История знаменитых преступлений (сборник)
Шрифт:
Тавелла молча ушел, однако и не подумал выполнить приказ, а отправился домой и больше уже не показывался. Между тем жители города продолжали стоять толпой, не проявляя ни тени дружеского расположения, на которое Мюрат так рассчитывал. Почувствовав, что если он не примет тотчас какое-то решение, то ему придет конец, Мюрат воскликнул: «На Монтелеоне!» – и первым свернул на идущую туда дорогу. «На Монтелеоне!» – повторили последовавшие за ним офицеры и солдаты. Толпа, все такая же молчаливая, расступилась и пропустила отряд.
Но едва он ушел, как площадь забурлила; некто Джордже Пеллегрино выскочил из дому с ружьем и побежал по городу с криком: «К оружию!» Он знал, что капитан Трента Капелли,
Когда Капелли со шпагой в руке приблизился к нему, король сказал:
– Сударь, не хотите ли вы сменить капитанские эполеты на генеральские? Если да, то кричите: «Да здравствует Иоахим!» – и ведите со мною своих бравых парней на Монтелеоне.
– Ваше величество, – ответил Трента Капелли, – все мы – верноподданные короля Фердинанда и явились сюда, чтобы схватить вас, а не сопровождать, поэтому во избежание кровопролития вам лучше сдаться.
Мюрат с непередаваемым выражением взглянул на капитана жандармерии и, не соизволив даже ответить, сделал ему одной рукой знак удалиться, а вторую положил на рукоятку пистолета. Джордже Пеллегрино заметил это движение и крикнул:
– Ложитесь, капитан, ложитесь!
Тот бросился на землю, и тотчас же просвистевшая у него над головою пуля опалила Мюрату волосы.
– Огонь! – крикнул Франческетти.
– Стволы в землю! – перебил его Мюрат и, выхватив платок, шагнул в сторону крестьян, но тут раздался залп, поразивший офицера и нескольких солдат. В таких случаях, если уж кровь начала литься, скоро ее не остановишь. Мюрат знал эту печальную истину и мгновенно принял решение. Перед ним было пятьсот вооруженных людей, позади – тридцатифутовый обрыв, и король, не раздумывая, прыгнул вниз со скалы, на которой стоял, и тут же вскочил с песка, живой и невредимый. Генерал Франческетти и его адъютант Кампана последовали его примеру, так же удачно прыгнули со скалы, после чего все трое устремились в сторону моря через лесок, стоявший в сотне шагов от берега и сразу же скрывший их от глаз врагов. При выходе из леса их встретил новый залп, пули засвистели у них над головами, но никого не задели, и беглецы продолжали двигаться к берегу.
И только тогда король увидел, что оставшаяся на песке лодка исчезла, а составлявшие его флотилию три судна, вместо того чтобы поддерживать десант, на всех парусах шли в открытое море. Мальтиец Барбара отнял у Мюрата не только его состояние, но и надежду, спасение, даже жизнь, однако король никак не мог поверить в его предательство. Решив, что это просто очередной маневр, он увидел неподалеку, подле развешанных для просушки сетей, рыбачью лодку и крикнул спутникам:
– Лодку на воду!
Отчаяние удвоило силы беглецов, и они принялись сталкивать лодку в море. Никто из преследователей не решился спрыгнуть со скалы, и поэтому им пришлось пойти в обход, что давало Мюрату и его спутникам несколько минут выигрыша. Однако вскоре послышались крики врагов: Джордже Пеллегрино и Трента Капелли во главе всего населения Пиццо показались шагах в пятистах от того места, где Мюрат, Франческетти и Кампана, выбиваясь из сил, сталкивали лодку с песка. За криками последовал залп, и Кампана упал: пуля пробила ему грудь. Однако лодка была уже на воде; генерал Франческетти прыгнул в нее, Мюрат хотел
Четверть часа спустя дверь темницы отворилась, и вошедший комендант Маттеи увидел, что Мюрат стоит, скрестив руки на груди и с гордо поднятой головой. В этом полуобнаженном, покрытом грязью и кровью человеке было столько величия, что комендант поклонился.
– Комендант, – заговорил Мюрат, определив по эполетам должность вошедшего, – оглянитесь вокруг и скажите: разве в такую тюрьму сажают королей?
И тут случилась странная вещь: злодеи, посчитавшие Мюрата одним из своих и встретившие его издевательствами и смехом, вдруг склонились перед королевским величием, которое чуть раньше никак не подействовало на Пеллегрино и Трента Капелли, и молча отошли в глубь камеры. Так, оказавшись в беде, Мюрат снова был признан королем.
Комендант Маттеи, пробормотав какие-то извинения, пригласил Мюрата проследовать в приготовленную для него комнату, однако, прежде чем уйти, Мюрат сунул руку в карман и бросил горсть золотых, застучавших по полу, словно дождь.
– Возьмите, – обратился он к заключенным, – это чтоб вы не говорили, что вас посетил король – пусть даже свергнутый и плененный – и при этом ничем не одарил.
– Да здравствует Иоахим! – в один голос воскликнули заключенные.
Мюрат горько улыбнулся. Если бы час назад эти слова были подхвачены на площади, а не звучали теперь в тюрьме, он вновь стал бы королем Неаполитанским! Самые важные события проистекают порой из причин столь незначительных, что, кажется, Господь играет с сатаной в кости, ставя на кон жизнь или смерть человека, возникновение или падение империй.
Маттеи провел Мюрата в небольшую комнату, которую привратник уступил королю, и собрался было уйти, но Мюрат остановил его.
– Господин комендант, – заявил он, – я желаю принять ароматическую ванну.
– Боюсь, это сложно, ваше величество.
– Вот вам пятьдесят дукатов: пусть на них купят весь одеколон, какой найдут. Да, и пришлите ко мне портных.
– Здесь можно найти мастеров, которые умеют шить только крестьянскую одежду.
– Пошлите в Монтелеоне, пусть приведут всех, кого удастся отыскать.
Комендант поклонился и вышел.
Мюрат сидел в ванне, когда ему доложили, что пришел кавалер Алькала, генерал князя Инфантадо и губернатор города. Он передал для пленника камчатные одеяла, простыни и кресла. Мюрата тронул этот знак внимания, и он снова успокоился.
В тот же день, в два часа, из Сен-Тропеза прибыл генерал Нунцианте с тремя тысячами солдат. Мюрат обрадовался старому знакомому, но с первых же его слов понял, что тот явился не с визитом, а как судья, дабы его допросить. В своих ответах король ограничился тем, что объяснил: он направляется с Корсики в Триест, имея для того пропуск от императора Австрии, но буря и недостаток провизии вынудили его высадиться в Пиццо. На все другие вопросы Мюрат отвечал упрямым молчанием, а когда генерал вконец надоел ему своими приставаниями, проговорил: