История всемирной литературы Т.6
Шрифт:
В последнем канто «Дрок, или Цветок пустыни» (1836) как бы соединились все мотивы поэзии Леопарди — мотив сожаления о недостижимости счастья, характерный для «идиллий», мотив иронического неверия в идеалы века, высмеянные в сатирах поэта, мотивы сурового познания человеком своего безрадостного удела и мужественного сопротивления судьбе. Вместе с тем в этом канто Леопарди как бы возвращается и к героическому идеалу своей юности — но героическая тема подвига обогащена в его последнем произведении гуманистическим содержанием: лирический герой Леопарди — «сильный и великий в страданиях» — ощущает теперь себя причастным к бедам и надеждам других и полагает, что в борьбе с испытаниями люди могут стать сплоченней и сильней. В помощи людям, в любви к ним и в умении твердо смотреть в лицо всеобщей враждебной судьбе видит он достойную, благородную жизненную цель.
В 1848—1849 гг. по Италии прокатилась революционная волна. Во всех провинциях
Расширение фронта национально-освободительной борьбы после революции 1848—1849 гг. привнесло в итальянскую литературную жизнь ряд существенных изменений. Но эстетический опыт предшествующей эпохи для второй половины века оказался весьма плодотворным. Еще долгие годы — вплоть до полного объединения страны в начале 70-х годов — романтизм оставался в литературе художественной доминантой. Отодвинувшись в первой половине века на периферию художественной жизни, не прервалась и классицистическая традиция. Ей суждено еще было пережить новый подъем в творчестве Дж. Кардуччи — крупнейшего поэта последних лет Рисорджименто. Реалистические тенденции, наметившиеся в первой половине века в творчестве некоторых романтиков, а также в диалектальной поэзии и в сатире Джусти, послужили той почвой, на которой укоренилось и обрело свою национальную самобытность ведущее художественное явление 70—80-х годов — литература веризма.
*Глава седьмая*
ИСПАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ПЕРВЫЕ ТРИ ДЕСЯТИЛЕТИЯ XIX в.
Испания вошла в XIX век чрезвычайно отсталой в экономическом, социальном и культурном отношении страной. Бесстыдный фаворитизм, интриги и заговоры придворной камарильи, повседневный инквизиционный надзор над всеми видами интеллектуальной деятельности, нравственный упадок испанской знати, самой богатой и могущественной в Европе, — все это создавало впечатление, что Испания Бурбонов находилась в состоянии безнадежного разложения. Наполеон счел ее легкой добычей. Но видимость была обманчивой. Хорошо известны слова К. Маркса о том, что «Наполеон, который — подобно всем людям своего времени — считал Испанию безжизненным трупом, был весьма поражен, убедившись, что если испанское государство мертво, то испанское общество полно жизни, и в каждой его части бьют через край силы сопротивления». Маркс назвал все то, что Испания свершила и претерпела с момента захвата ее Наполеоном, — почти пятидесятилетний период трагических эпизодов и героических усилий, — «поистине, одной из самых волнующих и поучительных глав современной истории» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 10. С. 433).
Речь идет не только о том, что в Мадриде в 1808 г., в то время как королевская семья и гранды униженно оспаривали милости французского императора, вспыхнуло восстание, вылившееся в народную войну — герилью — против захватчиков. Речь идет также и о том подспудном идеологическом движении, начавшемся еще в конце XVIII в., в результате которого в ходе антинаполеоновской войны и первой революции (1808—1814) была выработана первая испанская конституция (1812) — один из самых смелых политических документов в Европе той эпохи. Пять буржуазных революций в течение XIX в. безуспешно пытались осуществить положения конституции 1812 г. Слова Маркса о том, что конституция «представляет собой самобытное и оригинальное порождение умственной жизни Испании, возрождающее древние и национальные учреждения, вводящее преобразования, которых громким голосом требовали наиболее видные писатели и государственные деятели XVIII века, и делающее необходимые уступки народным предрассудкам» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 10. С. 467), могут быть отнесены ко всему значительному, что породила духовная жизнь Испании в первой половине XIX столетия.
Обращение к самобытным и древним национальным традициям, неразорванная, невзирая на полемику, связь с просветительской мыслью XVIII в. и отражение специфических черт испанского народного сознания — таков идейно-художественный комплекс, определивший и великое искусство Гойи, и литературные достижения романтиков.
Условия, в которых развивалась общественная и художественная мысль Испании в первой половине XIX в., были исключительно тяжелыми.
