История Спарты (период архаики и классики)
Шрифт:
По-видимому, вопрос о союзе с Персией всерьез обсуждался на афинской агоре и почитался за злободневный [008_170] .
Для Спарты, чье финансовое положение всегда оставляло желать лучшего, альянс с Персией был жизненно необходим. Ведение войны требовало огромных денежных средств. Первоначально Спарта большие надежды возлагала на казну Олимпии и Дельф (Thuc. I, 121; 123). Но финансовой поддержки от жрецов добиться было гораздо сложнее, чем моральной. Что касается союзников в Балканской Греции, то они даже при всем желании не могли полностью взять на себя все финансовые расходы. У греков же Запада в это время были свои проблемы. Оказавшись в таком положении, Спарта была вынуждена буквально в первые дни войны обратиться к персам за финансовой поддержкой.
008_170
Поисками союзников среди "варваров" были озабочены в равной степени и Афины, и Спарта. На какие ухищрения они при этом шли, легко показать на примере союза, заключенного афинянами с фракийским царем Ситалком. В ход было пущено все, даже объявление сына Ситалка "потомком древних афинских царей" и дарование ему гражданских прав в Aфинах (Thuc. II, 29, 5; 67, 2). Аристофан в "Ахарнянах" едко высмеивает подобную манеру ухаживания за фракийцами. У него афинский посол говорит:Все это время пировал с Ситалком я.Необычайно предан он афинянам.На всех стенах в знак этой дружбы искреннейОн написал "Афиняне хорошие" (141-145).
Первое известное нам спартанское
Миссия спартанских послов была очень трудной: ведь Афины и их союзники контролировали все пути, ведущие к персидской территории. Послы надеялись на протекцию сатрапа Фарнака, который обещал сопровождать их к царю. Однако перебраться на ту сторону Геллеспонта им не удалось. Они были схвачены союзником Афин фракийским царем Ситалком и переданы в руки афинян. Так неудачно закончилось первое посольство Спарты к Великому царю.
Между 430 и 425 гг., по-видимому, имело место несколько посольств, но никаких конкретных сведений о них не сохранилось, кроме единственного упоминания у Фукидида (IV, 50, 2). Вряд ли эти посольства достигли каких-либо конкретных результатов. Война только что началась, и престарелый царь Артаксеркс I предпочитал пока наблюдать за тем, как будут разворачиваться события. Спартанское правительство, в свою очередь, испытывало большие колебания по поводу союза с Персией: отсюда недостаток ясности и расплывчатость формулировок в предложениях спартанцев, в чем их неоднократно упрекала персидская сторона. Спартанцы не хотели открыто обсуждать судьбу малоазийских греков, по крайней мере, не раньше, чем они будут уверены в получении существенной помощи от персов. А для персидского царя эти переговоры и вовсе не имели цены без официального признания Спартой его прав на всю Малую Азию. Таким образом, в первые годы Пелопоннесской войны будущие союзники только присматривались друг к другу. Судя по всему, никаких конкретных переговоров не велось, скорее шел процесс постепенного сближения интересов обеих сторон.
В 425/4 г. Артаксеркс решил, что настал удобный момент начать серьезные переговоры со Спартой. В самой Персии только что был подавлен очередной дворцовый переворот. В Малой Азии удалось достичь определенных успехов, а именно захватить Колофон, Кавн и некоторые другие греческие города. Спартанцев же, наоборот, постигла большая неудача в Пилосе и Сфактерии, и они уже были готовы заключить мир с Афинами. Но Персию мир в Греции не устраивал. Она неизбежно потеряла бы те преимущества, которых только что добилась в Малой Азии. В такой ситуации персидский двор был склонен положительно решить вопрос о субсидиях Спарте. Для ведения переговоров в начале зимы 425/424 г. в Спарту был послан Артаферн, знатный перс из царского рода. В его обязанности входило доставить письмо от Артаксеркса и договориться о посылке спартанского посольства в Персию. Однако Артаферну так и не удалось достичь Пелопоннеса. У реки Стримон его перехватила афинская эскадра и доставила в Афины (Thuc. IV, 50). По словам Фукидида, "Артаферна перевезли в Афины, где его послания перевели с ассирийского письма и прочитали. Помимо прочего, содержание их в основном сводилось к следующему: царь не понимает, чего хотят лакедемоняне, так как все их послы, приезжавшие к нему, говорили разное; и вот, если они желают ясно объясниться, то должны с этим персом отправить к нему послов" (IV, 50, 2).
