История Семилетней войны
Шрифт:
Военное мужество этого народа предвещало пруссакам грозного врага. Но никогда, должно быть, честь государства и слава храбрых войск не были столь преднамеренно отданы на поругание, как в этом случае. Организация швед ской армии, прибывшей тогда в Германию, была во всех отношениях истинной сатирой на новейшие правила военного искусства. Хотя шведские солдаты были хорошо обучены, дисциплинированны и воодушевлены сильным желанием к бою, у них имелся недостаток во всем; не было ни полевого комиссариата, ни полевых пекарен, ни продовольственных складов, ни понтонов, ни легких войск, ни субординации. Предводители их были опытны в военном деле, но их связывали на каждом шагу предписания шведского государственного совета; а между генералами происходили постоянные разногласия, причем они же несли ответственность за исход всякого своего предприятия. Вот почему шведские воины, не раз решавшие своим мечом судьбу Германии, предписывавшие Европе законы на Вестфальском мире и нисколько не утратившие своих военных доблестей, обесславленные и осмеянные, должны были возвратиться на родину после пяти кампаний.
Не имея достаточного числа легких войск, шведы не однократно должны были отказываться от самых удачных планов, какая-нибудь горсть пруссаков постоянно задиралась с ними, беспрерывно отбивая у них транспорты, подвозящие продовольствие. За неимением магазинов и понтонов, шведы не могли ни проникнуть в глубь прусских областей, ни соединиться с французской, русской или австрийской армиями; они постоянно желали этого соединения, но препятствия были настолько многочисленны, что они даже и не пробовали этого. Итак, театр шведской
78
То есть в прусской Померании.
В это время Ришелье со своими французскими войсками опустошал Ганновер и Гессен. Его требования были беспредельны, произвольны и совсем не сообразовывались с количеством продуктов, производимых этими странами. Один Гессен должен был доставить 100 000 мешков пшеницы и 50 000 мешков ржи. Этот дикий образ действий, пренебрегающий всеми местными условиями, навлек полководцу выговоры от версальского двора, на которые не поскупился даже друг Ришелье, государственный министр дю Верней. Вообще французский двор был недоволен его медлительностью, так как там ожидали быстрых побед от завоевателя Менорки. Ришелье оправдывался недостатком продовольствия, говоря в своем письме от 23 августа: «У нас много пекарен, но муки нет». При этом постоянно выражал опасения, что прусский король может обратить свое оружие против французов. Сделавшаяся известной переписка между полководцем и министром доказывает, что в Версале смеялись над предположением, будто Фридрих со своей истощенной армией вздумает меряться силой с многочисленными австрийскими войсками; там уже даже положительно наметили осаду Магдебурга в мае будущего года.
Фридрих был весьма огорчен тем, что должен был враждебно относиться к французам, которых так любил. Эта мысль, может быть, больше мучила его, нежели опасения, что они могут преодолеть его. Поэтому он горячо желал мира с этой нацией и писал Ришелье 6 сентября:
«Вижу теперь, господин герцог, что вы назначены на вашу теперешнюю должность не для ведения переговоров. Между тем я убежден, что племянник великого кардинала Ришелье так же хорошо умеет подписывать договоры, как и одерживать победы. Обращаюсь к вам, побуждаемый уважением, которое вы внушаете даже тем, кто вас лично не знает. Вопрос, о котором речь идет, пустячен; а именно, я предлагаю мир, если на это дано будет согласие. He знаю ваших инструкций, но полагаю, что король, ваш государь, убежденный заранее в быстроте ваших успехов, уполномочил вас содействовать водворению спокойствия в Германии, поэтому посылаю к вам господина Эльгите, которому можете вполне довериться. Хотя события этого года не подают мне надежды на то, чтобы ваш двор благоприятно отнесся к моим интересам, но все же я не могу примириться с тем, чтобы шестнадцатилетняя дружественная связь совершенно изгладилась из его памяти. Может быть, я сужу о других по собственным чувствам. Все равно, я предпочитаю доверить свои интересы королю, вашему государю, нежели кому-либо другому. Если вы не получили инструкций для переговоров, то, прошу вас, потребуйте таковые от вашего двора и сообщите их мне. Тот, кто удостоился памятников в Генуе, кто, несмотря на огромные препятствия, завоевал остров Менорку и готовится теперь покорить Нижнюю Саксонию, не может желать более славного подвига, как способствовать водворению мира в Европе. Поистине это будут самые славные из ваших лавров. Поработайте над этим с тою энергией, какою отличаются ваши успехи, и будьте уверены, что никто не будет более признателен вам, как верный друг
Ришелье ответил теми же любезностями и, не имея полномочий для переговоров, тотчас выслал гонца в Версаль, чтобы получить необходимые инструкции. Но тут вовсе не думали о переговорах, и на предложение это не последовало никакого ответа.
