История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3
Шрифт:
Мы видели, почему Потемкин не мог удовлетворить просьбу Ираклия. Он отвечал царю, что употребит все средства, чтоб оказать помощь, «но как можно послать войска, – спрашивал Потемкин, – когда дорога в Грузию вся испорчена? Я не замедлю приступить к исправлению оной, и тогда все, что от меня будет зависеть, исполнить не премину».
Предоставленный самому себе, грузинский царь все время оставался на одном месте. В это время Омар-хан, поднявшись по Дебеде до селения Узунлар в сорока пяти верстах от Тифлиса, отрядил одну партию к замку Лори, где та, не трогая укрепления, выжгла в окрестностях весь хлеб, сено и все, что только можно было истребить. Не встречая сопротивления и считая, что он нанес достаточное разорение Грузии, Омар-хан отправил к Ираклию грузинского дворянина Мурванова с объявлением, что готов помириться и стать союзником, если царь заплатит по пятидесяти рублей за каждого из пленных и положит ему, Омар-хану, ежегодное жалованье в десять тысяч рублей. Ираклий чрез того же Мурванова отвечал, что готов заплатить за каждого пленного по сорока пяти рублей – половину деньгами, а половину парчами – и что если Омар выйдет из его пределов за Алазань, тогда он поведет с ним дальнейшие переговоры. Не ожидая от Омар-хана удовлетворительного
Помощь прибыла как раз вовремя, ибо 28 сентября Омар-хан атаковал Лори, но, не добившись успеха, скрылся из виду. Опять никто не знал, куда он направился. Прибывшие в разное время из Лори поодиночке грузины говорили только, что неприятель ушел, а куда – неизвестно. Прошло несколько дней, а сведений о неприятеле все не было, и Ираклий предполагал, что Омар-хан пошел на соединение с войсками Сулейман-паши Ахалцихского и что, получив от него помощь и несколько орудий, он устремится на Тифлис. Предположение это, казалось, готово было оправдаться, ибо 3 октября из Ахалциха вернулся один грузин, посланный туда Ираклием, который объявил, что видел лезгин у озера Топаравани, а на пути к Ахалкалакам узнал, что Сулейман-паша послал в Константинополь донесение о вступлении в Грузию Омар-хана и испрашивал у Порты указания, как ему поступать в данном случае. Ираклий счел за лучшее не ходить за неприятелем и отступил к Тифлису, как единственному месту, которое он при своих средствах намерен был защищать. Свое отступление он объяснял, однако же, тем, что намерен стать в центре своего царства и иметь возможность подать помощь во все стороны, куда бы неприятель ни устремился. По прибытии в столицу было получено известие, что Омар-хан пошел в Ахалкалаки, следовательно, на соединение с пашой Ахалцихским.
Теперь опасность Грузии грозила со стороны Ахалциха, но, несмотря на настояние Бурнашева отправить хотя бы часть войск для обороны границ с этой стороны, Ираклий не трогался с места. Турки, соединившись с лезгинами, партиями от 300 до 700 человек делали набеги по обоим берегам Куры, угоняли скот, грабили имущество и уводили в плен жителей. Набеги производились, очевидно, с позволения турецкого правительства. Хотя Порта, вследствие требования нашего посла, и разослала соседним пашам запретительные фирманы, в которых приказывала не трогать быка, если лежит, и не заставлять его подняться, тем не менее втайне она покровительствовала всем враждебным действиям против России и, не жалея денег, рассылала их азербайджанским ханам и горским владельцам. Посланные Порты время от времени появлялись в разных местах Закавказья и в Дагестане. Один пробрался к осетинам с поручением уговорить их портить дороги и мешать всякому сообщению между Россией и Грузией [235] . Если осетины не согласились исполнить желание турецкого правительства, то происки Порты среди других племен не прошли бесследно, и число неприятелей России ежедневно увеличивалось. «Долгом поставляю, – доносил полковник Бурнашев [236] , – точное представить состояние относительно нас в Грузии, что соседи коварны и вообще нам неприятели; союзник во всех частях слаб и ненадежен; продовольствие войск наших не в моей власти и доставляется весьма медленно, и сверх сего не имею я других средств, кроме царской стороны, получать сведения о делах соседних».
