История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3
Шрифт:
Расставшись в Хое с Магомет-ханом, полковник Тамара отправил к Джафар-хану посланного с подарками и письмом от своего имени, в котором уверял, что Россия всегда готова поддерживать с ним дружественные отношения.
«Почтенный Мегмет-хан, – писал Тамара [273] , – отправлен был от покойного и славного Али-Мурат-хана, предместника и брата вашего, великолепный хан, к военному и гражданскому начальнику нашему на границе – генералу Павлу Сергеевичу Потемкину – с предложениями, коих силу от него же самого или от Мирзы-Раби, доверенного тогда министра, узнать изволите. Предложения те приняты благосклонно были не токмо от помянутого генерала, но, по представлению его, и от верховного уполномоченного всемилостивейшей самодержицы всероссийской высокоповелительного генерал-фельдмаршала, светлейшего князя Григория Александровича Потемкина, который, призвав меня, повелел ехать вместе с помянутым присланным к Али-Мурат-хану, вручить ему почтенные свои отзывы, потом выслушать и объясниться с ним относительно его намерений. Исполняя с должною верностью столь лестное для
273
Моек, архив Министер. иностр. дел.
Сожалея от сердца о столь важной утрате высокопочтенного дому вашего, поздравляю вас, всеискреннейший, великолепный хан, с вашим возвышением и желаю, чтоб оное при долговременном благоденствии послужило к вящему прославлению имени вашего».
Джафар-хан не ответил на это письмо, так как ему приходилось заботиться не об ответе и политических отношениях, но об обеспечении собственной особы. Персияне смотрели на Джафара, как на близкого родственника Али-Мурат-хана, не пользовавшегося любовью своих подданных по чрезмерной строгости и преданности России. Это обстоятельство отдаляло многих от Джафар-хана и дало средство усилиться его врагу – Ага-Магомет-хану, владыке Астрабадскому и Мазендеранскому.
Частью угрозами, частью обещаниями Ага-Магомет-хан смел склонить на свою сторону нескольких ханов и, приобретя союзников, оставил в Тегеране довольно сильный гарнизон, а сам с остальными войсками двинулся к Исхафану. Джафар-хан встретил его в нескольких верстах от города, но был разбит и бежал в Шираз. Ага-Магомет-хан вступил в столицу, завладел сокровищами Али-Мурат-хана, захватил его семейство и отправил в Астрабад вместе со многими другими семействами, на преданность которых не мог положиться [274] .
274
Рапорт Потемкина князю Таврическому 6 октября, № 125.
Джафар-хан пытался было вернуть потерянное владение, но безуспешно. Разбитый вторично, он вынужден был снова скрыться в Шираз и отдать первенство своему сопернику, ставшему одним из сильнейших владык в Персии. С падением Исхафана весь Иран признал над собой господство Ага-Магомет-хана, тавризский хан присягнул ему на верность, а затем и большая часть азербайджанских ханов последовала его примеру. Только Шираз и часть Фарсистана остались во владении Джафар-хана.
Став обладателем столицы, Ага-Магомет-хан стал простирать дальше свои властолюбивые планы – он мечтал уже о шахском достоинстве и власти над всей Персией. Чтобы достичь последнего, необходимо было подчинить себе еще многих владык, сохранявших некоторую долю самостоятельности. Внимание его прежде всего было обращено на гилянского Гедает-хана, его личного врага, давшего приют одному из братьев Ага-Магомет-хана Муртаза-Кули-хану.
Сразу после овладеия Исхафаном Ага-Магомет-хан потребовал от Гедает-хана значительную контрибуцию, старшего сына и брата в аманаты и выдачи Муртаза-Кули-хана. Гедает-хан под разными предлогами уклонялся от исполнения этого требования, укреплял Энзели и, чтобы задобрить Ага-Магомет-хана, послал ему подарки, как знак признания его господства над собой. Предвидя, однако же, грозу, Гедает-хан и Муртаза-Кули-хан искали покровительства России. Узнав в августе 1785 года, что в Энзели прибыл русский фрегат «Кавказ», Муртаза-Кули-хан прислал к командиру фрегата, капитан-лейтенанту Аклечееву, своего старшину поздравить с благополучным прибытием на рейд и с просьбой о свидании. Аклечеев сошел на берег и отправился к Муртаза-Кули-хану, который объявил ему, что он вместе с братом, Мустафой, хочет перейти в подданство России.
Несколько раньше этого свидания Мустафа сам приезжал на фрегат к Аклечееву, в то время, когда тот находился еще в Астрабадском заливе, и просил о том же. Он говорил, что готов даже переселиться в Россию на вечное жительство, если бы к этому представился удобный случай. Аклечеев обнадежил братьев и посоветовал им обратиться с просьбой к генералу Потемкину, как главному начальнику края [275] . Последний поручил обнадежить их полным покровительством России, надеясь получить в лице братьев прекрасное средство против враждебных замыслов Ага-Магомет-хана. «Если Магомет-хан, – доносил Потемкин [276] , – усилясь в Исхафане, утвердится и пожелает искать покровительственного союза России, тогда можно будет посредствовать к примирению обоих с братом их Ага-Магомет-ханом. Когда же бы Магомет-хан не захотел поступить на предполагаемые о Персии меры, сих братьев противу оного Магомет-хана удобно для уменьшения его силы подвигнуть». Светлейший поручил ласкать братьев Ага-Магомет-хана и объявить им, что «продолжением своего благонамерения подадут повод к изъявлению самим делом высочайшего им благоволения» [277] . В октябре Муртаза-Кули-хан
275
Рапорты Аклечеева Потемкину 11 мая и 15 августа 1785 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 49.
