История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1
Шрифт:
По возвращении из церкви, не доезжая до дома жениха, выносят на блюде полустак — это мука, поджаренная на масле и подслащенная медом, ее кладут на тарелки и разрезают на куски. Тарелку с полустаком из рук несущего выхватывает один из ловких джигитов и мчится по аулу, за ним бросаются в погоню другие всадники, стараясь отнять тарелку, кончается тем, что тарелка бывает разбита, а полустак растоптан.
Молодые въезжают во двор, где раздаются выстрелы, мужчины идут в одну комнату, женщины в другую, шафер вынимает шашку, рубит на притолоке изображение креста – символ счастья, а родители благословляют новобрачных. Жених присоединяется к мужчинам, невеста к женщинам. Она по-прежнему закрыта вуалью и остается так в течение трех дней, на четвертые сутки шафер поднимает вуаль концом шашки и делает молодой подарок.
В то время когда молодые входят в саклю, один из родственников бросает с крыши в толпу разные фрукты. В доме происходит угощение. Все нары уставлены кушаньями, на одной установлен куст терновника, увешанный фруктами, того, кто осмелится взять хоть один из висящих на нем орехов, привязывают веревками к балке и держат до тех пор, пока он не заплатит штраф, сколько ни потребуют от него.
В середине нар, прислонясь к стене, сидит жених, рядом кто-то из пожилых мужчин, подле него стоит металлическая тарелка. Стук палочкой по тарелке возвещает о появлении гостя, который должен положить на тарелку какую-нибудь монету.
До начала ужина сваха ведет невесту, а шафер – жениха в спальню, где они и остаются, не принимая участия в ужине. Жених должен сам раздеть невесту, расшнуровать ей корсет, а если надеется на свою ловкость, то распороть его концом кинжала. С уходом молодых подают ужин, тут-то и начинаются пир и веселье [79] . Вино развязывает и языки, и руки. Пляска делается общей, самые дряхлые старики под громкие одобрительные крики и ружейные выстрелы пускаются в пляс.
Музыкальные инструменты черкесов немногочисленны и неразнообразны: бубен, две или три дудки, подобие свирели с круглыми отверстиями, «скрипка», «балалайка» и нечто вроде лиры, впрочем, очень редко встречающейся, – вот и все инструменты.
79
Ильин Д. Свадьба у православных черкесов // Кавк. 1868. № 111.
Шапсугский намыль состоял из дудки, сделанной из старого ружейного ствола и нескольких связанных досточек, в которые по временам ударял музыкант. Во время игры на таком инструменте вместо аккомпанемента гудели несколько голосов, и несколько человек прихлопывали в ладоши.
Струнные были представлены в двух видах и носили два различных названия. Пшиннер, несколько похожий на виолончель инструмент с двумя волосяными струнами, во время игры держат левой рукой, упирая в колено, а в правую берется дугообразный смычок, которым водят по струнам, издающим глухие, заунывные и однообразные звуки. Точно такой же инструмент, на котором натянуты три струны, носил название пшедегекуакуа, на нем играли как на гитаре, без смычка.
Несмотря на простоту инструментов, небольшой их выбор и незатейливость издаваемых ими звуков, черкесы восторгались своей музыкой и часто в разгар пляски поддерживали свои музыкальные инструменты, хлопая в такт, стреляя из пистолетов и винтовок. Чем больше было выстрелов, тем больше чести для танцора [80] .
Существовало два рода танцев у черкесов: орираша, или круг (угг), и кафеныр, род лезгинки, которую танцует один мужчина или одна девушка.
80
Деву. О кавказской линии. 1829; Воспоминания кавказского офицера // Рус. вест. 1864. № 11; Вердеревский Е. От Зауралья до Закавказья // Кавказ. 1855. № 30; Ржондковский Л. Эпизод из жизни шапсугов // Кавказ. 1867. № 70.
