История всемирной литературы Т.4
Шрифт:
Портрет Джона Мильтона
Конец XVII в. Гравюра Роберта Уайта
Однако, в трактатах, особенно во втором, звучат и нотки тревоги. Восторженно повествуя о битвах и победах гражданской войны, о подвигах «Нового образца», как называлась революционная армия, созданная Кромвелем и его офицерами, Мильтон высказывал и опасения по поводу того, что среди республиканцев распространяется корыстолюбие, что они слишком много думают о благах земных, коими пренебрегали
Последние выступления стареющего писателя, потерявшего зрение от кропотливой и непосильной работы в архивах, — «Письмо к другу» и «Истинный и легкий путь к устроению свободной республики» (1660) — созданы накануне победы Реставрации и проникнуты жарким стремлением спасти и воскресить к новой жизни гибнущую республику. Но это были трагические вопли одинокого старого бойца, уже не услышанные общественностью, потерявшей веру в республику и разочаровавшейся в режиме наследников Кромвеля.
Проза Мильтона 40—50-х годов является, конечно, не только памятником политической мысли XVII в. и не только наиболее полной картиной революции в ее главнейших моментах, намеченной с точки зрения индепендента, но и событием в развитии английской художественной прозы. Она тяготеет к своеобразному синтезу жанров, включая в себя диалоги, пространные лирические и философские отступления, вставные эпизоды, эпические сцены битв и событий, меткие и хорошо продуманные портреты. Мильтон-прозаик выступает и как наследник античной прозы, исторической и ораторской, и как знаток библейской повествовательной традиции, и как ценитель опыта прозы ренессансной. Среди тех, кого он особо почитает, он сам называет имена Т. Мора и Ф. Бэкона, которые импонируют ему и как авторы политических сочинений, и как свободомыслящие предшественники.
Но Мильтон был не только историографом, пророком и оратором индепендентской революции. В 1647 г. вышла его книга стихов. В ней отразился сложный путь от идиллий его ранней юности до стихов, проникнутых идеей служения борьбе во имя свободы совести. В годы революции и республики Мильтон-поэт создал ряд новых замечательных поэтических произведений, псалмов и сонетов.
Переводы псалмов отражают сложное развитие внутреннего мира Мильтона, его сомнения и драматические переживания, в соответствии с которыми он выбирал для обработок тот или иной псалом и вносил в свою работу значительную долю переосмысления или варьирования первоначального текста, не боясь нарушить первичную основу псалмов Давида, что уже само по себе свидетельствует о его достаточно вольном отношении к Священному писанию. В сонетах Мильтона отражены личная жизнь поэта и политические события того времени. Сонеты и псалмы Мильтона вводят нас во внутренний мир поэта, живущего в бурную эпоху гражданской войны, наносящего и получающего удары, неустанно трудящегося во имя дела, которому он служит, и с тем большей радостью коротающего редкую минуту отдыха за музыкой, кубком вина и поэтическими занятиями.
При всем богатстве и многослойности прозы Мильтона в ее стиле преобладает одна определенная тенденция. Это тенденция классическая, ориентированная главным образом на римских историков и ораторскую прозу. Писатель сравнивает английскую действительность с героической античностью, ассоциирует Кромвеля с Цицероном и Периклом, лондонское ополчение — с римскими легионами, доблестных республиканских полковников — с героями Спарты и Афин. Классицистская основа, ощущавшаяся уже у молодого Мильтона, развивается в его прозе и в стихах того времени.
Мильтон, поэт республики, верный своим гуманистическим эстетическим идеалам, был не одинок. Вдохновенным певцом революции выступил в те годы уже опытный поэт Джордж Уизер (1588—1667). Сборник стихотворений Уизера «Аллилуйя» выразил настроения бурных лет гражданской войны. В его стихах оживает память о словах и образах, вдохновлявших солдат парламента на подвиги тех лет.
