История Византийской Империи. Том 3
Шрифт:
Что касается Земледельческого закона, значение его с точки зрения славянской науки прежде всего заключается в том, что он независимо от того, имел ли официальное происхождение и применение или же нет, представляет памятник славянского права на греческом языке и на почве Византийской империи. При изучении его прежде всего обращает на себя внимание сходство его во многих отношениях с так называемыми leges Barbarorum, или с народными правдами, между прочим и с Русской Правдой, и применение его к быту народа, живущего в общине. Это последнее обстоятельство составляет наиболее характерную черту Земледельческого закона, и на нем следует несколько остановиться. В Законе, состоящем из нескольких глав, которыми определяется наказание за разные проступки в крестьянском быту [85] , к таким, которые имеют значение для вопроса об общине, относится лишь весьма небольшое число. Между прочим, сюда относятся статьи 18 и 19, которыми предусматривается тот случай, когда крестьянин оставит свой участок и когда односельчане возьмут на себя обработку его участка и пользование собранными с него плодами. В таком случае возвратившийся крестьянин лишается права возбудить иск против своих односельчан за пользование его участком. Обе статьи, собственно, обеспечивают интересы казны, которая не теряет права на податные сборы с того участка, который покинут занимавшим его крестьянином. В особенности
[85] В издании проф. Павлова 83 славянские и 92 греческие главы; в издании Ferrini (Вуzant. Zeitschrift. В. VII (1898). 5.558) 82 статьи или 93 по variae lectiones.
Дальнейший шаг в истории законодательства сделан был при основателе Македонской династии. Прежде всего между 870–879 гг. издан был так называемый «Прохир», т. е. настольное руководство, специальным назначением которого было отменить новшества, введенные исаврийскими царями, и восстановить начала Юстинианова законодательства. Таким образом, в новом законодательном акте имущественные отношения супругов регулируются согласно римским воззрениям. Но царь Василий не остался верен принципу, проведенному в П . Если ему удалось устранить в области церковного управления те черты, которые носили характер иконоборческого периода, то не так легко было отрешиться от новых норм, внесенных в гражданское право. Вскоре после издания «Прохира» появляется новый сборник, известный под именем «Эпанагога», в котором радикально изменяются положения, узаконенные в «Прохире». Для дальнейшего развития византийского права, равно как для истории учреждений, характеризующих византинизм, «Эпанагога» имеет больше значения, чем «Прохир». Так, в этом законе в первый раз систематически изложено учение о государстве и о церковной организации. Именно в ней встречаем определение понятия о царской власти и о власти патриарха и о взаимном отношении Церкви и государства, и эти понятия получают затем широкое распространение на всей области византийского церковного и культурного влияния. С этой точки зрения «Эпанагога» имеет громадное значение в истории развития государственной и правовой идеи.
Во введении к «Эпанагоге» так определяются назначение и цель закона (7), изданного незадолго до смерти Василия.
«Наше царство, будучи посвящено некоторым божественным и неизреченным способом в таинства физической монархии и тройственной власти, со многим тщанием и прилежанием обратилось к провозглашению доброго и мироспасителъного закона. И прежде всего, произведя очистку в тексте древних законов [86], мы соединили в Сорока книгах весь чистый и непорочный свод закона и предложили его вам, как бы некоторый божественный напиток. Противоречащие постановлениям упомянутого божественного закона и уничтожающие силу спасительных уставов, введенные исаврийцами нелепости мы вполне отвергаем [87], и, из упомянутых Сорока книг избрав как богоданный закон Сорок отделов, мы почли за счастие предложить вам как спасительное руководство, как душеполезный закон, сокращенный и ясный, который будет служить вам введением к содержанию заключающегося в Сорока книгах».
Согласно установленной в том же предисловии системе, учению о государственных и церковных властях и должностях посвящены первые отделы, или титулы. Так как государство наподобие человека состоит из частей и членов, то наиважнейшими и необходимейшими в нем членами являются царь и патриарх, почему мир и благоденствие подданных зависят от единомыслия и согласия царской и патриаршей власти.