235
Рапорт П.С. Потемкина князю Потемкину 20 декабря, № 410.
236
Рапорты Бурнашева П.С. Потемкину от 4 и 15 октября, № 42 и 44.
Грузины были совершенно не способны добывать сведения, и много времени прошло с тех пор, как Ираклий получил последние новости о неприятеле. До Тифлиса дошли только слухи, что жители Памбак, страшась вторжения лезгин, ушли в Эриванскую область, а некоторые дошли до Карса. Хотя Сулейман-паша и требовал с угрозами от хана Эриванского отдать ему все, принадлежащее грузинам, хан отказал и принял всех бежавших с их имуществом под свое покровительство. Ибраим-хан Шушинский, все еще стоявший под Ганжей, пользуясь замешательством в Грузии, пытался было овладеть городом, но был отбит с уроном. Тогда он отправил Ираклию письмо, в котором уверял, будто отступил от Ганжи по его совету и что, желая сохранить с ним союз и дружбу, отправил к Омар-хану посланного с предложением помириться с Ираклием. Карабахский хан говорил, что если Омар-хан откажется исполнить его требование, то он готов содействовать Грузии своими войсками. Не доверяя Ибраиму, Ираклий просил его прислать не войска, а деньги на военные издержки, которых, конечно, хан Шушинский не прислал, точно так же, как не думал делать никаких предложений Омар-хану Аварскому.
Последний, расположившись со своим ополчением в Ахалкалаках, получил от Сулейман-паши Ахалцихского 100 кес денег и содержание для войск. Соединившись с лезгинами и предполагая совершить новое вторжение в Грузию, Сулейман отправил в Имеретию к царю Давиду посланного с обнадеживанием, что Порта пришлет царю саблю, шубу и фирман на признание его в царском достоинстве, если Давид присоединится к ним со своими войсками.
Отказ Давида крайне раздражил союзников, и Омар-хан недолго думая вторгся в Имеретию, имея до шести тысяч лезгин и до тысячи ахалцихских турок. Едва эта весть достигла столицы Грузии, как полковник Бурнашев по просьбе Ираклия тотчас же выступил с егерскими батальонами из Тифлиса и, пройдя Мцхет, остановился на Мухранском поле. Следовавший за ним Ираклий остановился со своим ополчением в самом Мцхете, и оба положили оставаться на месте до тех пор, пока не получат более определенных сведений о неприятеле.
27 октября пришло известие, что Омар-хан атаковал замок Ва-хань, принадлежащий князьям Абашидзе и стоящий на границе Имеретин с Карталинией. Ираклий сразу же двинулся со своей конницей вперед и пошел к городу Гори, чтобы заготовить там провиант для наших войск. Бурнашева он просил оставаться на Мухранском поле до получения известий от царя. Ираклий не верил в справедливость слухов, считая невероятным,
В Гори Бурнашев не нашел продовольствия, обещанного Ираклием, и смог запастись провиантом только на полтора дня. Оставив в Гори обоз и больных, Бурнашев пошел дальше, переправился через Лиахву и вечером 30 октября достиг Сурама, куда в тот же день прибыл и Ираклий со своими войсками, которых царь насчитывал до 1500 человек. В Сураме наши батальоны простояли два дня, чтобы сделать необходимые запасы продовольствия и исправить артиллерию. Омар-хан Аварский все еще находился перед замком Ваханским. Не будучи в силах овладеть им штурмом, он пробовал два раза подорвать его порохом, как сделал это в Ахтале, но неудачно. Тогда он прибег к хитрости и сумел вызвать к себе под предлогом переговоров о мире владельца замка князя Абашидзе, зятя имеретинского царя Соломона. Зная, что при Омар-хане находятся князь Папуна Церетели, родной брат бывшего имеретинского посла в С.-Петербурге, и один из его однофамильцев, князь Абашидзе вышел к Омар-хану, но был схвачен, связан и объявлен пленным. Этот изменнический поступок Омар-хана не ослабил энергии осажденных: не отвечая на требования сдаться, они решили отстаивать крепость и просили помощи. Ираклий хотел тотчас же идти к ним и послал сказать имеретинскому царю Давиду, чтоб он соединился с ним 1 ноября при селении Небозири, чтобы оттуда объединенными силами атаковать неприятеля. Однако в ночь на 1 ноября, к удивлению Ираклия [237] , было получено известие, что гарнизон замка сдался лезгинам, и причиной сдачи были не столько повреждения в крепости, сколько мучения и пытки, которым лезгины подвергли князей Абашидзе на глазах гарнизона. Не желая видеть страдания своих князей, ваханцы открыли ворота и поплатились за это самым жестоким образом: все мужчины числом до 700 человек, за исключением князей, были лишены жизни, а строения замка обращены в пепел.
