История Венецианской республики
Шрифт:
После этого, благодаря усилиям Коррера, Карманьола вынужден был вернуться в Венецию и защищать уже себя самого. Сенат едва выслушал его версию случившегося. Дело дошло до предложения Тревизо заключить его в тюрьму и лишить прав. Вскоре Карманьола снова принялся испытывать их терпение. Не прошло и двух недель, как сенат получил его предложение закончить военную кампанию этого года в конце августа. После этого к нему в лагерь были посланы два специальных эмиссара с приказом дать отчет об истинных причинах его бездействия и оценить потраченное впустую время, в то же время заставить его возобновить наступление на Сончино и Кремону и, если возможно, занять позицию за Аддой. В сентябре последовала беспрецедентная мера — ему запретили отступить на зиму. Кампанию следовало продолжать.
Он продолжал ее еще месяц без всяких результатов. Потом, в первую неделю октября, пойдя на открытое неповиновение приказам сената, Карманьола отвел
В первых дошедших до Венеции сведениях говорилось, что взяли Кремону. Путаница вызвала гнев, а ее причина — растерянность. На этот случай у сената уже был заготовлен ответ, что они «должны получше ознакомиться с делом Карманьолы, чтобы понять, как бороться с постоянными задержками и дороговизной». Никаких мер против кондотьера не приняли, что тоже казалось похожим на измену, потому что с трудом объяснялось служебным небрежением. Но теперь силок был приготовлен, и, когда в начале 1432 года были оставлены 4 мелких городка, причем один из них по прямому приказу Карманьолы, он начал затягиваться.
27 мая Совет десяти рассмотрел показания против Карманьолы и решил принять немедленные меры. В первую очередь они потребовали собрать zonta — дополнительных участников совета, как обычно делалось в чрезвычайных обстоятельствах для принятия важных решений. Потом они постановили, что любой, кто разгласит подробности этого дела, достоин смерти. Наконец, они отправили своего главного секретаря в Брешу к Карманьоле с предписанием ему явиться в Венецию со всею возможной поспешностью.
С этого момента действия Совета десяти, очевидно, преследовали одну главную цель: Карманьола не должен сбежать ни в Милан, ни куда-то еще. Пока он добирался до Венеции, делалось все, чтобы не вызвать его подозрений. Причиной его вызова считалось обсуждение дальнейшего хода кампании, различные варианты которой обсуждались в деталях. При этом маркиз Мантуи тоже был приглашен для участия в обсуждении. Всем губернаторам и чиновникам городов между Брешей и Венецией было приказано выделять для Карманьолы вооруженный эскорт на каждый промежуток его пути, отдавая все возможные почести, каких заслуживает его положение. Если же он проявит малейшее нежелание следовать дальше, его необходимо было арестовать и ждать дальнейших приказов.
Все эти предосторожности оказались излишними. Карманьола сразу же согласился ехать в Венецию и за всю дорогу не проявил ни малейших колебаний. Когда 7 апреля он прибыл, его пригласили во Дворец дожей и вежливо попросили подождать, пока дож Фоскари не будет готов принять его. Через некоторое время один из старейшин, Леонардо Мочениго, пришел принести извинения за промедление. Встреча откладывалась на следующее утро. Карманьола встал, чтобы выйти. Он уже спустился по лестнице и собирался выйти на Риву, когда один из аристократов заступил ему путь и указал на дверь, ведущую к темницам.
— Это не та дорога, — возразил Карманьола.
— Прошу прощения, мой господин, та самая, — последовал ответ.
Тогда и только тогда осознал кондотьер, в какую ловушку он угодил.
— Son perduto, — пробормотал он, когда за ним захлопнулись двери, — Я пропал.
