Истребители аварий (Роман лавин Тянь-Шаня)
Шрифт:
Спаси и сохрани! Дай их "достать" живыми!
Очарование Востока (хохмочки)
Образ похода: БОЛЕЗНИ
Кому-то пристала простудка,
Кому-то тупая мигрень,
Кому несваренье желудка,
Кому - безудержная лень!
"Медвежка", ангина, горняшка
Шатают в начале пути,
Как будто хорошая "пьяшка"
Тебя с непривычки мутит!
Любимые наши заразы,
Услада, награда для всех,
От них - песен звонкие фразы,
От них начинается смех!
Ты скажешь: "Слова те - шутихи!"
Ты скажешь: "Нет логики, врут!"
Отвечу тебе: "Только психи
По-доброму в горы идут!"
Они шли в поход, в путешествие, чтобы увидеть, узнать, понять и полюбить! Чтобы потеснее уложить в себя хороший кусок внешнего мира и через общение с чистым миром гор стать выше, мудрее... Их взгляд на окружающее был пытливым взглядом ученика и исследователя. Они не замыкались только на любимой специфике горных маршрутов, стремясь использовать небольшие отрезки времени на подъездах и выездах для познания местных обычаев, истории, традиций и взглядов людей...
Они любили Восток и отдельные формы "общения с Востоком" обставляли как ритуалы. Таким был ритуал "казнь базара" (какой же восток без казни!). В роли "отрубленной головы" должен был выступить самый крупный арбуз. "Палач" с двумя подручными, с самым зверским видом, в наиболее рваных и грязных ботинках и штормовках, с ледорубами и огромной сеткой-авоськой тяжелым ритуальным шагом входили на базар и обходили его целиком в поисках самой большой кучи с арбузами. Остальные, "сторонние" члены группы наблюдали за сим со стороны и подначивали окружающих: "...Казнить базар будут!.." Так что при торгах собиралась небольшая толпа заинтересованных представлением и умным торговцам это нравилось. Конечно, все основывалось на понимании того, что восточный базар - не просто "торгушка", а интерес живого действия, живого общения! Восточный базар столетиями играл роль всех средств массовой информации, театра и кино, особого вида искусства и торговли и общения, и обмена новостями и информацией... "Палач" выбирал из кучи самый крупный арбуз, споря до хрипоты и до последней копейки с торговцами, заранее предупрежденными "сторонними", что без ругани и "страшных угроз" не обойдется... Обычно в качестве "палача" выступал Акулинин, - он умел при всем комизме ситуации сохранять такую натуральную серьезность позы, мимики и выражений, что окружающие дрожали от смеха как листья на ветру... Наконец, сделка заканчивалась, "палач" братался с торговцами и набрасывал им ритуальный рубль сверху, сокрушаясь, что "так жестоко не переплачивал все последние полтораста лет своей жизни" и что "мир еще не видал такой щедрости со времен пьянки на коронации царицы Савской..."
* Хвала Хоттабычу!
* Слава аксакалам! Аксакалам слава!
* Аллах велик и правит, но Коран "ишака" не исправит!
* Алладину все до лампочки!
* Толста кишка!!!
* Секир башка!!!
И после взмаха ледорубом "башка" арбуза весом более двадцати килограммов падала из рук "палача" в авоську, подставленную подручными. Они вешали авоську на ледорубы и торжественно, в ногу, шествовали через базар и город в свой лагерь есть арбуз. За один раз даже все 8-9 человек группы такой арбуз съедали не всегда... Так были "казнены" базары в Самарканде, Душанбе, Алма-Ате, Фрунзе, Пржевальске...
Другой ритуал носил название "ночь Ходжи Насреддина", "ночь Ходжи", или тайно, шепотом меж собой, "хадж" (да простит им Аллах сие шутливое святотатство за неимением возможности совершить хадж настоящий, хотя бы совершить такой!..) К этой ночи еще до похода готовили заранее смешные, "страшные" и поучительные истории и анекдоты, сочиняли новые стихи и песни, номера выступлений. Это был праздник художественного творчества с приятной фруктовой закуской и умеренным головокружением от шампанского. Некоторые номера запоминались надолго: лекция Ака о чувственных прелестях Востока, танец гаремных дев, поэма "Молодой Хоттабыч" (... Сулейман Секс-Ибн-Хоттаб был любимцем сладких баб, - почему таким он был?
