История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4
Шрифт:
В другом рескрипте, подписанном и отправленном с тем же курьером, император предоставлял исполнение предположений князя Цицианова его собственному усмотрению.
«Хотя в рескрипте моем, – писал Александр [39] , – с сим же курьером к вам отправленном, уведомил я вас, что экспедицию на Баку и Сальян и прочие побережные места Каспийского моря почитаю я рановременною; о занятии же Дербента сообщил я вам представляющиеся рассуждения касательно встревожения прочих ханов и препоны, от того случиться могущей, произведению в действо последующего. Но дознанное мною усердие к службе и отличные способности ваши склоняют меня оставить беспрепятственно на произвол ваш ожидать ли совокупления недостающих у вас средств, или, довольствуясь теми, кои уже в руках ваших находятся, приступить к исполнению предначертанного плана, особливо если найдете вы, что самые обстоятельства того края требуют оный не отлагать.
39
Высочайший рескрипт от 20 марта 1803 г.
Между тем указал я государственной адмиралтейств-коллегии поручить вашему ведению флотилию Каспийского моря; девять же батальонов, просимых вами, отрядить я не могу. Если, не получа сего усиления, найдетесь вы в состоянии, не обнажив Кавказской линии и оградя границу сию от набегов горских народов, предпринять экспедицию на побережные места Каспийского моря, то я на то соглашусь, оставляя вашему соображению как продовольствие войск, так и устроение мест сих по занятии оных; уверен будучи, что вы все распорядите образом, соответственным пользе государства и собственной вашей чести, а равномерно не предпримете ничего, не будучи заранее удостоверены в благонадежности успеха».
Хотя после этого главнокомандующий и не должен был рассчитывать на присылку новых войск в Грузию, но он надеялся, что с переменою обстоятельств наше правительство не упустит случая воспользоваться согласием бакинского хана вступить в подданство России.
«Дерзаю всеподданнейше присовокупить, – писал князь Цицианов в одном из своих донесений, – что упущение столь удобного случая занять город Баку и присоединить оный к Всероссийской державе, без чувствительного казенного иждивения, почел я противным обязанностям, на меня возложенным, и усердию моему к службе и потому для выполнения в точности священной воли вашего императорского величества буду ожидать на сие решительного повеления».
Считая себя, в случае отказа, окончательно парализованным в своих действиях, князь Цицианов просил содействия канцлера и писал ему, что без присылки новых войск не представляется никакой возможности занять Баку. Рассчитывая, что на этот раз представление его будет иметь успех, и зная, что приобретение Баку, а тем более при добровольной уступке не было противно общим предначертаниям и инструкции, ему данной, главнокомандующий поручил шефу астраханского гарнизонного полка, генерал-майору Завалишину, заготовить провиант, необходимый для продовольствия отряда. На обязанность его же возложено узнать и приторговать, почем возьмут за доставку хлеба в Баку на наемных транспортах, для прикрытия которых приказано было приготовить в Астрахани два или три военных судна, могущих служить при удобном случае и для дальнейших предприятий наших на западном берегу Каспийского моря.
В то же время, для отвлечения внимания Шейх-Али-хана Дербентского от всех движений и действий, главнокомандующий послал к нему нарочного с письмом, в котором говорил, что будто бы получил разрешение императора Александра на возведение Касима на ханство шемахинское и потому готов приступить к этому по обоюдному соглашению в действиях. Князь Цицианов писал хану Дербентскому, что, удовлетворяя его желаниям, он считает затем ненужным отправление посланца его Медет-бека к высочайшему двору. Генерал-майор Завалишин же, при вручении письма князя Цицианова посланцу дербентскому, находившемуся в Астрахани, как бы в виде особой к нему откровенности, должен был сказать, что вооружение флотилии нашей производится для наказания хищных подданных уцмия Каракайдакского, разграбивших судно одного из наших астраханских купцов. Впрочем, восстановление Касим-хана главнокомандующий считал и для наших видов небезвыгодным; он даже думал при удачных и удобных обстоятельствах приступить к действительному исполнению этого. Во всяком же случае, проволочку времени в переговорах с Шейх-Али-ханом Дербентским он считал необходимой.
«В заключение сего, – доносил князь Цицианов, – приемлю смелость всеподданнейше представить мнение мое благоусмотрению вашего императорского величества по поводу изображенного сомнения, не откроются ли через сие прежде времени настоящие виды наши и не поколеблется ли тем доверенность к нам прочих ханов? Поелику ни один народ не превосходит персиян в хитрости и в свойственном им коварстве, то смею утвердительно сказать, что никакие предосторожности в поступках не могут удостоверить их в благовидности наших предприятий, когда заметить можно даже в нравах грузинского народа, почерпнувшего из Персии, вкупе с владычеством неверных, некоторую часть их обычаев, что самые благотворные учреждения правительства нередко приводят оный в сомнение и колеблют умы недоверчивостью. Водворение в Грузии российского могущества не переставало тревожить персидских ханов, а паче Баба-хана, который изъявлял неоднократно на Грузию свои притязания. Если некоторые адербейджанские ханы оказывали дружелюбие и наклонность к российскому правительству, то в чистосердечии их с основательностью ручаться не можно, да и больше есть причины думать, что они сие делали от страха, а не от усердия.
