасди, присоединив к себе баварские и вюртембергские войска, служившие на жалованьи у Марии-Терезии, подступил к Швейдницу, ибо имперская армия могла устроиться на зимних квартирах в Силезии не иначе, как завладев предварительно крепостью. Швейдниц не был защищен войсками и не очень сопротивлялся, а герцог Бевернский не надеялся освободить его; вследствие этого Надасди овладел этой крепостью после 16-дневной осады, направив генеральный штурм одновременно против пяти укреплений, причем были взяты два редута; комендант крепости, генерал Зеерс, тотчас же капитулировал. Гарнизон в 5841 человек с 4 генералами был взят в плен; кроме того, имперцы завладели массой всевозможных воинских принадлежностей, амуницией, снарядами и полковой кассой, содержавшей 355 576 гульденов наличных денег. Завоевание этой крепости облегчило австрийцам коммуникации с Богемией; оставив здесь гарнизон в 8000 человек, Надасди присоединился к главной армии под Бреславлем.
Там находился лагерь пруссаков. Очевидно, австрий ские полководцы сочли необходимым совершить атаку до прибытия короля с его победоносной армией. Сражение произо шло 22 ноября. Укрепленный прусский лагерь был обстреливаем подобно крепости из тяжелых орудий, завоеванных в Швейднице; нападение производилось одновременно в нескольких пунктах. С обеих сторон дрались одинаково храбро, и с наступлением ночи победа еще не была решена [91] .
Однако
91
Союзные войска наступали пятью мощными колоннами, и было очевидно, что, если Карл Лотарингский наутро возобновит атаку, пруссаки, чьи силы были уже на исходе, не удержат лагерь; во время же отступления в Бреславль армия герцога Бевернского под нажимом неприятеля могла просто рассыпаться.
Между своими убитыми австрийцы более всех опла кивали полковника, барона Вельтеца, человека необыкновенно даровитого. Потеря эта обнаружила пример не обыкновенно редкого в военном мире благородства, характеризующего великую душу фельдмаршала Дауна. Узнав о смерти Вельтеца, он скорбно воскликнул: «Мы потеряли человека, который родился вождем армий; не краснея сознаюсь, что в день Коллинской битвы он был моим советником и счастливым орудием моей победы».
Генерал Цитен принял командование над пруссаками и повел остатки разбитой армии навстречу королю. Следствием этого отступления было взятие Бреславля. Комендант, генерал Лествиц, считая, что уже все потеряно, надеялся лишь на выгодную капитуляцию. Вследствие этого город сдался безо всякого сопротивления, и 3000 человек сильного прусского гарнизона получили свободный пропуск, причем большая часть из них тотчас же поступила на императорскую службу [92] . Фридрих был так недоволен поведением коменданта, который до этого отличался большой храбростью, что велел заключить его в крепость. Имперцы получили в Бреславле несметную добычу провианта, орудий, особенно же амуниции, так как арсеналы и магазины города были снабжены ими в избытке, а кратковременное пребывание бевернской армии не особенно истощило их.
92
Согласно австрийским данным, в плен сдались 5000 человек.
Казалось, что Силезия была уже потеряна для прусского короля. За все время прусских кампаний удачи австрийцев никогда еще не достигали таких размеров; имперцы питали самые дерзновенные надежды, так как выиграли сражение, завладели двумя крепостями и столицей провинции; кроме того, они имели громадную армию, с помощью которой могли удержать свои завоевания, и потому могли быстро окончить войну на самых выгодных условиях. Таково было положение дел счастливых австрийцев к концу ноября. Наступившая зима должна была, по-видимому, положить предел всем дальнейшим операциям пруссаков, и неприятели уже собирались на зимние квартиры, как вдруг на театре военных действий произошел неожиданный для всей Европы переворот. Имперцы сочли поход Фридриха последней бессильной попыткой отчаяния, а его маленькую армию прозвали «Берлинским вахтпарадом». Силезцы, преданные Пруссии, отказались уже от всякой надежды, а приверженцы пруссаков предавались отчаянию.
