История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8
Шрифт:
Нам нет нужды укрываться друг от друга, потому что каждый наслаждается своим собственным участием. Взаимная сдержанность мешает нам высказывать друг другу комплименты. Этим молчанием мы не отрицаем своей радости, но и не признаемся в ней. Как только мы оделись, я поблагодарил маркиза и пригласил его поужинать там же, не поднимая вопроса о масках, в ночь на следующий бал, если девицы остались довольны. Лейтенант согласился за них, и его любовница страстно его расцеловала, упрекая, что он проспал всю ночь. Маркиз сказал, вместе со мной, что мы поступили так же, и кузины воздали нам хвалы за наше прекрасное поведение. Мы уехали, как в прошлый раз, и маркиз остался один с Зенобией.
Я пошел спать и,
Я был приглашен запиской от графини ужинать с ней, ее мужем и маркизом Трюльци, который пригласил и всех друзей дома. Поэтому я не пошел повидаться с Каркано, который со времени моей победы в образе Пьеро заработал на мне всего двести-триста цехинов, вместо тысячи. Я знал, что он говорил, что уверен, что я побаиваюсь. На этом ужине у Трюльци графиня объявила мне войну. Я не приходил ночевать, меня редко видели, из меня вытягивали слова, чтобы выведать секреты касательно моих приключений. Знали, что я ужинал у Терезы вместе с Греппи, и смеялись над Греппи, который говорил, что я тут ни причем. Я отвечал, что он прав, и что я веду жизнь как нельзя более счастливую.
На следующее утро Барбаро, честный человек, как и все игроки, что поправляют фортуну, явился принести мне мои две сотни цехинов и, плюс к этому, две сотни, составляющие половину от банка, потому что, проведя беседу с братом относительно К., не хотел больше понтировать. Я поблагодарил его за все, и особенно за то, что познакомил меня со своей сестрой, которая захватила мое сердце и суровость которой я надеюсь победить. Он стал смеяться и похвалил мою скромность. После обеда, в три часа, я направился к ней, и оставался у нее до девяти, как и в предыдущий день. Поскольку не было игры, разговаривали обо всем на свете. Став официальным возлюбленным К…, я говорил с ее кузиной по-дружески; она просила меня остаться в Милане подольше, чем я планировал, потому что, оставаясь, я, помимо того, что доставлял радость кузине, радовал и ее саму, так как без меня ей становилось невозможно проводить долгие часы с маркизом Ф., который, пока был жив его отец, не мог с ней видеться свободно; Она, однако, говорила мне, что уверена, что когда отец умрет, маркиз на ней женится. Надеялась она, однако, напрасно, — этот маркиз в скором времени пустился в авантюры, которые его разорили.
На следующий день к вечеру пять очаровательных персонажей, вместо того, чтобы идти на бал, пришли ужинать ко мне, где, слегка перекусив, мы, без лишних разговоров, отправились по постелям. Очаровательная ночь, в которую наша радость, однако, прерывалась грустными размышлениями о том, что карнавал приближается к концу.
В предпоследний день карнавала, поскольку не было оперы, я стал играть и, не дождавшись трех выигрывающих
— Кто этот друг?
— Я сам.
— Кто вы?
— Не могу сказать.
— Я не приду, так как если вы мой друг, ничто не может помешать вам назвать свое имя.
Я выхожу, он следует за мной, говоря идти к виднеющейся аркаде, где он снимет свою маску. Я иду туда, он снимает маску, и я вижу Кроче, которого читатель, может быть, помнит. Я знал, что он был изгнан из Милана, я удивился, увидев его, и, понимая причину, по которой он не хотел назваться, я очень был доволен, что избежал удовольствия идти в его гостиницу.
— Я удивлен, — говорю я ему, — видеть тебя здесь.
— Я прибыл, воспользовавшись случаем, что можно надевать маску, для того, чтобы заставить родственников дать мне деньги, которые они мне должны, а они тянут время, чтобы ничего не давать, будучи уверены, что, из опасения быть узнанным, я должен буду уехать в пост.
— И в пост ты собираешься уехать, хотя и не получил денег?
— Я вынужден; но поскольку ты не хочешь прийти ко мне повидаться, выручи меня, дав мне двадцать цехинов, и тогда я смогу уехать в воскресенье утром, даже если мой кузен, который должен мне десять тысяч ливров, не даст мне тысячу, что я у него прошу; но перед тем я его убью.
— У меня нет ни су, и та твоя маска стоила мне тысячу цехинов.
— Я это знаю. Я несчастен, и приношу несчастье всем моим друзьям. Это я сказал ей дать тебе карту.
— Эта девочка из Милана?
— Отнюдь нет. Она из Марселя, откуда я ее увез. Она дочь богатого комиссионера; я в нее влюбился, соблазнил ее, и она уехала со мной. У меня было много денег, но, несчастный, я все потерял в Генуе, я продал все, что у меня было, и приехал сюда; я здесь неделю. Дай мне надежду, что сможешь мне помочь, одолжи двадцать цехинов у кого-нибудь.
Движимый сочувствием, я повернул назад, чтобы попросить у Каркано; я отдал их Кроче, сказав, чтобы он мне написал, и покинул его. Я направился к К…, где провел вечер и договорился, что мы вместе поужинаем завтра, последний раз в карнавал. Мы провели время так же счастливо, как и в предыдущие разы. Первый день поста я провел в постели и на следующий день, в понедельник, очень рано, Клермон дал мне письмо, которое принес ему местный слуга. Я его вскрываю и, не видя никакой подписи, читаю: «Увы, месье! Явите жалость к самому несчастному созданию на всем свете. Г-н де ла Круа наверняка уехал в отчаянии. Он оставил меня в этой гостинице, он ничего не заплатил, что будет со мной? Придите дать мне по крайней мере совет».
Я не медлил ни минуты. Не любовь и не распутство заставили меня прийти на помощь этой несчастной, но сочувствие и доброта. Я быстро надел редингот и направился в «Три Короля», в ту комнату, где находилась Ирен; я вижу девицу интересной внешности. Я ожидаю найти оскорбленную чистоту и искренность. Она поднимается и грустно просит у меня прощения за то, что осмелилась меня побеспокоить, прося в то же время сказать по-итальянски женщине, находящейся там, чтобы та вышла.
— Она меня утомляет уже в течение часа, — говорит она; я не знаю ее языка, но понимаю, что она хочет быть мне полезной. Я не склонна принимать ее помощь…