История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3
Шрифт:
Печальная судьба Гедает-хана и его кончина не возбудили сожаления в России. «Все притеснения, – писал князь Таврический [305] , – деланные русским купцам от Гедает-хана, и его обманы потерю его не делают чувствительною. Наблюдаемое же доселе поведение Магомет-хана Исхафанского подает повод надеяться всегда доброго с ним согласия».
Так думал князь Потемкин в первое время по получении известия о том, что Ага-Магомет-хан завладел Гилянской провинцией, но, когда он узнал о поступках хана, о наложении новой пошлины и, наконец, когда до него дошел слух о неблаговидных поступках нашего консульства, он должен был изменить свое мнение и принять иные меры для помощи нашему купечеству. Возраставшее могущество хана Исхафанского и его небезуспешное стремленее к единовластию в Персии заставили русское правительство назначить в Персию своего поверенного в делах. Им был избран канцелярии советник Сергей Лошкарев [306] .
305
Генерал-поручику Потемкину от 25 декабря 1786 г., № 232.
306
Архив кабинета, св. 442.
307
Письмо князя Потемкина Булгакову, 13 декабря, № 222.
Независимо от этого князь Потемкин отправил в Исхафань капитана Лампро-Качони с письмом к Ага-Магомет-хану, в котором писал, что не преминул донести императрице «об усердном желании вашем учредить коммерцию между Россией и Персией, и ее величество оказать соизволила свое на то благоволение. Таковые вашей светлости намерения, к пользе обоих государств служащие, не менее достойны уважения, как и победы, вами приобретенные. Я, имея полную мочь к трактованию со всеми соседственными в полуденном краю народами, не оставлю употребить моих стараний к утверждению ненарушимой связи между обоими государствами, к приращению взаимной пользы обитающих в них и к приобретению вашей приязни».
Письмо еще не дошло по назначению, когда генерал Потемкин получил донесение, что Ага-Магомет-хан налагает новые пошлины на товары, захватывает наших купцов, держит их под стражей и даже старается захватить нашего консула. Скиличий доносил, что торговля стеснена до крайности и купечество ничем не ограждено от своеволия Ага-Магомет-хана. Захватив многих гилянских старейшин, Ага-Магомет-хан отпустил их из Тегерана с требованием заплатить такую сумму, которая превышала их возможности: на одного наложено было тридцать, на другого сорок и даже пятьдесят тысяч рублей. Он определил всюду новых правителей, вымогательство которых зашло столь далеко, что, по выражению консула, все старосты и зажиточные люди «ввержены в одинаковое несчастье и истязуемы жестоким образом». Губернаторы собирали подати вдвойне, а вслед за тем приехали особые комиссары, которым приказано было разыскать и отобрать все разграбленные вещи Гедает-хана. Комиссары хватали по одному подозрению и не щадили никого, не исключая русских. На наших купцов были наложены новые пошлины. Генерал-поручик Потемкин признал необходимым для защиты нашего купечества усилить эскадру и приказал нескольким военным судам находиться постоянно в виду Энзели. Дворец и крепость в Энзели были разрушены из опасения, что если они попадут в руки русским, то последние легко могут завладеть всем Гиляном и предписывать законы Персии [308] .
308
Рапорт Скиличия Потемкину 3 апреля 1787 г. Архив кабинета, ев. 380, ч. II.
«Замешательство дел, – говорил Потемкин, – в каковое привел умерший надворный советник Тумановский, нелегко исправить. Я не имею надежды, чтоб Ага-Магомет-хан почувствовал признательность: ибо если от сумасшествия или от предательства Тумановского сделанное ему пособие при завладении Энзели выдача семейства и всего имущества Гедает-хана не могли возбудить в нем признательности, то поворота от неблагодарности ожидать сомнительно».
Тем не менее командующий Кавказским корпусом решил обратить внимание Ага-Магомет-хана на ту пользу, которую он может извлечь из союза с Россией.
«В то самое время, – писал П.С. Потемкин [309] , – когда ожидал я, почтенный хан, от вас ответа на письмо его светлости генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина, когда чаял, что завладение вами Рештскою провинцией и сокрушение владетеля оной Гедает-хана будет вам немалым обязательством усилить благорасположение к российскому купечеству и благодарность к престолу российскому, получил я от находящегося консулом в Энзели надворного советника Скиличия рапорты, объясняющие совсем противное ожиданию моему, противное заключению, каковое имел его светлость князь Г.А. Потемкин о благорасположениии вашем. Не могу еще точно поверить, чтобы вы, будучи одарены разумом и многими талантами, ведая величество России, премудрость, великолепие
309
Ага-Магомет-хану 30 апреля 1787 г., Госуд. арх. XIII, папка 62.
