Истребивший магию
Шрифт:
Глава 16
Он ехал погруженный в думы, а она вздрагивала и косилась по сторонам, смотрела на небо, откуда могут появиться какие-нибудь хищные птицы, и даже пугливо поглядывала на землю, что с такой готовностью бросается под конские копыта, там тоже могут, как теперь известно, прятаться жуткие чудовища.
Затем мысли незаметно вернулись к пережитому. Она ощутила, что снова начинает накаляться, злость откуда и берется, а этот гад едет с каменным лицом, равнодушная такая скотина.
– Все равно, – сказала она сердито, – Кривой
Волхв даже не повернул головы, едет ровный, как столб, лицо неподвижное, только губы шелохнулись самую малость:
– Только дурак.
Она сказала разъяренно:
– И что? Все мы смотрим только на то, хороший или плохой!
– Да ну?
Она выкрикнула:
– А с кем бы сам предпочел бы дружить, с честным, но глупым, или с умным, но хитрым и подлым?
Он поморщился.
– Это понятно с кем, но здесь другое…
– Что?
– Он не просто человек, – сказал он медленно, словно в голове у него жернова, – а этот… ну… взявший на себя слишком многое.
Она замотала головой:
– Что бы ты ни придумывал насчет его потом, но он все делал для людей! Ты сам сказал, что для себя совсем не старался!
– Как делал? – спросил он.
– Как мог!
– В том все и дело, – буркнул он. – А как дурак может? Вот именно, по-дурацки. В лоб. Потому самое худшее, когда дураку приваливает могущество. Потому магию и нужно уничтожить полностью.
Она воскликнула:
– И что, тогда не будет могущественных?
– Если все по-честному, – буркнул он, – дураки могущества никогда не получат. Никогда! Дурость есть дурость. Силу могут обрести люди подлые, нечестные, но дураки – никогда. А подлые у власти хоть и плохо, но все-таки лучше, чем дураки.
Она прикусила губу, не находя сразу, что возразить. Простой женский визг и обвинения, что он ее не понимает, в этом случае не пройдут, ума не надо, чтобы ощутить его серьезность, а на серьезное хорошо бы ответить еще более серьезным и весомым…
Он слегка покачивался в седле, мрачный и угрюмый, как нависающая над речными порогами скала, она тоже умолкла и ехала рядом, лишь изредка поглядывая на его грозное лицо.
А он исподлобья бросал взгляды по сторонам, вспоминая, как однажды через эти земли ехал некий Корнейчук с женой и детьми. В болоте телега завязла, затем треснула ось. Пришлось выпрячь коней, телегу вытаскивали всей семьей, но, даже выволокши на берег, убедились, что вот тут не починить: кроме тележной оси, сломались оба задних колеса.
Лето было в разгаре, Корнейчук разослал всех четырех сыновей рубить ветви на шалаш, придется ночевать, маленькая дочь собирала ягоды на краю болота и на опушке леса, а он взял лук и пошел осторожно в лес в поисках какой-нибудь дичи. Так задержались на две недели, пока там же не проехали еще две телеги искателей свободных земель. Но, увы, у них не нашлось хорошей походной кузни, зато дали одно колесо.
К концу лета проехали еще одни, с их помощью телегу удалось починить, но уже подступала осень, пошли дожди, и решено было перезимовать здесь, благо работящие дети срубили просторный
Впрочем, за зиму он набил белок, лис, куниц и еще каких-то зверей с роскошным мехом, каких не встречал в тех краях, которые покинули. Весну переждали, а за это время мать, никого не спрашивая, насадила целый огород, успела урожай собрать летом и насадила снова.
В конце концов Корнейчук распахал свободный от леса участок земли и засеял рожью. Уродилось столько, что он ошалел, вот что значит нетронутые земли, осенью засеял озимой пшеницей, снова богатый урожай. Сыновья начали уходить далеко в лес, приносили много мяса и мехов, а старший однажды отлучился на две недели и вернулся с милой, застенчивой, но очень работящей девушкой.
Прошло еще три года, женились и остальные три сына. Хозяйство Корнейчука росло, к ним начали прибиваться и другие переселенцы, и вот уже целая деревня, а потом и настоящее село: крепкое, добротное, люди все работящие, сумевшие отодвинуть лес, наполовину осушить болото и занять те земли, проложили дорогу к озеру, тоже отыскалось вблизи, рыбаки там наловчились вылавливать множество крупной и дивно вкусной рыбы.
Сейчас там уже не село, а настоящий город Новые Корнейчуки, хотя народ по-прежнему больше живет хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей, но все больше местных умельцев куют лучшие во всем крае ножи, косы, мечи и доспехи. Другие ремесленники делают луки, что партиями сплавляют на плотах вниз по реке, где в городе Коростень их сразу раскупают, почти не торгуясь.
Когда в лесу появились невиданные по росту и силе волки, пришедшие из других мест, в Новых Корнейчуках только первые дни дали им таскать коз, овец и коров, а затем сперва сумели обезопасить себя и детей, потом собрались всем миром и прочесали лес так, что перебили всю стаю, а маленьких волчат взяли с собой и воспитали, как громадных и преданных собак.
Однажды в их лес забрели трое огров. Эти великаны столетние дубы ломали, как прутики, однако новокорнейчушники сумели быстро наделать громадных волчьих ям. Так переловили одного за другим всех троих, а потом за кучи золота продали их кости и черепа в городе Коростень, там власти и лекари купили с большой охотой: одни для похвальбы, другие для создания новых лекарств.
Даже дракон, опустошивший соседние окрестности, ужас всех сел и деревень, когда однажды опустился в деревне Корчуки, принадлежащей городу Новые Корнейчуки, и унес из стада корову, распугав остальных, не знал, что жители там совсем не те, кому надо желать удачи. На другой день он прилетел за другой коровой: первая очень уж понравилась: сочная, ухоженная, с нежным мясом, что таяло во рту…
Стада, правда, на прежнем месте не оказалось, однако одинокая корова паслась на лугу. Дракон налетел, ухватил… но его дернуло книзу. Оказалось, корова прикована толстыми цепями к вбитым в землю железным кольям. Вытащить их дракон не смог, слишком уж глубоко вогнали, рассвирепел и, убив корову одним взмахом лапы, начал пожирать на месте.