Судя по тексту письма, спартанцы не раз уже вступали в переговоры и с западными сатрапами, и с самим царем. Цель подобных переговоров понятна: за счет Персии решить трудно решаемые для Спарты финансовые проблемы. Но спартанцы, чьим главным пропагандистским лозунгом в этой войне было освобождение греков от афинской тирании, не были еще готовы подписать с Персией официальный договор о разделе сфер влияния. Персидскую сторону уже не устраивал двусмысленный Каллиев мир. Царь готов был финансировать спартанцев, но за это, конечно, требовал от них полного отказа от каких-либо притязаний на малоазийскую территорию. Колебания спартанских властей и их нежелание "ясно объясниться" вполне понятны: в глазах всех греков подобный договор был глубоко аморален. Тем не менее, если бы не смерть Артаксеркса в 424 г. (Diod., XII, 64, 1), союз со Спартой был бы заключен уже тогда. Однако сложная внутриполитическая обстановка заставила Персию на несколько лет дистанцироваться от греческих дел. В Сузах сразу после смерти Артаксеркса началась борьба за власть между несколькими претендентами на трон Ахеменидов (Ctes. Pers. 44-48; Diod. XII, 71, 1). Вступление Дария II на престол в начале 423 г. было ознаменовано восстаниями в нескольких сатрапиях. Их подавление стало основной задачей персидского царя на ближайшие годы. В такой ситуации Дарий II был очень заинтересован в сохранении мира в Малой Азии и, по-видимому, в 423 г. во время переговоров с афинянами согласился возобновить Каллиев мир (ср.: Andoc. III, 29) [008_171] .
008_171
Очевидно, это было только формальное возобновление старого договора в связи с переменой царя. Но в сложной обстановке военного времени даже простое возобновление Каллиева мира становилось дипломатическим событием большого масштаба. Фукидид ничего не говорит об афино-персидских переговорах 423 г. Трудно найти приемлемое объяснение его молчанию, но фактом остается то, что в V-VII книгах (424-413 гг.) его "Истории" никакой информации о Персии нет вообще. Объяснение Э. Эндрюса, что в момент написания этих книг Фукидид еще не осознавал значения персидского фактора, вряд ли можно считать удовлетворительным (Andrewes A. Thucydides and the Persians // Historia. Bd. 10 1961. Hf. 1. P. 1 и passim). Как бы то ни было, большинство исследователей все-таки верит, что в 423 г. состоялось возобновление Каллиева мира. При этом они используют не слишком ясный текст Андокида (III, 29), который, однако, поддерживается документальным источником (IG, II2, 8). См., в частности: Andrewes A. Thucydides and the Persians. P. 2 ff.; Mattingly H. B. Athens and Persia: Two key documents // Philologus. Bd. 119. 1975. Hf. 1. P. 48-51.
После его возобновления и до 414 г. в отношениях Афин и Персии наступила некоторая стабильность. Обе стороны всячески избегали конфликтных ситуаций и строго соблюдали условия мирного договора. Дарию II приходилось все еще бороться с мятежами в собственной империи, Афины же бросили все силы на подготовку экспедиции на Запад. Но в 414 г. афиняне сами нарушили этот хрупкий баланс. Как видно, имперская мечта о расширении своих владений постоянно провоцировала Афины на авантюры, подобные сицилийской экспедиции или помощи восставшему против царя сатрапу Писсуфну. Неуклюжее вмешательство Афин в персидские дела окончательно спровоцировало их разрыв с Персией.
