История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1
Шрифт:
Заметив на горизонте кучу сероватых бугорков, приподнимающихся иногда всего на сажень от земли, а иногда просто сливающихся с почвой, и следуя в этом направлении, путешественник приезжал к черкесскому селению. Кабардинские аулы издали отчасти похожи на русские деревни, но, присмотревшись, не найдешь никакого сходства: сакли раскинуты поодиночке или группами в разных направлениях, без всякого понятия об улицах. В самих саклях нет ничего общего: одна сложена из земли и камней и покрыта той же землей и теми же камнями, другая построена из турлука и обмазана с обеих сторон глиной, перемешанной с рубленой соломой. Крыша покрыта той же соломой или камышом и образует вокруг дома навес фута на четыре. Черкес любил жить отдельно, уединенно и потому выбирал себе место для усадьбы подальше от соседа, где-нибудь между деревьями, которыми так обильна его родина. Оттого очень часто аул разбросан на значительное расстояние вдоль высокого и крутого берега реки, упираясь тылом в дремучий лес, который обеспечивал жителям надежное убежище в случае нападения русских войск.
Главный дом черкеса состоял из нескольких комнат с низкими дверями и маленькими окнами без стекол, изредка затянутыми пузырем. Плотно запираемые ставнями, окна служили скорее для наблюдения за тем, что делается на дворе, чем для освещения, основной свет проходил через двери, растворенные настежь летом и зимой. На дверях не было ни запоров, ни замков, на ночь их запирали и заколачивали изнутри деревянными клиньями, отчего в аулах каждый вечер поднимался всеобщий стук, которым заканчивалась дневная деятельность жителей. У одной стены комнаты было устроено полукруглое или четырехугольное углубление в земле для огня, над которым висела высокая труба, сплетенная из прутьев и обмазанная глиной, земляной пол был так хорошо утоптан, что не давал пыли. Вокруг очага приделаны полки, а иногда повешен целый шкаф, где на полках стояла домашняя утварь и посуда, а оружие и одежда висели на гвоздях. Широкие низкие кровати, покрытые войлоком и коврами, и небольшие круглые столы, расставленные в разных местах комнаты, составляли всю мебель, а стоявшая во дворе маленькая четырехугольная двухколесная арба, в которую запрягали пару волов, служили единственным экипажем. На полках вдоль стен ставилась, как украшение, европейская посуда, и если хозяин был зажиточным человеком, то стопка тарелок, ничем не покрытая и стоящая на самом видном месте, свидетельствовала о его достатке [15] .
15
Князь Т.Г. Баратов. О природе и хозяйстве Кабарды // Кавказ. 1860. № 73; О гостеприимстве у черкесов. Кавк. 1859. № 7; Воспоминания кавказского офицера // Рус. вест. 1861. № 10. Кавк. 1855. № 34.
Хозяин, его жены и взрослые дети имели свои отдельные помещения, но посторонний никогда не проникал в эти покои, если же хозяин был человеком богатым, он прятал свою семью от постороннего глаза особым забором, которым обносил сакли и хозяйственные постройки. Это были кладовая и хлев для овец. Кладовая делилась на четыре закрома для разных сортов зерна; чтобы уберечь его от мышей, пол ее не касался земли. Все три строения стояли на одном дворе, огороженном плотным тыном. Рядом с ним находились огороды, где черкесы сеяли пшеницу и рожь, но главным образом просо и кукурузу. Огороды окружены были деревьями и рощами, которые были для черкеса первой необходимостью.
Вне ограды у богатых и в дальнем углу в ограде у бедных строился хаджичиж — дом для гостей, или кунахская. Самая значительная и лучшая часть имущества шла на убранство этой комнаты. Дом для гостей строился по возможности на удобном месте, огораживался частоколом или плетнем, оставляя чистый двор, нередко обсаженный ветвистыми деревьями, под сенью которых гость мог бы укрыться от летнего зноя. Люди со средствами устраивали другой такой же дом, меньших размеров, внутри семейной ограды, он был предназначен для приема исключительно родственников или самых близких друзей. При кунахской была устроена конюшня, а за оградой врыт столб (коновязь) для привязи лошадей, над столбом – небольшой круглый навес, чтобы укрывать седло от дождя, а лошадь – от зноя.
Устройство кунахской и ее убранство ничем не отличалось от устройства обыкновенных черкесских домов, только камышовые циновки, ковры, тюфяки и подушки, составлявшие самую роскошную часть домашнего имущества черкеса, свидетельствовали о стремлении хозяина сделать это помещение по возможности богатым и удобным.