Читая рапорты нашего консула, усматриваю, что неудовольствие ваше состоит в том, что во время разграбления Энзели двое или трое армян были участниками в грабеже дома Гедает-ханова. Не оспариваю, что консул по первой принесенной ему жалобе должен был сделать вам удовольствие (удовлетворение), отыскать украденное и не мешкая возвратить; но, с другой стороны, кажется, сия малая причина не могла побудить вас на строгое обращение с российским купечеством, а еще менее искать захватить консула.
Вы пишете консулу, что купечество российское может торговать, а не грабить. Сие изречение ваше правильно. Но какое же право имеете вы российских купцов захватывать и держать под стражей? Если они в чем поступили в противность установленным законам и порядку, будьте уверены, что при малейшей жалобе всякое удовольствие вам доставлено будет, но самовластно поступать противу россиян – есть оскорблять Россию.
В положении вашем покровительство ее императорского величества вам весьма нужно. Пускай победили вы Гедает-хана, овладели областью и всем его имуществом, отдаю на совесть вашу почувствовать, что не успели бы вы, конечно, если бы в том Тумановский и консул препятствовать стали.
Объяснив вам обстоятельства, прошу российских купцов освободить и купечеству не делать притеснения. Я надеюсь, что вы, почтенный хан, справедливость моего требования исполните».
Письмо это вместе с объяснениями Лампро-Качони оказало свое действие. Все еще имевший внутренних врагов Ага-Магомет-хан старался не прерывать окончательно отношений с Россией. Его визирь Магомет-Шефи писал генералу Потемкину, чтобы он не слушал «речей несправедливых, ибо между Россией и Персией никаких несогласий не бывало и не будет» [310] . С Лампро-Качони был отправлен в Петербург посланником мирза Магомет-Али «для утверждения между империей Всероссийскою и Персией дружбы и согласия» [311] . При свидании с консулом Скиличием Магомет-Али уверял его, что уполномочен обещать все, что русский двор потребует, в особенности относительно торговли и заведений, как на берегах Каспийского моря, так и внутри Персии, с тем, однако же, условием, чтобы Россия не строила крепостей и укреплений [312] .
310
Письмо Магомет-Шефи от 14 июня. Госуд. арх. XXIII, папка 58.
311
Письмо Ага-Магомет-хана консулу Скиличию без числа и месяца.
312
Рапорт Скиличия Потемкину 17 апреля 1787 г. Арх. кабинета, св. 380, ч. II.
Столь широкие полномочия, казалось, должны были упрочить наши дружественные отношения с Персией, но на деле вышло по-другому. Отправленный в Елисаветград к князю Потемкину-Таврическому, Магомет-Али скоро вызвал своими поступками нерасположение светлейшего. Человек строптивый и жестокий, он прибил однажды своего слугу и обещал убить. Слуга бежал к находившемуся в Елисаветграде посланнику дербентского хана и просил его спрятать в своем доме. «Если вы меня не спрячете, – говорил слуга, – то я, чтобы избежать смерти, вынужден буду принять христианство».
Дербентский посланник Садык-мирза спрятал его и хотел доложить об этом князю Потемкину, но Магомет-Али в сопровождении свиты ворвался в его дом, отыскал спрятавшегося и нанес ему смертельную рану кинжалом. Такой поступок возбудил всеобщее негодование и заставил светлейшего сказать Магомет-Али о неприличности его поступка. В ответ на это дерзкий персиянин стал поносить князя и наше правительство, за что и был арестован.
«Взяв с собою 24 человека казаков Донского Денисова полка при одном старшине, – писал светлейший надворному советнику Петковичу [313] , – имеете вы отправиться в Елисаветград. По прибытии туда следовать вам в квартиру присланного от Исхафанского Ага-Магомет-хана чиновника мирзы Магомет-Али и вопросить его: правда ли, что он осмелился испустить поносные злословия, о которых доносит на него переводчик Вартан Петров, и если он переводчиком в том изобличен будет, то приставить к нему тотчас же караул, приказав и его из квартиры не выпускать, и к нему допуск пресечь».
313
Предписание надворному советнику Петковичу от 17 августа 1787 г., № 2, папка 081.