В 414 г. сатрап Сард Писсуфн, исполняющий эту должность уже более 25 лет, поднял антиправительственный мятеж. Ситуация была настолько серьезной, что против Писсуфна царь послал трех известных персидских военачальников, среди них и Тиссаферна, сына знатного перса Гидарна. Мятежный сатрап, в свою очередь, воспользовавшись посредничеством карийского династа Аморга, своего внебрачного сына, обратился за помощью в Афины, и афиняне с присущим им авантюризмом опять вмешались во внутренние дела Персидской империи. Весной 414 г. они послали к Писсуфну наемное войско во главе с Ликоном и тем самым вступили в открытый конфликт с Дарием II (Thuc. VIII, 5, 5; Andoc. III, 29; Ctes. Pers. 52). Это был в высшей степени легкомысленный и опасный шаг, ибо афиняне, во-первых, оказавшись на стороне проигравших, ничего не получили от своего предприятия, во-вторых, окончательно испортили отношения с Дарием. Неприятным для репутации афинян оказалось и поведение их командующего Ликона, передавшего Писсуфна в руки военачальников царя Персии. По словам Ктесия, "за свое предательство он получил от царя города и земли" (Pers. 52).
Данная
Подводя итоги сказанному, хочется отметить следующие, на наш взгляд, важные моменты.
Многолетние отношения с Персией являются показателем того, что Спарта, однажды пробужденная к внешнеполитической активности, результатом которой стало создание ею Пелопоннесской лиги, не ограничилась рамками одного Пелопоннеса. Уже в середине VI в. Спарта заключает союз с Лидией, пытается вести какую-то свою игру с Персией, осуществляет военную экспедицию против тирана Поликрата. В определенной мере к внешнеполитической активности Спарту подталкивал Коринф, самый авторитетный член Пелопоннесского союза. Например, бесспорна ключевая роль Коринфа в организации экспедиции на Самос против Поликрата. Но кроме внешних обстоятельств, к разряду которых можно отнести давление на Спарту ее влиятельных союзников, были и внутренние факторы, разрушающие изнутри привычный изоляционизм Спарты. Главный такой фактор - это деятельность сильных политических лидеров в самой Спарте. Они увязывали свой карьерный успех с обращением Спарты к активной внешней политике. Так, для Павсания союз с Персией был обязательным условием для реализации его личных амбиций как у себя дома, так и в масштабах всей Греции. Объективно же заключение подобного союза вело к нарушению баланса биполярного существования греческого мира в пользу Спарты. Желание подтолкнуть Спарту в сторону Персии разделяла с Павсанием и часть спартанской молодежи (Diod. XI, 50 - oiJ newvteroi). Уже в 70-60 гг. V в. спартанские граждане, особенно воевавшие за границей вместе с Павсанием, были охвачены страстью к личному обогащению. Во многом именно страхом спартанских властей перед разлагающим влиянием Востока объясняется свертывание всех внешнеполитических инициатив Павсания. Спарта пойдет на союз с Персией только в 413 г. Данный союз для Спартанского государства окажется бомбой замедленного действия. Он запустит механизм, который за два десятилетия изменит облик ликурговой Спарты. Лисандр осуществит то, что не удалось Павсанию. С помощью Персии он сделает ее самым богатым государством Греции, но это будет уже другая Спарта.
Глава IV
Спартанская илотия
1. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ИЛОТОВ
Слово "илот" (ei{lwte"), как в свое время доказывал К. О. Мюллер, скорее всего, является формой пассивного перфектного причастия от не употребляющегося глагола eJlei'n и буквально означает "взятый в плен", "военнопленный". Большинство грамматиков древности толковали этот термин именно так - пленные, ставшие рабами. В "Etymologicum magnum" под словом eiJlwteuvein значится: "илоты - те, которые заселяют Мессению в Пелопоннесе, не исконные рабы лакедемонян, но некогда ими покоренные". Таково устоявшееся мнение, которое без всяких комментариев повторяют Лиддель - Скотт [009_1] , а также Э. Буассак и И. Гофманн в своих этимологических словарях [009_2] . Более осторожную позицию занимают П. Шантрэн и Г. Фриск [009_3] . Они указывает на то, что, как и многие другие наименования рабов, это слово не имеет ясной этимологии, хотя оно все же предпочтительнее варианта, впервые появившегося у Гелланика (Harpocr. s. v. eiJlwteuvein), согласно которому слово ei{lwte" ведет свое происхождение от названия города Гелоса в Лаконии ( {Elo" - дословно "болото", "болотистая местность"), жители которого первыми были превращены в илотов [009_4] .