Испания пережила изнурительную войну с захватчиком, две имевшие большой международный резонанс буржуазно-демократические революции (1808—1814 и 1820—1823) и вслед за каждой из них два периода самой изуверской реакции, самого безжалостного контрреволюционного террора.
В 1833 г. Испания вступила в третью буржуазную революцию, сопровождавшуюся длительной гражданской войной между ультраправой феодально-клерикальной партией (карлистами) и либерально-консервативной буржуазно-дворянской коалицией. Карлисты были побеждены, а борьба между либералами и консерваторами продолжалась до 1843 г., когда в результате очередного военного переворота были отменены или приостановлены те половинчатые буржуазные реформы, которым Испания была обязана заметным экономическим и культурным подъемом конца 30-х — начала 40-х годов. Цикличность социального развития Испании, чередование революционных вспышек и периодов реакции, спада и медленного накопления сил, отразилась и в литературном движении.
Принято считать, что в первые десятилетия XIX в. в Испании длится еще предшествовавшая литературная эпоха. И в годы войны за независимость, и в годы второй революции циркулирует множество памфлетов, брошюр, издаются боевые сатирические журналы. Литературные формы сатирической публицистики восходят в основном к просветительской сатире: это «письма», «словари», пародийные «апологии» и т. п. Выделяются в потоке этих злых и остроумных обличений «Критический и бурлескный словарь» Бартоломе Хосе Гальярдо (1811) и анонимная серия памфлетов «Письма бездельника» (1820), автором которых был Себастьян Миньяно. Хотя эти произведения разделяет десятилетие, но цель у них общая — осмеяние тех сил старого режима, что злобным воем встретили как первую, так и вторую революции. Так же как в философской публицистике Просвещения, здесь широко используется бытовой факт. Миньяно рисует десятки достоверных сценок, выводит множество фигур: священников, монахов, судейских, фискалов, служителей святейшей инквизиции и т. п., заставляет читателя услышать их голоса, посмеяться над их самооправданиями.
Классицистической традиции просветительства следовал и виднейший поэт начала века Мануэль Хосе Кинтана (1772—1857). Он культивировал и элегию, и послание, и анакреонтическую поэзию, но излюбленным его жанром была возвышенная героическая ода. Кинтана посвящал свои оды успехам науки («На изобретение книгопечатания», 1800; «На посылку испанской экспедиции с вакциной против оспы в Америку», 1806), восхвалению человеколюбия («К маленькой негритянке, взятой под покровительство герцогиней Альбой»), обличению деспотизма и прославлению самопожертвования борцов за свободу («К Хуану де Падилье», «Пантеон Эскориала»). Но самые пылкие оды Кинтаны вызваны угрозой французского нашествия («На Трафальгарскую битву»). Уже накануне антинаполеоновской войны Кинтана понял, какое значение обретает патриотическая тема обороны страны от иноземных захватчиков. В 1805 г. он поставил трагедию «Пелайо» — о легендарном астурийском вожде, первым вступившем в борьбу с арабами. Трагедия была написана с соблюдением всех классицистических «единств» (об их пользе Кинтана говорит в стихотворном трактате «Правила драмы»).
В годы войны Кинтана стал одним из самых энергичных пропагандистов либерально-революционного лагеря. Он сочиняет «Патриотические стихи», издает журнал «Семанарио патриотико», составляет манифесты и прокламации Центральной хунты, участвует в заседаниях кортесов в Кадисе. По возвращении на трон Фернандо VII поэт был подвергнут инквизиционному суду и длительному тюремному заключению. Освобожденный революцией 1820 г., он принял в ней участие как журналист, а на подавление революции откликнулся ярким антибурбоновским памфлетом «Письма к лорду Холланду». На этот раз Кинтана был сослан. Вернувшись в Мадрид лишь в 1828 г., он возобновил работу над начатой им еще в 1807 г. серией «Жизнеописаний знаменитых испанцев». В конце жизни Кинтана был окружен официальным признанием и даже публично увенчан королевой как поэт-лауреат.
Хотя Кинтана всю жизнь оставался верен эстетике классицизма, сам он воспринимал свое поэтическое и публицистическое творчество периода войны за независимость как неизбежный отход от классицистического идеала: в речи при вступлении в Академию в 1814 г. он подчеркнул, что бурные исторические события повлекли за собой большую свободу, смелость и страстность литературного языка. «Критик, который требует от писателя правильности, упорядоченности и уравновешенности, станет ли требовать подобной умеренности от моряка, необузданными криками побуждающего товарищей спасать корабль во время бури?».