Страх и корысть суть две господствующие пружины, коими управляются дела в Персии, где права народные, вкупе с правилами человечества и правосудия, не восприяли еще своего начала, и потому я заключаю, что страх, наносимый ханам персидским победоносным оружием вашего императорского величества, яко уже существующий, не может вредить нашим намерениям, поколику почитаю я оный для них необходимым. Напротив того, причины доверенности к будущим подвигам нашим имеют уже твердое основание у соседственных народов, которые, удостоверясь, очевидно, в благости российского правления, несмотря на злоупотребления, при первом шаге в Грузии вкоренившиеся, по всеобщему разуму милосердых законов вашего императорского величества, ограждающих личность и собственность каждого, единодушно воздыхают о событии того происшествия, когда они соделаются подданными сильной и правосудной державы и чадами единого милосердного отца. Армяне, населяющие большую часть адербейджанских провинций, по единому христианству и по уверенности их в торговом промысле, под защитою российского правительства, питают, для собственного блага, основательную к нам преданность и желание видеть скорейшее и благоуспешное водворение в сих странах российского владычества и взывают ко мне ежедневно о поспешении экспедицией на Эривань. Из всего сего явствует, что могущества российского оружия трепетать должны единые неправедные и бесчеловечные власти ханов персидских и корыстолюбивые сообщники насильственного их правления. Ибо многие поколения, даже магометанского исповедания, а паче татарские, ищут позволения и удобного случая переселиться в пределы грузинские».
Когда в Петербурге получено было первое сведение о переговорах, начатых князем Цициановым с бакинским ханом, наше правительство сделало распоряжение о скорейшем отправлении в Грузию двух полков с Кавказской линии [40] . Поводом к тому было составившееся убеждение, что с горскими владельцами нет возможности поддерживать дружеские отношения одними договорами и что только одна сила могла удержать их в пределах покорности.
В самом деле, чего можно было ожидать от мнимого подданства всех дагестанских владельцев? Чем возможно было удержать от варварских обычаев народы, закоренелые в грабительстве? Не только простые договоры, но и жалованье не могло служить в этом случае обеспечением. Одна военная сила могла держать их в страхе и покорности. Они присягнули на верность подданства России; все, как мы видели, заключили с нами союзное постановление и клялись в верности, и тут же своими поступками нарушали клятву.
40
Письма князя Кочубея князю Цицианову 26 апреля 1803 г. Арх. Мин. внутр. дел по департаменту общих дел. Дела Грузии, ч. II.
«Вражда есть пища и упражнение горских народов, – писал князь Цицианов императору Александру [41] . – Видя силу российского оружия, в Кавказе водворенного, они прибегают к нам, прося друг против друга помощи, и таким образом сами ходатайствуют о собственной своей гибели. Не смея одобрить пред человеколюбивым сердцем вашего императорского величества сию систему завоевания, должен сказать, что она необходима в настоящих обстоятельствах. Единое обеспечение астраханской торговли достаточно, чтоб подвигнуть к занятию западного берега Каспийского моря до местечка Сальян, не говоря уже о положении Грузии, которая требует неминуемо вернейших границ и распространения оных, для первоначальной уверенности и удобности к сообщению, по крайней мере до Каспийского моря».
41
От 26 марта 1803 г. Т. А. К. Н.
Между тем князь Цицианов сообщил хану Бакинскому, что император Александр, соглашаясь, на основании заключенных условий, принять хана в подданство, не изъявил согласия оставить в руках хана смертную казнь. Главноуправляющий уведомил при этом Хусейна, что войска, назначенные для занятия Баку, прибудут туда вскоре. Одновременно с этим сообщением Ала-Верды-бек, при возвращении своем из Тифлиса, был задержан Мустафою-ханом Ширванским, который, проведав об искательстве Хусейн-хана, отнял от посланного все бумаги и под пыткою допрашивал, нет ли еще каких секретных поручений от главноуправляющего к бакинскому хану. Этот поступок шемахинского хана, имевшего в самом городе Баку многих приверженных людей и вследствие того большое влияние на хана, испугал последнего. Подстрекаемый окружающими, Хусейн не признал договора, заключенного Ала-Верды-беком, о чем и сообщил князю Цицианову, говоря, что постановление это заключено против воли его и что Ала-Верды нарушил данные ему наставления и полномочия [42] .
42
Рапорт князя Цицианова Г. И. 19 июля 1803 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1-10, 1803–1806, № 2.