История всемирной литературы Т.1
Шрифт:
Принципиальный противник серьезной мифологической трагедии, Платон противопоставляет ей свой художественный метод, свой особый подход к изображению действительности. Так же как и трагики, Платон ставит в своих диалогах вопросы полисной морали (справедливости, любви, мужества, благочестия и т. п.), но его герои живут не в мире роковой необходимости и иррациональной силы бушующих страстей, а в обычном мире быта, где они несут ответственность лишь перед собой и где решение этих вопросов переносится в плоскость интеллектуально-логического рассуждения. Вместо героя-жертвы роковых событий, трагически сталкивающегося с окружающим его миром, Платон вводит героя-идеолога. Сюжетный конфликт трагедии сменяется столкновением точек зрения, воспроизведение поступков героя — изображением его манеры держать себя. Отсутствие трагической развязки вызывает совершенно особую гамму интонаций в философском диалоге. В нем слышится
Наряду с непосредственным воспроизведением прямой речи («Горгий», «Федр», «Критон», «Гиппий Большой») диалог может включать в себя вставной эпизод — пересказ одним из собеседников ранее состоявшегося разговора Сократа с учениками («Пир», «Лисид», «Федон» и др.). Своему изображению Платон придает драматическую напряженность и динамику. Он использует эффекты неожиданности и резких поворотов, из мелких подробностей он строит «ситуацию разрыва», когда ход разговора наталкивается на какую-то задержку (вопрос не получает ответа) и его продолжение воспринимается как преодоление препятствия, как выход из затруднительного положения, как поиски разрешения конфликта. Начинается диалог обычно с того, что неожиданно встречаются приятели, рассказывают друг другу новости — и тут же они противопоставляются друг другу как «идеологи», как носители определенного «мнения». Обсуждение этической проблемы включается в бытовую сценку как ее эпизод, как поиск выхода из затруднительного положения, созданного столкновением взглядов, относящихся к области интеллектуальной жизни. Сократ не опровергает партнера открыто, он наводит его на ответы, заставляет его говорить во весь голос, и в момент, когда, казалось бы, достигается полное согласие мнений, неожиданно происходит разоблачение — рассуждение заходит в тупик. Такой поворот мысли происходит несколько раз в течение диалога, и для его осуществления Платон использует множество мелких деталей в изображении бытовой сценки, которые позволяют членить исходную ситуацию на эпизоды, создавать напряженность внутри каждого из них.
Наглядность как изобразительный принцип композиции рождает у Платона богатство образных выражений, включение сравнений и аналогий в структуру общего целого, что приводит к игре сложными символами и мифами в поздних диалогах, где диалогическое столкновение мнений уступает место монологическому раскрытию собственно платоновской философии.
Традиции сократического диалога продолжают жить в последующей литературе эллинизма — в таких ее жанрах, как диатриба и мениппова сатира, где бытописательный и юмористический элементы становятся преобладающими.
В политической философии Платона сделана попытка решить многовековой спор поэзии и философии. В его модели идеального государства поэзия получила свою строго определенную функцию, не совпадавшую с философией и не противоречившую ей. Источником поэзии и всякого творчества вообще признается здесь по общей традиции, восходящей к Гомеру, не знание, не умение, а божественный экстаз, вдохновение, интуиция. Поэзия для Платона лишена познавательного или нравственного значения: ремесленник и мастер больше поэта сведущ в том, о чем он говорит, и философ лучше поэта знает, в чем состоит благо, красота, истина, поэтому поэты часто лгут и говорят глупости. Но у поэзии иная роль: она передает божественное вдохновение своим слушателям, она формирует и лепит их души, и психологическая сила ее эффекта зависит не от того, о чем она говорит, а от степени «одержимости Музами».
В трактовку процесса художественного творчества и эстетического восприятия Платон ввел понятие подражания (mimesis), заимствуя его из терминологии актерской игры, где оно толковалось как «воспроизведение характера». У Платона «подражание» приобретает более широкий смысл: оно означает и прямую речь действующих лиц в поэзии, и усвоение зрителем и слушателем того, что он видит и слышит, и воспроизведение характера в музыке и танце, и рисунок художника. Оно становится у него основой классификации разных видов поэзии и искусства. Поэзию Платон делит на чисто подражательную (драму), смешанную (эпос) и неподражательную (лирику); искусства — на предметные (земледелие) и подражательные (живопись). Платон не относит поэзию к искусствам (techne), однако уже вводит общий признак, их объединяющий. Поэзия и подражательные искусства приобретают, таким образом, особую психологическую функцию, отличную от практического значения и производства материальных предметов.