По одной стене стоял невысокий диван с подушками, покрытый узорчатой циновкой, над диваном в стену было вбито несколько деревянных гвоздей или колышков, на одном обычно висела скрипка или балалайка о две струны, на другом – нечто вроде лиры о двенадцати струнах, а стальные гвозди предназначались для размещения седла, оружия гостя и других походных принадлежностей. Длинная дубовая скамья, которую по мере надобности передвигали с места на место, от одной стены к другой, – вот и вся мебель. Медный кувшин с тазом для омовения и намаза, шкура дикой козы или небольшой коврик, на который мусульмане становятся на колени во время молитвы, составляли необходимую принадлежность любой кунахской. Стеганые ситцевые или из синей бумажной материи одеяла вместе с подушками и коврами грудой лежали в одном углу комнаты. Слабый свет чтаури — плошки, в которой горит жир, – освещал кунахскую, часто состоявшую из одной комнаты, разделенной надвое верблюжьим сукном. Каждый хозяин столько же заботился о чистоте кунахской, сколько о том, чтобы доставить по возможности максимальные удобства гостю.
Гостеприимство было чрезвычайно развито между черкесами и составляло одну из важнейших добродетелей этого народа. Гость был священной особой для хозяина, который принимал на себя обязанности угостить, уберечь от оскорблений и готов был пожертвовать ради него жизнью, даже в том случае, если это был преступник или кровный враг. Стоило преступнику войти в первую попавшуюся саклю – и он уже под защитой, ему не грозит преследование.
«Благословение на дом и жену твою! – говорил незнакомец, входя в саклю. – Во имя славных дел твоих, седой джигит, требую гостеприимства, седла и бурки…»
«Голова моя, – отвечал хозяин, – и заряд за друга или недруга. Ты гость мой и, стало быть, властелин мой».
Любой путешествующий черкес останавливался там, где застигала его ночь, но предпочитал найти приют у знакомого, и притом человека с достатком, которому было бы не слишком обременительно накормить приезжего.
Если путников было много, останавливаясь на ночлег, они разделялись на несколько групп, которые и расходились по соседям.
Хозяин, заслышав издали о приезде гостя, спешил ему навстречу и держал стремя, пока тот слезал с лошади. В глазах любого черкеса не было такого поступка или услуги, которые могли бы унизить хозяина перед гостем, как бы велика ни была разница в их общественном положении. Общественный статус хозяина, равно как и гостя, не играл здесь никакой роли, и только самые незначительные нюансы могли отличать прием более редкого или почетного гостя от обыкновенного. Едва гость слезал с лошади, как хозяин первым делом снимал с него ружье и вводил в кунахскую, указывая место, обложенное коврами и подушками, в самом почетном углу комнаты. Здесь снимали с приезжего все остальное оружие и либо развешивали его в кунахской, либо относили в дом хозяина. Последнее имело у черкесов двоякий смысл: или что хозяин по дружбе берет на себя всю ответственность за безопасность гостя в своем доме, или что, не зная его, не очень ему доверяет.
По обычаю, в сакле тотчас же разводился огонь, и чем больше было огня в очаге, тем больше почета для гостя. Если гость был высокого происхождения, какой-нибудь князь, приехавший к другому князю и имевший за собой многочисленную свиту, обычно останавливался у князя только в том случае, если у него не было гостей, в противном случае располагался у одного из старших, подвластных князю. При госте оставались его старшие спутники и человека два-три самых младших, прочая свита расходилась по домам остальных жителей аула.
Гостя принимали с тем радушием, которым отличаются вообще все горцы. Приезжий мог пользоваться гостеприимством сколько душе угодно, но приличия требовали не задерживаться слишком надолго. Войдя в саклю, гость все время пребывания в ней находился на попечении хозяина, который обязан был ограждать его от любой неприятности и угощать вместе со свитой, как бы многочисленна она ни была. Для почетного гостя хозяин резал барана, а иногда и быка. «Добрый хозяин, – говорит черкесская поговорка, – обязан доставить гостю сытный стол, хороший огонь и обильный фураж». Мысль о том, что скажут о нем гости по возвращении домой, преследовала хозяина, день и ночь он хлопотал о госте, старался быть при нем безотлучно и оставлял его лишь на несколько минут, чтобы взглянуть, накормлены ли лошади приезжих. Все это делалось без какой бы то ни было мысли о вознаграждении, из одного убеждения, что он исполняет завет отцов и долг гостеприимства. Взять подарок от гостя значило навлечь на себя всеобщее презрение, да и сам гость не предлагал его, боясь оскорбить хозяина.
Усевшись на почетном месте, приезжий, как водится у черкесов, проводил некоторое время в глубоком молчании, хозяин и гость, если они были незнакомы, рассматривали друг друга с большим вниманием. Помолчав, приезжий осведомлялся о здоровье хозяина, но считалось неприличным расспрашивать о жене и детях. В свою очередь, несмотря на то что черкесы крайне любопытны, они считали нарушением правил гостеприимства закидывать гостя вопросами: откуда он приехал, куда и зачем едет, гость, если ему было угодно, мог сохранить полное инкогнито. Все время пребывания в гостях приезжий был избавлен от всякой услужливости по отношению к хозяину. Зато на все время пребывания в чужом доме гость оставался как бы прикованным к месту – встать, прохаживаться по комнате было бы не только нарушением приличий, но многим из его соотечественников показалось бы даже преступлением.