Особенно значительно творчество Эндрью Марвела (1621—1678), который считал себя учеником Мильтона, но был и вполне самостоятельным поэтом. Марвел не только оплакал смерть Кромвеля в классицистской оде, богатой
Однако даже в пору торжества парламента не смолкли голоса поэтов аристократического лагеря. В грозный 1648 год, когда военное могущество индепендентов достигло своего апогея, Р. Геррик напечатал в провинции свой сборник «Геспериды», вобравший всю прелесть и меланхоличность гедонистской лирики «кавалеров». Геррик воспевал тишину британских лугов и аромат лесов, уют скромной усадьбы в то время, как новая Англия торжествовала победу под звуки артиллерийской пальбы и трубные сигналы конницы Кромвеля. Геррик наслаждался своим скромным достатком провинциального Горация и находил поразительно смелые и свежие слова, чтобы воспеть свой быт:
он славил свою соседку, чей передник благоухал полевыми цветами, как подол самой Прозерпины, свою служанку Пруденцию, своего охотничьего пса, своих кур, овец и гусей. Любуясь этим тихим, блаженным миром, Геррик восклицает:
Я так бы век
Прожить хотел на лоне рощ и нив.
Ах, человек,
Свободный от забот, — неприхотлив!
(Перевод О. Румера)
Изящный томик «Гесперид» был посвящен принцу Уэльскому — сыну Карла Стюарта, будущему Карлу II.
Неисчерпаемо богат и разнообразен мир образов, возникших в английской литературе в годы революции и отразивший ее события с различных точек зрения. Но при всем этом многообразии и различии отметим, что и в теории Гоббса, мечтавшего о героическом аристократическом искусстве, которому суждено было расцвести, как он думал, при возрожденном могучем английском дворе, и в республиканском красноречии Мильтона, и в анакреонтическом сладостном мироощущении Геррика есть определенная обобщающая линия — линия классицизма в различных его формах.
В апреле 1660 г. английская республика перестала существовать. Она рухнула из-за собственных кричащих противоречий. Самым главным среди них было широкое недовольство строем, установленным индепендентами. В результате их побед повсеместно выиграло так называемое «новое» дворянство, джентри, главенствовавшее в армии и в правящих кругах, и определенные группы буржуазии, особенно финансовой, — банкиры из Сити, как уже тогда их именовали.
Народ, йомены и ремесленники, руками которых была добыта победа и завоевана республика, попал из одной, феодальной, кабалы в другую, ревностно охраняемую Кромвелем и его армией, превратившейся из меча революции в инструмент угнетения и обуздывания народных масс. Попытки крестьян и городских бедняков улучшить свое положение, углубить революцию натыкались на вооруженный отпор индепендентов. Расстрелы, ссылки, всякого рода репрессии, обрушиваемые на трудовой люд Англии, определяли режим Кромвеля и его ближайших наследников — группы военных, которые правили страной после смерти протектора (1658), прикрываясь именем его сына Ричарда Кромвеля — безвольного и больного человека.
Но была и другая причина упадка и загнивания республики: уже с первых лет своего правления Кромвель показал себя продолжателем английской колониальной политики в Ирландии. Он довершил дело завоевания Ирландии, чего не могли сделать до него Стюарты. В отчаянно жестокой и беспощадной войне погибли сотни тысяч ирландцев, как сторонников казненного короля, так и сторонников независимости Ирландии. «Английская республика при Кромвеле в сущности разбилась об Ирландию», — писал Маркс (Маркс К.,Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 32, с. 532). Недавние борцы против тирании Стюартов становились сами тиранами и наживались на бедствиях ирландского народа, грабя его земли. Но этим можно было задобрить несколько тысяч головорезов, завоевавших Ирландию для Кромвеля, а не миллионы людей, разочарованных в результате революции. Поэтому, когда после смерти Кромвеля буря недовольства стала нарастать, никто не поддержал остатки республиканского руководства в вялых попытках противостоять Реставрации. Король Карл вступил в Лондон, охраняемый недавними соратниками Кромвеля, теперь подавшими шпагу Стюартам. По стране прокатилась волна монархического террора, гораздо более свирепого, чем репрессии республиканцев, в свое время пережитые роялистами. Труп Кромвеля и останки его ближайших соратников были вырыты из могил и на железных цепях подвешены к виселицам. Затем страна вернулась к ненадежному, раздираемому новыми и старыми противоречиями миру.