Связывая поэзию («мусическое искусство» — пение, сопровождавшееся музыкальным аккомпанементом) с человеческим подсознанием, Платон признавал ее необходимость человеку и ее роль в формировании нравственных качеств личности. В «Законах» (653d — 654a) он писал о проявляющемся уже в детстве чувстве гармонии и ритма как о врожденном и слово «хоровод» возводил к корню chara — радость. В «Государстве» (399e — 400d) он подробно развивал учение об экспрессивных средствах (напевах и слоге речи) как о «хороших» и «дурных», т. е. свойственных либо людям мужественным, выносливым, либо изнеженным. Выразительные средства, равно как и содержание («мифы») поэзии, по мысли Платона, «подражают» внутренней сущности поэта или певца и одновременно созидают душу слушателя. Вопрос о том, нужно ли словесное искусство в идеальном государстве, получал у Платона недвусмысленный ответ: «оно — необходимо», вместе с тем оно — меч обоюдоострый. Каково должно быть место поэта в обществе? Платон приставил к поэту философа-критика. Критик причастен к познанию сущности блага и красоты, ему ведомы нормы «правильности», которую поэт должен соблюдать в своих произведениях. Платон наметил целую программу «запланированного искусства» в виде гимнов, распеваемых всеми гражданами утопического государства. Вместе с тем он отказался допустить в это государство Гомера и трагиков, т. е. ту реально существовавшую в греческом обществе поэзию, на которой воспитывались его соотечественники.
Тем самым эстетика Платона попадала в «конфликтную ситуацию»: она во многом отталкивалась от наблюдений над живой действительностью, и она оказывалась неспособной «найти контакт» с многовековым опытом поэтического творчества. Влияние Платона на европейскую эстетическую мысль, начавшееся уже в античности, было попыткой найти выход из этого тупика. У Платона заимствовались отдельные мысли и наблюдения, ни одна эпоха не оставалась к нему равнодушной, однако его учение почти никогда не использовалось в чистом виде, и наиболее характерным «усвоением» Платона, будь то в неоплатонизме или у немецких романтиков, было модифицирование его исходных положений (учения о единой сущности, об образах (идеях) вещи, о подражании и о необходимой связи поэзии с философией) ради нужд художественной практики.
Первая попытка в этом направлении, попытка оправдать, исходя из учения о подражании, и Гомера, и трагиков была предпринята уже в классической Греции учеником Платона Аристотелем.
Аристотель (384—323) из Стагиры, сын придворного врача македонского царя Аминты II, на протяжении двадцати лет был слушателем платоновской Академии, затем, после смерти Платона, возглавил собственную школу на Лесбосе (347—343). В течение девяти лет (343—334) Аристотель был воспитателем Александра Македонского, потом вернулся в Афины и открыл там свою школу (Ликей) близ храма Аполлона Ликейского. После смерти Александра Аристотель покинул Афины и в 322 г. умер в Халкиде, на о. Евбее.
Из сочинений Аристотеля до нас дошли главным образом те, которые предназначались для узкого кружка слушателей-учеников (акроаматические), и они относятся, по всей вероятности, ко времени чтения лекций в Ликее. Другая группа более ранних произведений, рассчитанных на широкую публику (эксотерические), представлена лишь «Афинской политией». Во вторую группу входили диалоги «Евдем», «Протрептик», «О поэтах» и еще несколько сочинений о литературе. Вплоть до I в. до н. э. Аристотель был известен главным образом своими эксотерическими сочинениями.
Аристотель отказывается от платоновской теории идей, от отделения общих свойств вещи от самой вещи, и единственным способом познания сущности вещи признает выявления этой сущности в самих конкретных вещах. Он отбрасывает платоновскую умозрительную дедукцию и вводит индуктивную классификацию по родам и видам. Он обобщает огромный фактический материал из жизни природы и человеческого общества, систематизирует его и кладет в основу своих теоретических построений. Как на природу в целом, так и на рассмотрение отдельных явлений он переносит биологическую схему целенаправленного развития живого организма (материя — энергия — форма) и делает эту схему методом науки. Рассматривает ли Аристотель государственное устройство («Политика»), этику («Никомахова этика»), словесное искусство («Поэтика», «Риторика»), он всюду исходит из реального положения вещей, из общепризнанных фактов и стремится указать те средства, которые способствуют наилучшему осуществлению цели данного явления, т. е. потенциально заложенных в нем возможностей.