Второй и третий титул занимаются определением области царской и патриаршей власти. Собственно, по отношению к царю «Эпанагога» стоит на почве старых греко-римских воззрений, за исключением того, что касается благочестия и православия. Неограниченная власть его по отношению к подданным имеет предел в религиозном и нравственном законе, установленном верховным законодателем и судией, Христом. Но титул о патриархе оказывается вполне самостоятельным отделом в разбираемом законе. Патриарх есть живой и одушевленный образ Христа, делами и словами изображающий истину. Обязанностью патриарха является соблюдение в благочестии и чистоте жизни вверенных ему от Бога людей, обращение к православию и единению с Церковью всех еретиков, а также миссионерская деятельность между язычниками. Патриарху свойственно быть учительным, к высшим и низшим относиться одинаково свободно и непринужденно, кротким в правосудии, обличительным к непослушным, в защиту же истины и в охрану догматов не смущаясь говорить и в присутствии царя. Статья 5 III титла говорит: одному патриарху принадлежит право истолкования древних канонов, постановлений святых отцов и правил святых Соборов. Точно так же патриарху принадлежит обсуждение и применение частных и епархиальных или общих постановлений отцов на Соборах. Очень важны специальные статьи, относящиеся к Константинопольскому патриарху, которые, несомненно, составлены под влиянием патриарха Фотия, как и весь этот памятник.
«Константинопольский трон, украшенный царским пребыванием в городе, соборными постановлениями признан первенствующим, вследствие чего имеющие возникать споры между другими патриаршими кафедрами должны восходить на его окончательное решение».
В том же смысле составлена и следующая статья. Забота и попечение о всех митрополиях и епископиях, монастырях и церквах, равно предание суду, осуждение и оправдание принадлежат местному патриарху. Константинопольскому же свойственно и в епархиях других патриархатов ставить ставропигии, равно как наблюдать и исправлять возникающие в других патриархиях разногласия и полагать конец судбищам. Ясное дело, что Константинопольский патриарх имеет право наблюдения и суда во всей Вселенской Церкви. Свое главенство в деле духовного попечения о всех Церквах он может, однако, препоручить и другому; в деле же обращения еретиков он единственный судья и распорядитель, или те, кому он доверит.
В высшей степени любопытно проследить далее отношение светской власти к духовной, так как и здесь заметны новые веяния в отличие от иконоборческой эпохи. В «Эпанагоге» проведена та мысль, что церковно-государственное тело имеет во главе своей Самого Христа, представителями Которого на земле являются царь и патриарх. Царь управляет мирским обществом по законам, которые им издаются и истолковываются; но эти законы не могут быть в противоречии с канонами, и законодательная свобода царя имеет ограничение в догматах и канонах. Царь должен веровать и исповедовать те догматы, которые приняты Церковью, он обязан блюсти правоверие и хранить чистоту догматов. Патриарху принадлежит управление Церковью на основании канонов, равно как толкование и применение
Нужно думать, что законодательный вопрос в конце IX и в начале X в. занимал внимание правительства, так как он вызвал усиленную деятельность между юристами того времени. После упомянутых сводов царя Василия разработка продолжалась в двух направлениях: в составлении новых сводов, предпринимаемых правительством и частными лицами, и в издании законов по текущим вопросам времени. Что касается правительственных и частных сводов, то прежде всего сын и преемник Василия Лев VI сделал громадное законодательное предприятие изданием своих «Василик». Следует, впрочем, сказать, что издание «Василик» не есть личное дело Льва, а результат общих законодательных предприятий раннего времени, выразившихся как в изданных при царе Василии «Прохире» и «Эпанагоге», так и в новых подобных же предприятиях, появившихся при его преемнике. Служивший до сих пор свод законов Юстиниана (Соrpus juris), составленный на латинском языке, встречал большие затруднения для своего применения на Востоке и естественно заменяем был сборниками, сокращениями и разного рода руководствами на греческом языке, в которых было множество отличий, взятых из обычного права и из местных особенностей. «Очищение» древних законов было главной целью всех законодательных предприятий. Главная работа времени царя Василия, предпринятая с этой целью, не была при нем закончена, с 886 г. она была вновь продолжена, может быть на более широких началах, под редакцией законоведа Симватия. «Василики» представляют собою греческую обработку юстиниановского права и древних переводов и толкований римского права, равно как новых актов по текущему законодательству (новеллы) до самых последних сводов (9). Хотя намерение законодателя состояло в том, чтобы дать такой свод, который бы вполне удовлетворял потребностям империи и не заключал бы в себе утративших смысл и значение прибавок , тем не менее жизнь постоянно выдвигала новые запросы, которые не находили себе легкого объяснения в действующем законодательстве, а потому тот же Лев Мудрый должен был издавать «Новые законы» по вновь возникавшим требованиям (10). В дальнейшем законодательная деятельность сосредоточивается на издании новелл, которыми как памятниками законодательства по текущим потребностям мы можем пользоваться в смысле исторического источника. Прежде чем говорить о новеллах Льва Мудрого, находим уместным дополнить сведения о византийских сводах несколькими замечаниями о неофициальных сборниках. Наряду с упомянутыми выше сводами возникали попытки частного характера применить к потребностям жизни древнее право: сюда относятся «частные прохиры», «эклоги и эпанагоги», «эклоги измененные» после издания «Прохира» и «Эпанагоги» и т. п. Появление подобных сборников свидетельствует о значительном движении юридической науки в византийской школе. В этой школе возникли, сборники «Сокращение законов» (около 920 г.), «Сокращение Василик», «Пира» (Пра) в половине XI в. — последний сборник представляет собой незаменимое пособие для ознакомления с судебной практикой, с администрацией и податной системой империи.
