История третья: На склоне Немяна Тамаля
Шрифт:
— Но мамы нет, — возразил Сиф поспешнее, чем стоило бы равнодушному человеку.
Это походило на попытку раздуть давно погасший костёр. Во все стороны летит пепел, много шума, суеты, а результат нулевой.
Так или иначе, маленький офицер почти всю жизнь прожил, считая родителей мёртвыми. «Они же мертвы», — говорил он себе, сделав свой первый выстрел. «Они же мертвы», — думалось где-то в глубине, когда он отказался называть имя Дядьке. Когда принял от него фамилию. Когда обрёл новое имя при крещении.
Сиф уже так давно похоронил семью,
Тот, кто называет себя отцом, — неуверен и слаб. Старшая сестра ничуть не похожа на Расточку, её заменившую, — чужая и незнакомая.
Это не семья.
— Заодно с мамой ты похоронил и нас с Иренкой, — вывел мужчина, но неуверенность изрядно портила тон.
Сиф не захотел отвечать. Очевидно же.
Он сюда пришёл только за одним — за своей памятью. Всё, остальное ему не нужно.
… Телефон заиграл одну из песен «сказочного цикла» Костяника.
— Это твой полковник? — испуганно спросил Сергий. Сиф хмыкнул — конечно, с такой мелодией на звонке-то… — и взял трубку, чувствуя, как мгновенно заходится сердце:
— Алло?
— Спец? — Расточка спросила неуверенно и тихо, словно боялась, что ошиблась номером.
— Я… — удивлённо отозвался Сиф. На душе стало тяжело: не звонил, не вспоминал… Друзья же!
А потом как обухом по голове — он не вернётся в Москву!
Словно прочитав его мысли, Расточка торопливо спросила:
— Ты когда возвращаешься? У твоего… опекуна ещё дела в Заболе?
— А… Ну… — Сиф не мог сочинить ответа, потому что меньше всего на свете хотел врать Расточке. Приходилось мямлить: — А… нет… Уже почти всё…
В голове от виска к виску металось паническое: каксказать, каксказать, каксказать?!
— То есть ты уже скоро вернёшься?! — выдохнула Расточка. — Здорово! Когда? Билеты уже покупали?!
От этой восторженно-торопливой тирады Сифу захотелось бросить трубку, выключить телефон и исчезнуть из этого мира, полностью исчезнуть, чтобы не разрываться, чтобы не делили его равно близкие ему люди — Расточка с Кашей, Дядька и Крёстный, Кап с Тилем…
Он же просто хочет вспомнить и наконец-то принадлежать только самому себе, не оплачивая долги, о которых давно не помнит!
— Нет, мы не покупали, я… — он замялся. Сказать Расточке, что он больше не вернётся, было невозможно. Но и возвращаться тоже Сиф больше не хотел. Что бы его ни связывало с Дядькой — долги оплачены, а Капу и Тилю Сиф нужен гораздо, гораздо больше. Они в нём и вправду нуждаются, а не просто — привычка, что ординарец под боком.
Расточка всегда была до ужаса проницательной девочкой, которая сама даже не знала, насколько порой бывает проницательна:
— Но ведь ты… Ты ведь вернёшься, Спец?.. Спец?! Алло, Спец! Алло!..
Сиф медленно отстранил трубку от уха, некоторое время держал телефон в руке и наконец сипло отозвался, зная, что Расточка его не услышит:
— Нет, — и одновременно с этим повесил трубку.
Почему же не звонит командир? Если даже Расточка… А ему что — всё равно?! Это было даже как-то обидно. Сиф мысленно готовился высказать ему всё, что думает, объяснить, насколько Тиль и Кап в нём нуждаются, почему он остаётся… Но телефон молчал.
Сергий кашлянул:
— Это… Оттуда звонили? — по голосу было ясно, что под «оттуда» подразумевалась Москва.
Сиф хмыкнул и с наслаждением от собственного упрямства произнёс по-русски:
— А с кем ещё на русском языке говорить? — и поймал себя на еле слышном, слабеньком-слабеньком акценте. И ведь в нём не было нужды, но… хотелось. Хотелось быть забольцем, только для самого себя — не дай Бог Сергий заметит. Небольшая двуличность. Неприятно… Но хочется.
В прихожую снова выглянула Ирена и, помявшись, вдруг спросила:
— А что с тобой случилось? Ты… как будто со стройки… — этот вопрос её мучил всё то время, пока она ставила чайник, но задавать его было так глупо, что девушка решилась на это только сейчас. Сиф оценивающе оглядел своё пыльно-исцарапанное отражение и философски промычал неопределённое «Да так…» — толковых объяснений заготовлено не было, а про дела с Хамелеоном и Шанхаем говорить не хотелось.
… Он ещё по дороге сюда попытался дозвониться до Хамелеона — «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». История зашла в тупик, и Сиф больше не хотел о ней думать. Это просто был знак. Знак судьбы: определись, кому ты больше нужен.
Наконец разобравшись со шнурками, мальчик с самым независимым видом прошествовал мимо Сергия в ванную, прикрыл за собой дверь, открутил кран на максимум и подставил руки под горячую шумную струю, медленно отмокая — и руками, и разумом. Укоризненно-растерянное, как и весь Сергий, молчание сверлило взглядом спину. Зеркало в ванной комнате потихоньку запотевало, словно рана — отражение всклокоченного, исцарапанного и пыльного подростка — на глазах затягивалась.
Ему здесь не место. Он отсюда ушёл следом за силой, за Стаей — где же был Сергий в этот момент? Он, девятилетний тогда сопляк, один плакал на развалинах дома, но ему помогли встать, ему дали цель, дали новую жизнь… И потом, когда он, подранок, скулил от ужаса и ненависти к русскому офицеру, а Стая уходила всё дальше и дальше — где же опять был Сергий? А когда маленький Шакалёнок попытался того офицера застрелить?..
Пар заволакивал зеркало, заволакивал весь мир, и что-то внутри твердило: «Не хочу! Не хочу это вспоминать, без этого легче, проще, спокойнее… Не буду об этом!» — и мир отстранился, отделённый невидимой и непреодолимой пеленой…
Сиф очнулся уже на коленях на полу. Из-за пара было нечем дышать, и, привстав, мальчик первым делом переключил кран на самую холодную воду. Долго умывался, стирая с себя липкие клочья тумана, пыль — многочисленные царапины пощипывали, но это была хорошая, приятная боль. Так надо.