Тогда король, отказавшись от всякой надежды на мирное соглашение, решился внушить уважение к себе своими подвигами. Он пытался вызвать соединенные французские и австрийские войска к бою и пошел им навстречу. Действительно, его положение было ужасно: вдали и вблизи – везде враги, число которых постоянно умножалось. Победы его были напрасны, и напрасно лилась кровь его храбрых воинов. Гигантское могущество противника росло неустанно и преодолевало все поражения. Это была голова гидры: разбивал ли он одну армию – перед ним вырастали две другие. Декрет государственного совета объявил его врагом германской империи, которого следует уничтожить. Стремление врагов низвергнуть его и средства, находившиеся в их распоряжении, были так сильны, как никогда еще, а надежды его никогда еще не были слабее, чем теперь. Но он был настолько бодр духом в это время, что написал свое завещание французскими стихами. Как ни основательны были его опасения изнемочь в неравной борьбе, он все же принял надлежащие меры для борьбы с врагом. Армия его, ослабленная многими битвами, состояла всего из 22 000 человек; неприятель же располагал армией в 60 000 человек, которая уже в середине сентября видела пример прусской деятельности, испытав ее на себе при Готе. Весь французский генералитет, с фельдмаршалом Субизом во главе, и 8000 человек, избрал этот город местом отдохновения после военных трудов. На герцогском дворе собралась вся знать, а во дворце делались грандиозные приготовления для надлежащего угощения знатных воинов-гостей. Было как раз обеденное время, столы были накрыты, и французы обнаруживали прекрасный аппетит, когда прусский генерал Зейдлиц явился под стенами Готы с 1500 всадников. 8000 французов и не думали сопротивляться; они бежали из города, покинув дымящиеся блюда и блестящие десертные столы [79] . Зейдлиц не мог преследовать врага, так как войска его были сильно утомлены; он сел со своими офицерами за герцогский стол. Это было необыкновенное, единственное в своем роде событие, когда большой придворный обед, начатый военными вождями одной партии, окончен был предводителями враждебного войска. Лишь нескольких французских солдат удалось взять в плен; зато камердинеров, лакеев, поваров, парикмахеров, куртизанок, полковых патеров и комедиантов, неразлучных с французской армией, оказалось множество. Багаж многих генералов тоже достался пруссакам; они нашли там целые сундуки благовонных жидкостей и помад, множество пудермантелей, париков, зонтов, шлафроков и попугаев. Эту туалетную добычу Зейдлиц отдал своим гусарам, а щеголеватых воинов отослал назад без выкупа.
79
Французы
Французы обрадовались, точно выиграли сражение, когда получили обратно то, что составляло для них первую необходимость. Принц Субиз сгорал от жажды мщения, особенно когда узнал, что Зейдлиц решился на это предприятие лишь с двумя полками. Принц Хильдбурхгаузен, присо единившийся только что к французам в качестве имперского фельдмаршала, тотчас же предложил выгнать пруссаков из Готы. Для этой экспедиции был избран цвет обеих армий, все гренадеры и все легкие войска, к которым присоеди нилась австрийская кавалерия и Лаудон со своими кроатами. Но эта армия, приближаясь, была сильно изумлена, увидя, что Зейдлиц стоял в полном боевом порядке, притом так искусно, что врагам показалось, будто тут выстроена вся прусская армия; поэтому они без боя поспешно рети ро вались.
Если когда-либо было поругано имя вспомогательных войск, то это произошло как раз во время кровавых походов этой войны, когда союзники ставились ни во что, а напротив, умножались их бедствия и они же подвергались насмешкам. Французы обращались с Саксонией как с неприятельской страной. Фураж, провиант, обильно заставленные обеденные столы для солдат, даже деньги для вождей – были силой вымогаемы от этих союзников, причем в случае сопротивления им грозили опустошением городов и деревень. Но это производилось и помимо угроз, и целые местности были совершенно разорены. Между прочим этой жестокой участи подверглись лежащие поблизости Фрейбурга деревни: Брандероде, Больгштедт, Шейнлиг, Грест, Цанхфельд и другие, в числе двадцати. В первой из них был разрушен по примеру казаков замок одного вельможи, по имени Бозе. Драгоценная мебель, которую по причине ее тяжести нельзя было унести, была изрублена, винные бочки расколочены, а документы и важные письма разорваны клочьями в дикой ярости. И церкви не были пощажены. Алтари, церковная мебель и кафедры были тоже изрублены, а металлические чаши, не имевшие никакой цены для этих разбойников, были позорно оскверняемы ими. Во многих деревнях деревья и поля покрыты были перьями, выпущенными из разрезанных перин. Так как французы не могли угнать за собой весь еще уцелевший скот, то они еще живых животных разрубали на части, выбрасывая их на съедение хищным птицам. Эти ужасы, претерпеваемые союзниками французов от культурной нации в восемна дцатом столетии, совершались в Саксонии в конце октября, за несколько недель до битвы при Росбахе; при этом особенно отличались: французские полки Пьемонтский, Бовуазиский, Фицжамский и Депонтский, затем находившиеся при армии кроаты и даже несколько швейцарских полков.