Обычно на середину площадки выходил шестнадцатилетний юноша, раздавались звуки лезгинки, и юный танцор открывал начало народного танца. Сначала шел по кругу медленно, как медленны были хлопки присутствующих. Потом музыка и удары в ладоши учащались, а вместе с ними и движения танцора становились быстрее. Он то становился на острые носки чевяков, то совершенно выворачивал ноги, то описывал быстрый круг, изгибаясь в одну сторону и делая рукою жест, похожий на то, как всадник на всем скаку подхватывает с земли какую-нибудь вещь.
Но вот, усталый и измученный, он останавливался перед кем-нибудь из окружающей его толпы, делал поклон или дотрагивался до его одежды, и тот непременно должен был выйти плясать: отказ исполнить такое предложение считался большой обидой танцевавшему. Таким образом танцоры быстро сменяли друг друга, но черкесы не любили танцевать без девушек, так что на праздниках, где девушки не присутствовали, танцев почти никогда не было. Один из танцующих подходил к девушке и с поклоном приглашал ее танцевать. Она выступала на середину круга и стыдливо опускала глаза. Танец женщины отличался от танца мужчины: она двигалась по кругу медленно, будто плыла или тихо скользила по полу, осторожно изгибалась, а больше держалась прямо, изредка делая умеренные взмахи руками.
Но вот она остановилась, вызвала подругу. Вызванная начала кружиться с самыми грациозными движениями, а вызвавшая шла, танцуя, ей навстречу. «Сначала они быстро вертелись в кругу вдоль рядов восхищенных зрителей, кокетливо нагибаясь по временам к которому-нибудь из горцев или подруг, смотревших на пляску; потом быстро носились одна за другою с плутовской улыбкой и веселыми, смеющимися взглядами, сходились и расходились… Казалось, ноги девушек не двигались в то время, когда они с быстротою стрелы носились по кругу, с неописанной грацией взмахивая руками. Ничто не могло сравниться с прелестью этих танцорок, очаровательною мимикою выражавших природные страсти жителей своей полудикой родины…»
Такой жизни и энергии черкесов не проявлялось в общих танцах, где мужчины и женщины составляли круг и с припевом орираша потихоньку передвигались с места на место, пока не обойдут весь круг. Танец этот довольно монотонный, все двигались молчаливо, плавно, не делая никаких быстрых движений, а только переступая вправо и влево, с одной ноги на другую.
Орираша, или круг, имел другое назначение и смысл для черкеса: он служил местом свидания и переговоров любящих сердец. Пляшущие свободно разговаривали с девицами, которые так же свободно и без робости им отвечали, не нарушая при этом приличий. Грубые манеры, громкий смех во время танцев строго порицались черкесами. Любое отступление девушки от приличий считалось признаком ее дурного воспитания. Общественное мнение требовало, чтобы девица не танцевала слишком часто и долго с одним мужчиной, считалось куда приличнее по очереди танцевать со многими. Девушке предоставлялось, впрочем, полное право оставить своих кавалеров, находившихся с обеих сторон, перейти к другим или просто выйти из круга для отдыха. Тогда под надзором пожилых женщин, не спускавших с нее глаз во время танца, девушка уходила в соседнюю комнату. Мужчина же, напротив, вовсе не имел права оставлять свою даму во время пляски, но мог танцевать и без нее.
Иногда случалось, что круг бывал настолько велик, что внутри его помещались музыканты, посторонние люди и дети старейшин, которых вводили туда на лошадях. В таких случаях назначалось несколько человек для наблюдения за порядком. Они следили за тем, чтобы народ не теснил пляшущих и чтобы конные не слишком приближались к кругу. Из числа надзирателей несколько наиболее важных лиц назначались, по выбору хозяина, для исполнения обязанностей распорядителей праздника. Они подводили девиц к танцующим кавалерам, строго соблюдая при этом правила приличия, состоявшие главным образом в том, чтобы приезжие гости не оставались без дам.