Истощение времени (сборник)
Шрифт:
Букварь не мог понять, что так внимательно рассматривают у стены, у своих ног, эти семеро, он подошел к ним сзади и через их головы увидел внизу двух людей в одинаковых кремовых рубашках, сидевших прямо на земле и подпиравших спинами серые доски.
Люди эти были слепые.
Они походили друг на друга своими рябыми, мучнистыми лицами и неподвижными глазами. На коленях их лежали толстые книги, открытые на середине. Страницы этих книг, выцветшие и желтые, были истыканы точечным шрифтом. Прыгающие точки, необычные размеры книг и древний, истлевший вид делали
Букварь понимал, что к калекам надо быть снисходительным, и все же он ощутил неприязненное чувство к этим слепым. И он перевел глаза на семерых.
Он увидел, как одна из старушек, быстро наклонившись, сунула слепому рублевую бумажку и как толстые волосатые пальцы медленно, с артистичной величавостью положили ее под книгу судеб. Рябое лицо кивнуло и замерло в ожидании новых вопросов и сомнений. Люди молчали, потому что боялись открывать свои секреты в присутствии других. Девушка в белом платочке, веснушчатая, с толстыми, будто вздутыми губами, покраснела, нервно оглядываясь по сторонам, с трудом вышептала наконец пересохшие слова:
– Насчет жениха я… будет или нет? И какой… насчет жениха я…
Рябое лицо кивнуло понимающе, волосатые пальцы поплыли степенно, замерли на секунду в воздухе, словно не решались перейти какую-то таинственную черту, а потом перевернули несколько истлевших страниц и поползли по желтым точкам. В груди слепого захрипело и вырвалось сиплое:
– Жених будет… Двадцать три года… Шатен… Родинка на правой щеке… Человек несколько эгоистичный, не считающийся порой с мнением коллектива, но честный и спортсмен…
– Да, да, да! – с готовностью закивала девушка в белом платке. Она стояла дрожа, все еще красная, все еще, видимо, взволнованная тем, что смогла принести сюда мучивший ее вопрос, выплеснуть его наружу, забывшая обо всем, кроме этого, и не понимавшая сиплых ответов.
И старушки закивали с каким-то торжеством и радостью на лицах, словно это им пророчили жениха.
– А потом он поступит в техникум… В абаканский химический…
– Да, да! – задергался белый платок.
– Нет такого техникума! – сказал Букварь.
Стало вдруг тихо, семеро обернулись в его сторону, и мутные, неподвижные глаза словно смотрели на него с укором и сожалением. «Есть такой!» – истерично закричала вдруг девушка, загалдели старухи, парень без руки, с лицом фанатика, двинулся к Букварю. Букварь не выдержал, сплюнул и, повернувшись, зашагал мимо серых стен. Последнее, что успели схватить его глаза, была толстая волосатая рука и допотопный будильник, прикрученный к ней.
Букварь шагал по базару.
Базар походил на город. В нем были площади, улицы, переулочки и тупики. Площади Цветов, Редисочные проспекты и узкие переулки Уцененных товаров.
Справа
Букварь шагал медленно. Мимо глаз его проплывали метроворостые слова «…увековечить вашу улыбку…», длинный дощатый стенд с десятками фотографий. Подретушированный красавец с коричневыми усами подмигнул Букварю, заулыбались завитые абаканские «звезды», помахали руками выпускники механизаторских курсов, застывшие под воронежским экскаватором.
Потом на стене рядом запестрели листки объявлений, сообщая Букварю самые разнообразные вещи: «Продаем мебель по причине отъезда…», «Требуются слесари…», «Требуются…», «Если хотите отличное молоко, приходите на улицу…», «…Ищем хорошую собаку из интеллигентной семьи…»
За углом Букваря поманил парень с винтовкой в руке, вырезанный из фанеры и поставленный на колено на крыше фанерного домика. «Тир!» – закричали рыжие буквы, «Тир!» – затрещали выстрелы в фанерном домике, и железные утки, зайцы и тигры начали раскачиваться на толстых гвоздях.
Вывески звали, торопили, предлагали Букварю починить ручные часы, зарядить сифон, отремонтировать пылесос, пишущую машинку, электрический утюг и арифмометры всех систем.
Из витрин и открытых дверей смотрели на Букваря патефоны, репродукторы, дорожные приборы, тюбики мятной зубной пасты, банки с гуталином, книги и железные скобяные изделия.
У Букваря разбегались глаза, и он с трудом сдерживал себя, напоминал себе, что у него есть цель.
Он обошел лоток с уцененными товарами и попал в тихий тупик. На сухой земле здесь кустились ножки ирисов, и на длинных стеблях покачивались лиловато-синие цветы. Металлические сетки кроватей прижимались к деревянным стенам, и рядом с ними грудились старомодные венские стулья. За сетками и стульями сидел розовый старичок и аккуратно вгонял в кожаные и резиновые подошвы деревянные гвозди.
У старика были розовые губы, розовые руки, розовое лицо и розовая лысина. Только на висках, на бровях и на верхней губе торчал белый пух. Такими стариками в представлении Букваря были сказочные волшебники. Ему показалось, что это на самом деле добрый волшебник, что он специально уселся здесь, в тупике, за сетками и стульями, и что он-то уж знает, как найти соленый арбуз.
– Извините, пожалуйста, – начал Букварь, с той почтительностью в голосе, с которой необходимо было обращаться к добрым волшебникам. – Вы не скажете, где можно купить соленый арбуз?
– Шоленый арбуз? – удивились белые брови. – Шоленый арбуз? – удивились гвозди, зажатые розовыми губами.
– Соленый арбуз… – растерялся Букварь.
– Видите ли, юноша, – сказал старичок, вынув изо рта гвозди, – климатические условия нашего края позволяют выращивать арбузы и даже дыни. Но, видите ли, в июле поспевать им рано, юноша.
– Ну да, конечно, – согласился Букварь. – В июле…
– Но вы можете починить свои туфли.
– Спасибо. Извините, пожалуйста, я уж пойду.