Яркой иллюстрацией тогдашнего настроения нации служит поведение князя Шафгоча, епископа бреславльского. Фридрих даровал этому священнику княжеский титул, сан епископа и вообще осыпал его благодеяниями. В Потсдаме он часто бывал в обществе короля и получил даже орден Черного Орла, которым Фридрих чрезвычайно редко награждал от вступления своего на престол и до самой своей смерти. Считая своего благодетеля совершенно погибшим, неблагодарный забыл все это и стал заискивать благосклонности у его врагов, причем упустил из виду самые элементарные правила благоразумия и приличия. Он ругал короля, сорвал с себя орден Черного Орла и попрал его ногами; поступок этот возмутил даже императорских генералов, которые отнеслись к этому с презрительной укоризной. Вскоре после того он бежал в Богемские горы, чтобы скрыть там свой позор. Затем он отправился в Вену, где знать отнеслась к нему с пренебрежением; Мария-Терезия и император Франц сильно порицали его и не согласились даже дать ему аудиенцию. В Риме он тоже не встретил ни защиты, ни сострадания; там его давно уже ненавидели за излишне свободный образ жизни; протянув уныло остаток дней своих, он умер изгнанником в Богемии в 1795 году.
Иезуиты были благоразумнее; очевидно, они имели лучшее мнение об удачах Фридриха, так как раненные в битве пруссаки нашли в их лице преданных друзей. Поместив несчастных в своей обширной коллегии, они заботливо ухаживали за ними; поведение это, вызванное политическими соображениями, прикрывалось личиной человеколюбия, и именно поэтому Фридрих не обратил на него внимания.
Победители опубликовали уже много распоряжений, касавшихся управления страной. Пленные пруссаки, уроженцы Силезии, были распущены по домам, и множество чиновников уже присягнуло на верность Марии-Терезии, как вдруг «Берлинский вахтпарад» подошел к столице Силезии.
В начале декабря холода до того усилились, что занятие зимних квартир являлось неотложной необходимостью. Всякий другой полководец на месте росбахского победителя удовлетворился бы в это суровое время года надеждами на будущую кампанию, занялся бы укреплением Одера, защитой Глогау и прикрытием Саксонии. Но планы Фридриха были совсем иные. Он хотел безотлагательно освободить Силезию. Совершив в двенадцать дней переход из Лейпцига к Одеру, он присоединил к себе по пути бежавшую армию герцога Бевернского и подошел к Бреславлю, где укрепился неприятель. Решившись на атаку даже в том случае, если бы пришлось взбираться для этого на вершины высочайших гор, король созвал всех генералов и штаб-офицеров и сказал им краткую, но сильную речь. Он изобразил свое бедственное положение, привел им на память храбрость предков их, кровь, пролитую прусскими героями, за которую надо было отомстить, и славу прусского имени; причем он выразил свое сильное упование на их мужество, усердие и любовь к родине, так как был намерен теперь же атаковать врага и отнять у него все приобре тенные тем преимущества. Этой торжественной речью он воспламенил своих воинов до энтузиазма; некоторые проливали слезы, все были растроганы. Знатнейшие генералы ответили от имени всей этой горстки героев и в кратких, но многозначительных словах поклялись королю победить или умереть. Такое настроение охватило вскоре всю прусскую армию; а когда узнали, что австрийцы покинули свою необыкновенно выгодную позицию, – атаковать которую дерзнул бы разве отчаянный человек, – и идут навстречу пруссакам, то последние сочли врага уже побежденным.
Выступление из лагеря австрийцев было решено на общем военном собрании, хотя Даун считал, что им теперь более, чем когда-либо, необходима осмотрительность для сохранения действительно многочисленных выгод, приобретенных ими. Безопасное положение необыкновенно сильного лагеря при обильно снабженной крепости относительно ослабленной, истощенной армии не могло быть сравнимо с сомнительным исходом битвы в поле. Для удержания в течение зимы всех завоеваний битва не была нужна, да ничто и не побуждало их к ней. Но спесь остальных генералов одержала верх над благоразумием. «Недостойно оставаться в бездействии нашим победоносным войскам», – говорили они; к ним присоединились льстецы, уверявшие принца Лотарингского, что от него лишь зависит окончание войны с помощью сражения, исход которого не подлежит никакому сомнению. Это мнение, поддерживаемое особенно Лукези, одним из знатнейших генералов, превозмогло; уверенность принца и остальных опытных генералов была так велика, что полевую пекарню не везли, как обыкновенно, в хвосте армии, а выслали вперед в город Неймарк, так что, собственно говоря, послали ее королю. Фридрих, уже атаковавший и рассеявший при Пархвице маленький отряд императорского генерала Герсдорфа [93] , по прибытии своем в Неймарк немало был удивлен, встретя этот авангард, состоящий из пекарни. Чтобы не терять времени, высланные вперед драгуны и гусары должны были спешиться и осадить город [94] , который, впрочем, скоро был взят вместе с 5000 пленных; после этого Фридрих пошел дальше.