Через два дня начался суд. Карманьолу допрашивал, как утверждают документы из городского архива, «пыточных дел мастер из Падуи», поэтому неудивительно, что он во всем сознался. Его жену и слуг, не говоря уже о загадочной особе, часто появлявшейся в его доме, которая в документах именуется просто «la Bella» («Красотка»), допросили тоже, но гораздо более гуманно. Все его бумаги и письма привезли из Бреши и подвергли тщательнейшему исследованию. К несчастью, многие из официальных заключений, в том числе и обвинительное, пропали, но, видимо, показаний для суда хватало. 5 мая, после десятидневного перерыва на святую седьмицу и Пасху, Карманьола был признан виновным в измене. 26 судей голосовали в пользу обвинения и один против. Относительно приговора обвинения разделились больше. Предложение о пожизненном заключении, вынесенное дожем и тремя его советниками, собрало 8 голосов. 19 судей высказались за смертную казнь. В тот же вечер кондотьера, одетого в малиновый бархат, с кляпом во рту и скованными за спиной руками, отвели на Пьяццетту, где между двух колонн находилось место публичных казней. Голову его отделили от плеч с третьего удара. Затем его тело в сопровождении двенадцати факельщиков отвезли к церкви Сан Франческо делла Винья, чтобы там похоронить. Но едва принялись за работу, как явился его
185
Позднее его перевезли в Милан, где в церкви Сан Франческо Гранде он покоился вместе со своей семьей. В конце XVIII века, когда ее снесли, говорят, его останки вернулись во церковь Санта Мария Глориоза деи Фрари, там их поместили в деревянный саркофаг над дверями южного придела, обращенными к монастырю. Но в 1874 году саркофаг вскрыли для проверки и не обнаружили на останках следов палаческого топора. Следовательно, эти останки не могут принадлежать Карманьоле, а место его последнего упокоения скрыто пеленой истории.
Вероятно, историю о Карманьоле следует рассказать подробнее, не только чтобы пояснить, каким странным образом Венеция раздвинула на запад границы своих владений на суше, но и для того, чтобы показать, какой силой наделялись кондотьеры в начале XV века и как они себя вели. Этот герой интересен скорее тем, что он воплощал типичного кондотьера, чем своей участью, которую он несомненно заслужил. Примерно через 400 лет вошло в моду представлять его невинной жертвой интриг в венецианской государственной системе. Но даже если предположить, что обвинение в измене было бездоказательным, Карманьола никак не вписывается в образ невинной жертвы. Известно, что на службе у Висконти он получил две жестокие раны, от которых полностью так и не оправился. Нет причин полагать, что жалобы на здоровье, из-за чего он несколько раз ездил к различным целебным источникам, всего лишь выдумка. Можно также доказать, что Филиппе Мария, его крупная и прекрасно организованная армия и его команда талантливых военных лидеров представляла собой более опасного врага, чем пестрая компания мелких князьков, противостоявшая Карманьоле до того, как он начал служить Венеции. Но такое частичное объяснение его не оправдывает. Если он не мог воевать из-за болезни, не нужно было брать за это венецианских денег, все больше и больше завышая цену и угрожая в случае отказа вернуться на прежнюю сторону. А если он просто был не таким хорошим командиром, каким славился, то его апатия и нежелание ввязываться в бой и вовсе непростительны.
Венеция, со своей стороны, принимая все новые и новые условия и пытаясь всеми известными способами побудить своего генерала к действию, не могла, в конце концов, поступить иначе. Чтобы защитить свои новые завоевания, нужно было нанимать новых кондотьеров. Теперь стало ясно, что малейшие колебания или признаки слабости они постараются использовать и будут поступать, как их предшественник. Значит, нужна была твердая рука. Венеция извлекла из этой истории ценный урок, поэтому два других солдата удачи вскоре сослужили ей важную службу, в особенности один из них.
Глава 23
ПЕРЕВОРОТ
(1432–1455)
Бесчисленными примерами несомненно подтверждается, что дела человеческие подвержены колебаниям и переменам, как воды небесные, влекомые ветрами. И сколь пагубны также и для них самих опрометчивые дела правителей наших, влекомых тщетным устремлением к преходящим благам и радостям. Таким повелителям недосуг разглядеть непостоянство удачи. Но пренебрегая мощью, данной им для благих дел, становятся они повелителями беспорядка и смуты, порождаемых их заблуждениями.
Несмотря на заминки Карманьолы, за шесть лет войны Венеция значительно расширила границы своих владений. И хотя войне предстояло продолжаться еще четверть века, но уже с перерывами и большой осторожностью. Крупных наступлений в ней уже почти не было. В августе 1435 года Венеция подписала мирный договор с императором Сигизмундом, который, проезжая четыре года назад через Милан по пути на коронацию в Рим, был крайне оскорблен, когда Филиппо Мария отказался принять его. Тогда была утверждена западная граница венецианских владений по реке Адда. С этого времени республика не посягала на новые территории, а сосредоточилась на защите имеющихся и сдерживании Милана. Что касается Милана, то тут Венеция была далеко не единственной. Ее роль сводилась к частичной поддержке Флоренции, гораздо больше рисковавшей стать добычей миланской армии. На протяжении всей войны Венеция давала понять, что готова заключить мир, хотя бы временный, в отличие от менее удачливых союзников.