276
Князю Потемкину 15 сентября, № 60. Там же, папка 50.
277
Ордер Потемкину 16 октября 1785 г. Там же.
Примеру Муртаза-Кули-хана последовал и Гедает-хан Гилянский, также искавший покровительства России.
Отправляя в Энзели нового консула, надворного советника Скиличия, генерал Потемкин писал Гедает-хану, что желание его перейти под покровительство России милостиво принято императрицей и что он может исполнить это с соблюдением четырех условий: чтобы было указано место, где бы мы могли построить при Энзелинском порте город для защиты русской торговли и купечества, чтобы он вместе со своими подвластными принял присягу на вечное подданство России, чтобы отправил в С.-Петербург в качестве аманатов одного из своих детей и двух или трех родственников и, наконец, в знак подданства обязался бы платить ежегодную, хотя незначительную, дань.
Условия эти не нравились Гедает-хану. В высшей степени вероломный и жадный, Гедает в поступках руководился только материальной выгодой и всегда уклонялся в ту сторону, где ожидал больше пользы для себя. Не имея искреннего намерения принимать подданство России, Гедает понимал, конечно, какой помехой будет для него русская колонизация на его территории, и потому всеми силами старался ее отклонить. Он писал Потемкину, что переговоры о подданстве столь важны, что их следует вести в полной тайне до окончательной выработки условий, а любое начало работ по закладке города обнаружит их и породит для него многожество неприятелей как в Персии, так и в Турции, что строить русское поселение при Энзелинском порту вовсе не нужно, так как он сам давно уже строит город и скоро закончит его, и тот поступит в распоряжение русского правительства, ибо, получив подданство, сам Гедает-хан станет всего лишь приближенным министром, «и тогда, – писал он, – как город и дом мой, так и вся область моя имеет быть ваша».
Выказывая преданность России и желание принять подданство, Гедает в то же время мешал торговле и притеснял купечество разными поборами, уверяя, что пошлины составляют его единственное средство к существованию. «Вы здешние порядки и мои доходы знаете, – писал он в одном из писем Скиличию [278] , – что я только мизанными и пошлинными сборами во владении моем содержание войска и прочие расходы имею». Гедает-хан уверял, что если лишние пошлины и взяты с русских купцов, то по ошибке, помимо его воли и в его отсутствие, но если речь идет о весовых за шелк, то это не пошлина и в торговом трактате о весовых деньгах ничего не упомянуто. Он скорбел, что русское купечество не понимает его благодеяний, которые он оказывает даже в ущерб собственным интересам. «Для получения себе благодарности, – писал он [279] , – и честного имени, я вознамерился весовые деньги уничтожить, чтоб вовсе были истреблены. Почему я шелковые гири [280] , которые за тысячу лет пред сим установлены были от прежних персидских монархов и с другими гирями сходствия не имели, в весе приумножил и на каждый пуд по три фунта прибавил». Гедает-хан уверял, что, назначая весовые деньги по два рубля за каждый батман, он делает это напоказ купечеству других наций, но на самом деле наносит себе крайний убыток, желая доказать этим свою преданность России. Совершенный произвол персидских ханов во всем, что касалось торговли и пошлин, не позволял придавать какое-либо значение словам Гедает-хана, тогда как сам он полагал, что его посулы заставят русское правительство пойти на некоторые уступки и оказать помощь гилянскому владыке в его затруднительных обстоятельствах и борьбе с Ага-Магомет-ханом.
278
Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 49.
279
В письме Потемкину без числа и месяца. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 49.
280
То есть гири для взвешивания шелка.
Гедает-хан отправил на линию к генералу Потемкину двух посланных и прошение на высочайшее имя, в котором просил принять его в подданство России на таких же основаниях, на каких принята Грузия, и прислать в распоряжение хана три тысячи русского войска. Посланные говорили, что хан обязуется продовольствовать войска за свой счет и готов платить не только то жалованье, которое императрице угодно будет назначить, но будет вносить ежегодно в казну ее величества вместо дани шелка-сырца по три тысячи батманов и отправит в С.-Петербург к высочайшему двору одного из своих сыновей с ценными дарами. Уполномоченные заявили Потемкину, что хан просит русские войска не для завоеваний, а только для личной охраны и что в благодарность за их присылку он обязуется в случае успеха и приобретения новых провинций все доходы с них вносить в казну императрицы [281] .
281
Прошение посланных хана Абида и Сеид-Ризы. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 49.