93
Отряд Герсдорфа (не более 2500 человек) прикрывал в Пархвице переправу через Кацбах и был захвачен внезапным нападением.
94
Имеется в виду Неймарк, захваченный пруссаками 4 декабря.
5 декабря, близ деревни Лейтен, произошла одна из величайших битв нашего столетия. Обе армии во всем разнились между собой. Фридрих командовал 33 000 пруссаков, а Карл Лотарингский – 90 000 австрийцев [95] , которые совершенно уповали на свое грозное могущество, на мощных своих союзников и на обладание уже наполовину завоеванной Силезией. Пруссаки же полагались на свою ученую тактику и на своего великого полководца. Одна армия изобиловала во всем, благодаря бреславльским запасным складам и беспрепятственному подвозу из Богемии; другая же нуждалась во многом. Одна из них пользовалась продолжительным спокойствием, другая же была истощена форсированными маршами в стужу [96] . В этот достопамятный день австрийцы были воодушевлены обыкновенным военным мужеством, пруссаки же находились в необыкновенно приподнятом настроении.
95
Архенгольц как всегда приводит наиболее выгодные для восхваления его героя данные. 90 000 человек – это общая численность армии Карла Лотарингского, действовавшего в Силезии. Между тем сильные гарнизоны были выделены для Швейдница, Бреславля; уже понесли большие потери отряд Герсдорфа и авангард в Неймарке. Видимо, ближе к действительности данные, которые использует Дельбрюк: прусская армия насчитывала ок. 40 000, австрийская ок. 66 000 человек.
96
Фридрих имел несколько дней для отдыха – после соединения своего корпуса с корпусом Цитена.
Обе армии встретились на обширной равнине, удобнее которой Фридрих не мог и желать для своих маневров. Австрийцы, впервые выступившие на бой в открытом поле, выстроились громадными необозримыми линиями и не верили своим глазам, увидя маленькую прусскую армию, собиравшуюся атаковать их. Здесь-то обнаружился великий гений Фридриха; он избрал косой порядок битвы, даровавший грекам столько побед, при помощи которого Эпаминонд преодолел непобедимых дотоле спартанцев. Он основывается на том, чтобы удерживать в бездействии большую часть неприятельских войск, оставляя их в нерешительности и приводя в замешательство, поставить на главный пункт атаки больше солдат, чем у неприятеля, и таким образом как бы исторгнуть победу у него; такой прием почитается высшим образцом военного искусства. Фридрих производил фальшивые маневры против правого крыла неприятеля, тогда как на самом деле готовился атаковать левый. С этой целью он произвел в одной части своей линии маневр, который, хотя и был заимствован у других войск, но который до этого лишь одни пруссаки могли выполнить в надлежащем порядке и с необходимой быстротой. Для такой эволюции разделяют линию на несколько плутонгов, сближают их и таким образом двигают всю массу людей. Фридрих изобрел этот маневр, который своими сомкнутыми рядами, глубиной и особым родом передвижения, приноровленного лишь лишь для боль ших пространств, весьма походит на македонскую фалангу, построенную и сражавшуюся в шестна дцать рядов и долго считавшуюся непобедимой, пока рим ские легионы не сокрушили ее, оставив о ней лишь одно воспоминание. При этом солдаты занимают сравнительно весьма небольшую площадь и, благодаря смешанным мундирам и знаменам, представляют издали весьма беспорядочную и скомканную толпу. Но достаточно одного мановения вождя, и живой этот узел развертывается с величайшим порядком и с быстротой, походящей на бурный поток [97] .
97
Речь идет о построении батальонов и полков таким образом, что армия Фридриха, двигавшаяся мимо неприятельского фронта, была организована в четыре колонны (пятая являлась передовым отрядом), причем в каждой колонне тактические подразделения маршировали, разделенные на плутонги (см. прим. 44), один плутонг за другим. При приближении к объекту атаки (точнее, уже во время самой атаки) они развернулись в три линии (задние плутонги выдвинулись и заполнили пространство между колоннами; четвертую линию составили гусарские полки).