Истребитель
Шрифт:
Говоров опустился на стул и замер.
— Цель нашей встречи, выяснить детали происшествия. Выведен из строя дорогостоящий истребитель. Едва не погиб летчик-испытатель. Все это требует тщательного расследования. Есть ряд вопросов…
— Спрашивайте, — бесстрастно отозвался Пауль.
Что не понравилось в его голосе Павлу? Не разобрал. Только взвыл в душе сигнал тревоги. Не размышляя, скорее повинуясь внезапному порыву, смял порывающуюся что-то сказать сущность Пауля и сжал зубы.
— Так, значит, ничего? — вдруг поднял голову офицер. Он впился внимательным взглядом в лицо, изрезанное
И тут Павел заметил выглядывающую из-под манжета форменной сорочки крохотную деталь синеватой татуировки.
"Вот оно", — рявкнул внутренний голос, перекрывая мечущийся в голове крик хозяина тела.
Павел поднял глаза и встретил испытующий взгляд сидящего спиной к окну немца: — Нет, герр штандартенфюрер. Самолет просто сорвало в штопор. Обычная поломка. Все произошло слишком низко. Парашют едва успел наполниться, от удара о землю потерял сознание, протащило, и оказался в какой то канаве. Когда пришел в себя, был уже вечер. Пришлось идти наугад.
— Пауль, я вовсе не имею в виду детали вашего приземления, — неожиданно вкрадчиво прервал доклад визитер. — Я имею в виду контакт.
— Ничего, — твердо заверил Говоров, пытаясь сообразить, о чем идет речь.
— Хотя, был намек, но… Неявный, — уже по наитию добавил он.
— Ладно. Нет, так нет, — слегка разочарованно пробормотал сотрудник спецслужб и закончил. — Хорошо, господин Кранке. Вы свободны. Но помните: Все что вам стало известно, должно сохраняться в строжайшей тайне. Отдыхайте, когда будете готовы, попробуем еще раз. Русские обязаны клюнуть… — он замолчал и кивнул головой, отпуская пилота.
Говоров развернулся и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 11
Павел вернулся в палату и улегся на кровать. Нужно ли говорить, что находился он в полной растерянности.
"По всему выходило, что сложнейшая, глобальная операция имела цель — расправиться именно с ним, капитаном Говоровым. Или, по меньшей мере, стала одной из целей. Но почему? И что это за секретное подразделение, службу в которой пообещал ему немец", — не отыскав ответа, вынул из кармана халата цепочку.
"Посмотрим, может быть, господин обер-лейтенант сумеет пролить свет на всю эту историю", — чувствуя себя весьма неуверенно, решил он.
Мысли, загнанного глубоко в подсознание естества Пауля прозвучали едва слышным шепотом.
"Ну, так что ты хотел сказать подполковнику? — поинтересовался Павел, когда мысленный контакт немного окреп. — Доложить обо мне, или еще что-то?"
Кранке отозвался не сразу. "Похоже, я уже никогда не смогу стать прежним, — грустно констатировал он. — Я словно предчувствовал, что этот полет станет для меня последним".
"И все же интересно, что он тебе сказал перед вылетом?" — осторожно спросил Говоров.
"Ничего конкретного, — отозвался безжизненный голос. — Сперва нес обычный нацистский бред про языческие корни арийской расы, заговор масонов и католических клерикалов, а после обтекаемо предостерег, что в какой-то момент полета может случиться непредвиденная ситуация. И, наконец, приказал повесить на шею этот амулет. Запомнилось только то, что я, ни при каких условиях, не должен снимать его с себя. И еще, приказал прыгать… сразу же… как только…"
Голос чужого сознания потихоньку становился все тише и тише.
"Эй, Пауль, что с тобой? — позвал летчик. — Похоже, связь вовсе нарушилась, — уже ниоткуда донесся легкий, как вздох, голос: — Наверное, я зря тогда прыгнул…"
"Ты это брось, — озадаченно пробормотал Павел, прислушиваясь к себе. — Устроил здесь, прощание славянки. Тебе чего, вырубился, и привет, а я тут один в ваших гембахерах разбирайся. Нет, приятель, одному мне совсем край", — он уперся взглядом в свой мундир, висящий на стуле. Напряг волю, восстанавливая уже почти исчезнувшую связь с двойником. Помогло ли искреннее желание вернуть собеседника, или сработали какие-то свойства зажатого в ладони амулета, но почувствовал, он уже не один.
"Вот так лучше, — удовлетворенно произнес Говоров, затягивая концы разорванной цепочки на шее. — Только, старина, душевно тебя прошу, без фокусов. Гестапо разбираться не станет, кто из нас кто. Ливер вытянут, а после еще и родных в лагерь законопатят. Тебе оно надо?"
Голос вернувшегося напарника зазвучал вновь: "Но как? Мы ведь враги, разные, да и вообще…"
"Враги — это да, тут не спорю, — отмахнулся Паша. — А в остальном, жизнь покажет. Ты сам посуди, кому будет лучше, если и твоих и моих, — он с тревогой вспомнил оставшихся в России родителей. — Да, моих тоже не помилуют. Как членов семьи дезертира. Давай пытаться… Глядишь, и сумеем. Только еще раз прошу: Без подлянок. Нам иначе не выжить".
"Хорошо, я согласен. Слово германского офицера, — ответил после непродолжительной паузы Пауль. — Хотя, дико конечно…"
Павел чуть ослабил тиски сознания и позволил хозяину занять свое место в мыслях. Пауль вспомнил недавний визит сослуживцев. "Молодцы, сохранили. А может, просто не успели поделить наследство погибшего", — услышал Говоров мысли осматривающего форму соседа.
Он вздохнул и поднялся. Хотя никакого желания напяливать щегольской френч не ощутил, но решил не спорить. Как ни крути, а куда деваться? Теперь ты Пауль Кранке, летчик эскадрильи при испытательном полигоне авиационного завода фирмы Мессершмитта.
Он поднялся, внимательно изучил свое новое лицо. Хотя, чего уж там, вполне нормальное лицо. Вовсе не похож этот Пауль на фашистского зверя.
Перед ним возникли образы давно умерших близких, девушек, оставшихся на Родине в Дюссельдорфе, вспомнился холодный приют, демонстрации штурмовиков, городок на юге Баварии, где находилась авиашкола…
"Похоже, придется жить с этим. С чужой памятью, опытом".
Однако долго заниматься философскими рассуждениями не стал. Пустое. Что будет, то и будет. Вновь улегся в постель и уже спокойно заснул. В кои-то веки выпала такая возможность. Пусть даже в тылу врага. Какая разница? Проспал до самого вечера, потянулся и вдруг сообразил: "Идиот. Какой идиот. Не сумел сложить два и два. А тот, второй «мессер», он ведь тоже должен был упасть и разбиться, оставшись без пилота".