– Просто сам он баб любил...), сказка "Али-Баба и сорок баб...", лекции по походной медицине, диетологии и гигиене "Хана хану", "Не бей бея"" "Хамы в хаммаме"(28*), "Хроники хроников", "Магарыч и старый хрыч" и многое-многое другое... Проводился конкурс на лучшую восточную мудрость (Во!
– Мудрость!) и лучшую западную мудрость ("замудрость"), на лучшую абсолютную мудрость (мудрость "отруб-башка", за которую башку не грех и отрубить). Например: мы полуевропа - полуазия, с того и другого у нас безобразия!.. "Мудак несет бардак"...
Ночное бродяжничество, блуждание среди древних медресе, минаретов, мазаров (кладбищ) и мавзолеев носило название "Ночь Тадж-Нахала" (да, представьте, не "Махала", а именно "Нахала"). Разгуливая с фонарями по восточному городу у древних памятников, мазаров (кладбищ), мавзолеев под таким черным и таким звездно-глубоким южным небом, дышали воздухом столетий и каким-то особым ароматом Востока. Ночь имела свою тайну, тайну истории, тайну очарования Кораном, тайну прошлых поколений. Тайну непонимания Востока и его понимания каким-то внутренним движением души.
– Мыслить вредно! Мозги усыхают!
– Очень правильная мысль для тех, кто ее сочинил!..
Обстановка и условия похода накладывали яркий, своеобразный отпечаток на отношения между людьми. Отношения весьма эмоциональные, не свободные от задиров и шероховатостей, но все же отношения глубоко товарищеские, сплоченные общей целью, общим делом, общими взглядами единомышленников... Здесь утверждался свой, своеобразный стиль общения, режим и ритм жизни, даже своеобразные обороты речи, языка.
Непосредственно в походе представители определенной секции пользовались даже специальным жаргоном (сленгом), понятным поначалу только людям, входившим в этот коллектив в походной обстановке. Например, в секции Вадима обычно изюм называли "клопами", чернослив - "тараканами", а курагу "устрицами". Перловку называли "домбайскими яйцами", а сублимированное мясо вакуумной сушки - "верблюжатиной" (сухое, как из Сахары). Вермишель "червячками", а макароны - трубами... Обороты вроде "молочные червячки с клопами", "трубный супчик с верблюжатиной" или "компот из яблочного сухаря с тараканами" звучали по-родному, по-походному...
Пищевое наслаждение от экзотических фруктов и базара особенно обострялось тем, что называлось "жор", - ну прямо-таки зверский аппетит, который можно только уменьшить, но не убрать обильным "столованием". "Жор" наступал ввиду больших нагрузок и весьма скромного питания в течение похода. Еда после походных ограничений (как по количеству, так и вкусовых) приносила огромнейшее удовольствие, тем не менее, следовало соблюдать осторожность и меру: организм не всегда выдерживал пищевые перегрузки. За перебор жирных продуктов, к примеру, сметаны или каймака, печень напрочь отключала аппетит, включала общую разбитость, а то и кое-что похуже... За попытку совместить дыню с молоком или мороженым клиента выворачивало, "без проволочки, как навололочку".
Образ похода: ВОКЗАЛ
Чуть забелило рань,
Вокзал берем на приступ,
Все знают: эта рвань
Из племени туристов.
"Все сами - анекдоты
Балуются смешками,
Вагоны, самолеты
Уродуют мешками!.."
А шуточки-то, шутки,
От драных ловеласов,
Трясутся смехом сутки,
А пыль - как из матрасов...
– "Уж месяц, верно, койки
И бани не видали!.."
– "Наверно, на помойке
Три раза ночевали!"...