009_1
Liddell H. G.
– Scott R. A Greek-English Lexicon. A New Edition. Vol. III. Oxford, 1927. s. v. ei{lw".
009_2
Boisacq E. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. Heidelberg; Paris, 1923. s. v. ei{lwte"; Hofmann J. B. Etymologisches Worterbuch des Griechischen. Mьnchen, 1949. s. v. ei{lwte".
009_3
Frisk H. Griechisches etymologisches Worterbuch. Lief. 5. Heidelberg, 1957. s. v. ei{lwte".
009_4
Древние авторы, однако, отличали илотов от жителей Гелоса элеатов. Так, у Феопомпа в одном предложении упоминаются и те, и другие: "Илоты давно уже были порабощены спартиатами, одни из них будучи из Мессении, а другие - элеаты (eJleavtai), ранее населявшие так называемый Гелос в Лаконии" (ap. Athen. VI, 272 a).
По словам П. Шантрена, это маловероятно исторически и совершенно невозможно фонетически [009_5] . Весьма характерно, что Д. Лотце, в своих исследованиях много внимания уделивший проблемам илотии, подобно П. Шантрену и Г. Фриску, осторожен в своих высказываниях относительно этимологии слова ei{lwte". Он не считает общепринятую этимологию вполне надежной [009_6] .
Платон утверждал, что в греческом мире не существовало единой оценки илотии: "Чуть ли не всем эллинам лакедемонская илотия доставила бы величайшее затруднение и возбудила бы споры: по мнению одних, это хорошее учреждение, по мнению других - плохое" (Leg. VI, 776 c-d / Пер. А. Н. Егунова). Древние авторы, включая Платона, выражают сложившееся у греков впечатление относительно илотии как особой форме рабства. Античная традиция отличала илотов от рабов классического типа по целому ряду параметров: и по времени их появления, и по способу приобретения, и по коллективному владению ими, и по особому экономическому и правовому положению. Так, согласно Феопомпу, илотия возникла раньше покупного рабства и была результатом порабощения ахейцев, населявших Лаконию до завоевания ее дорийцами (ap. Athen. VI, 265 b-c). Дорийцы, согласно преданию, фигурируют не только в качестве изобретателей спартанской илотии. Античная традиция делает их авторами и других сходных с илотией форм зависимости (речь идет о дорийцах Крита, Фессалии, Сиракуз, Гераклеи Понтийской, Византия). Причину возникновения всех этих "нетрадиционных" форм зависимости древние авторы видели в завоевании и подчинении местного населения. Согласно Страбону, мноитами на Крите было местное додорийское население, завоеванное дорийцами (XII, 3, 4, p. 542). То же самое говорит и грамматик Гермонакт (время жизни неизвестно), автор критского глоссария, который нам известен лишь через цитирующего его Афинея. У него мноиты - туземные (ejggenei'") [009_7] рабы (ap. Athen. VI, 267 c).
009_5
Chantraine P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. Paris, 1971. T. II. s. v. ei{lwte".
009_6
Lotze D. Metaxy eleutheron kai doulon: Studien zur Rechtsstellung unfreier Landbevolkerungen in Griechenland bis zum 4. Jh. v. Chr. Berlin, 1959. S. 26. Вкратце историю вопроса см.: Валлон А. История рабства в античном мире, Греция. М., 1936. С. 25 и прим. 1-4 (С. 240); Toynbee A. Some Problems of Greek History III: The Rise and Decline of Sparta. London, 1969. P. 196 f. и n. 1; Шишова И. А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991. C. 186, прим. 51, 52.
009_7
Это чтение взято из эпитомы схолиаста Евстафия (VI или VII в. н. э.), сделанной из рукописи Афинея, более полной и более древней, чем наша основная рукопись. Оно приведено издателем Афинея Г. Кайбелем в аппарате. Мы согласны с Р. Ф. Уиллетсом, что чтение ejggenei'" более осмысленно и потому более предпочтительно, чем чтение eujgenei'" из основной рукописи (Willets R. F. The servile System of ancient Crete // Studies presented to G. Thomson. Prague, 1963. P. 261).