Как только Фридрих оставил свою позицию при Эрфурте для того, чтобы идти в Саксонию, Субиз переправился через Заалу и подошел к Лейпцигу с намерением во что бы то ни стало освободить Саксонию от пруссаков. Король пошел навстречу врагу, который так плохо расположился, что прусские гусары проникли в середину французского лагеря, вывели оттуда лошадей, а из палаток повытаскивали солдат, которых увлекли с собой. Хотя эта смелость служила достаточным доказательством мужества врагов, французы все же сильно желали сразиться с ними и боялись только, чтобы король не ускользнул. Некоторые его походы и стоянки подтверждали это предположение. До сих пор они знакомы были с его быстрыми движениями, маневрами и военной тактикой лишь по рассказам, которые, впрочем, так мало произвели на них впечатления, что они решили атаковать его именно там, где он мог проявить все искусство своей тактики. Они надеялись не только разбить его, но и прекратить существование всей его армии. Однако во французском лагере был предложен вопрос: принесет ли честь большой армии победа над столь малочисленной? Никогда еще такое военное самомнение не было более достойно осмеяния, но и никогда не было оно лучше наказано.
Одно из самых необыкновенных сражений произошло 5 ноября у деревни Росбах в Саксонии, отстоявшей на милю от Люцена, где Густав II Адольф сражался и пал за свободу Германии [80] . Французы, в соединении с имперскими войсками, выставили 60-тысячное войско [81] , а пруссаки лишь 22 000 человек. Король отступательным маневром выманил французов из выгодной позиции, которую они занимали. Полагая, что он хочет ускользнуть, они старались зайти ему в тыл. Во время марша у них победно играла вся военная музыка. Пруссаки с удовольствием слушали ее и желали только одного – поскорее вступить в бой; но теперь лучше было противопо ставить французской живости немецкую флегматичность. Пока часть французской армии остановилась напротив прусского лагеря [82] , остальные войска – французские и имперские – старались охватить левый фланг короля. Фридрих, снова расположившийся лагерем, рассчитывая на быстроту, с какой войска его строились в боевой порядок, спокойно наблюдал за движениями неприятеля и не велел даже выступать своим линиям. Прусский лагерь стоял неподвижно, а так как время было обеденное, то солдаты заняты были приготовлением еды. Французы, видевшие это издали, едва верили своим глазам; они сочли это за признак тупого отчаяния, когда враг не думает даже о защите. Только в два часа пополудни пруссаки сняли палатки и выступили из лагеря, причем Зейдлиц ехал впереди с кавалерией. Настоящей причиной столь незначительного сопротивления французов и панического страха, овладевшего ими в этот достопамятный день, было крайне напряженное ожидание, обманутое столь быстро и неожиданно.
80
Имеется в виду знаменитое сражение между шведско-саксонской армией и войсками Католической лиги 16 ноября 1632 года, во время Тридцатилетней войны.
81
В действительности их армия насчитывала около 43 000 солдат.
82
8-тысячный отряд генерала Сен-Жермена, который так и не участвовал в сражении, оставаясь в бездействии против 2-тысячного кавалерийского охранения, оставленного Фридрихом близ деревушки Шортау.
Великий полководец Зейдлиц, превративший своим не обыкновенным искусством часть кавалерии в кентавров, в людей, движущихся вместе с лошадью как одно тело и производивших вместе с остальною частью конницы самые поразительные эволюции, проявил здесь все превосходство своих изобретений. Обойдя правое крыло французов под защитой нескольких холмов, скрывавших этот маневр, он вдруг появился с прусской конницей и с помощью искусных эволюций налетел, как буря, на упоенного надеждами врага, еще не успевшего построиться для битвы. Здесь произошло нечто, доселе никогда не виданное на поле битвы: легкая конница атаковала тяжелую кавалерию и смяла ее. Гусары на полном скаку дерзнули атаковать французскую жандармерию [83] . Ни прирожденное мужество этого благородного отряда, ни огромные лошади его не могли ничего поделать; все разлетелись по сторонам, как шелуха. При французской армии находились еще два австрийских кавалерийских полка; они пытались было устоять – но напрасно. Все были опрокинуты. Субиз пододвинул свой резервный корпус; но не успел тот появиться, как тотчас же был сбит с позиции. В это самое время вдруг подошла в боевом порядке прусская пехота, стоявшая до тех пор неподвижно, и приветствовала французскую ужасной пушечной пальбой. После этого открылся правильный ружейный огонь, как на ученье.
83
Традиционное название тяжелой французской кавалерии. В данном случае имеются в виду французские кирасиры.