237
«Сия крепость, – писал Ираклий Потемкину, – так была крепка, что никогда не думал я, чтоб могли взять оную».
Уничтожение Ваханского замка заставило Ираклия остановиться. Он написал царю Давиду, чтобы тот преследовал лезгин, а сам он с русскими войсками отрежет им путь отступления, если они двинутся на Тишхеты. Лезгины не пошли, однако, этой дорогой, они двинулись к Ахалциху через горы самыми трудными путями и ушли, никем не преследуемые. Русские войска вернулись к Куре и расположились ниже селения Чалы. Сюда прибыл и царь Ираклий с остатками ополчения, а вслед за тем и посланный имеретинского царя с сообщением, будто Омар-хан намерен напасть на Кутаис. При всем желании помочь Давиду Ираклий не мог этого сделать из-за крайне расстроенного состояния своих дел.
«Грузия приходит в крайнее разорение, – доносил Бурнашев [238] , – купечество (торговля) вовсе пресеклось в рассуждении опасности по дорогам, хлебопашество помешано по причине сборов на службу поселян и оставленных ими вовсе деревень. Его высочество войск в собрании содержать не может по неимению денег, ибо доходы его почти вовсе уничтожились от собственных же войск, а особливо горских: где они ни стоят или идут походом, по своевольству их оставляют везде следы совершенного опустошения. Грузины вовсе опустились, одни только наши батальоны [239] должны делать фас на все стороны, но и тем продовольствие трудно».
238
В рапорте Потемкину от 4 ноября, 1785 г. Госуд. арх. XXIII, № 13, папка 50.
239
Численность которых в то время не превышала 1800 человек.
«Если через короткое время не подадите мне помощи, – писал Ираклий П.С. Потемкину [240] , – то отечество мое разорится до основания, да и останусь я в посмеянии моих неприятелей. Чрез нынешние обстоятельства многие примут магометанский закон, чтоб избежать от смерти и погибели, некоторые же предадутся лезгинам, а остальные разбегутся по разным местам. Если же я уцелею со своею фамилией от неприятелей, то все-таки останусь один без людей и без призрения».
В столь затруднительных обстоятельствах Ираклий решился отправить письмо Омар-хану. Царь писал, что в течение 33 лет он сохранял дружбу и доброе согласие с его отцом, что нередко оказывал благодеяния не только отцу, но и самому Омар-хану, и просил прекратить вторжение лезгин в Грузию и возвратить захваченных ими пленных. Омар, признавая справедливость слов Ираклия, отвечал ему, что, имея желание оказывать сыновнее послушание, беспрестанно просил признать его сыном, прислать ему подарки, но был обижен тем, что царь считал его не сыном, а дагестанским белади [241] . Аварский хан говорил, что готов сохранять дружбу и согласие, если Ираклий изменит относительно его свое поведение. «Мы живем в Дагестане, – писал он Ираклию, – сила земли сей вам довольно известна, и мы вступили с войсками в Грузию сражаться, получать добычу, а не умножать нашу славу. Если угодно вам судить по справедливости, то должно признаться, что вы сами подали причины к случившимся в Грузии происшествиям. Но нам неприлично требовать отчета от столь великого человека в его деяниях. Взятые пленные разделены уже войском по дагестанскому обыкновению, и теперь нет возможности собрать оных. Впрочем, донесут вам словесно обо всем Мирза-Мегмет и Алискант».
240
В письме от 5 ноября 1785 г.
241
Белади – предводитель горской партии грабителей.