Юридическая производительность продолжается с значительным напряжением и после Македонской династии. Главным выражением ее служит Шестикнижник Арменопула (XIV в.), которым византинизм продолжал свою культурную миссию на Востоке и после падения империи.
Возвращаясь к новеллам, находим уместным привести несколько мест из введения к изданным царем Львом VI новеллам.
«Разнообразие человеческих дел и сложность жизненных условий объясняют происхождение всяческих законов, которые своим обилием распростираются на все действия людей, и последние, посредством сопоставления их с законами, дают основание к различению добра от зла. Таким образом, законы служат как бы охранителями нашей жизни и врачами, которые, с одной стороны, затрудняют укоренение в жизни дурных привычек, с другой же — устраняют вредные последствия тех, которые незаметно проникли уже в общество, отсекая зло с корнем и не давая ему укрепиться. Но человеческие благоприятные и противоположные им течения, производящие полное крушение в делах и изменяющие счастливые состояния на бедственные и многое покрывающие забвением, /так что если бы начало их происхождения не было засвидетельствовано, то можно бы их считать несуществовавшими,/ нанесли законном немалый вред, покрыв одни из них полным забвением, другие же поставив во взаимное противоречие. Причина же тому лежит в том, что частию сами законодатели не оставались верными прежним своим воззрениям, но вошли с ними в противоречие, частию же в том, что позднейшие законы не были согласны с более древними или по применению их, или по основному смыслу, вследствие чего в законах произошел значительный беспорядок, принесший немалый вред делам. Почему, рассудив, что не следует пренебрегать этим и доставлять в беспорядке и смешении то, от чего зависит мир и спокойствие общественной жизни, мы решились подвергнуть законы самому тщательному расследованию и те из них, которые признали полезными для государства, сделав из них выборку, приказом царства нашего утвердили для настоящего времени и узаконили применение их к делам; что же касается тех законов, которые оказались неприменимыми, то одни из них, исключив своим приказом из свода законов, предали вечному забвению, другие же, которых мы не могли и вспомнить, подвергли амнистии и исключили подобно первым. Так как в действующем обычном праве оказались некоторые положения, не лишенные основательности и не противные здравому смыслу, то мы почтили их достоинством закона и перенесли из обычного права в сборник закона» [88].
Можно бы подумать при чтении приведенных слов, что законодателя снова занимают здесь те же общие затруднения, которые вызвали появление «Эпанагоги» и «Василик», иначе говоря, что это введение может считаться общим местом, малопригодным для новелл. Но стоит ознакомиться с содержанием первой новеллы Льва, обозначенной именем магистра Стилиана, тестя его, чтобы понять, что новеллами именно придается сила закона обычному праву. Так, послав упрек Юстиниану за непоследовательность, причинившую много вреда судебным учреждениям, законодатель продолжает:
«…да и по настоящее время частию вследствие позднейших узаконений, частию под влиянием местных обычаев, еще не получивших законного права и единственно почерпающих силу в угодливости толпе, возникают многие новшества, происходит путаница в применении закона и в делах чрезвычайное запущение и беспорядок [89].
И действительно, в новеллах Льва встречается немало отличий от обычного законодательства, и притом столько же в гражданском праве, как и в церковном.