Истребивший магию

Никитин Юрий Александрович

Барвинок видела, как глаза волхва зажглись, явно хотел спросить про этот непонятный аламандрит, но пересилил себя и поинтересовался как бы вскользь:

– Но как тебе… там во дворце, не было несколько… странновато? Ты же заехал туда… когда уже искал истину?

– Они меня не поняли, – ответил Колоксай с презрением. – Сказано же, простые люди! Хоть и цари. Зажимали носы, двух-трех вынесли… У жены царя была собачонка, мне сразу не понравилось… Издохла! Больно нежная. Но аламандрит в моей седельной суме. Так, говоришь, уже

можно мыться?

– Можно – не то слово, – сказал Олег с чувством. – Ты должен мыться, даже если начнется пожар, война или нападут соседи. Долго мыться! И хорошо.

Суровый, как берег северного моря, Колоксай с достоинством поклонился. Глаза его сверкали мрачным блеском подвижника. Он понимал, как и Олег, что заставить себя мыться настоящему мужчине, тем более – герою, куда труднее, чем не мыться месяцами.

– И этот обет выполню! – повторил он.

Он вытащил из потертой кожаной сумки завязанный в узелок платочек, пальцы кое-как распутали веревочку. Барвинок вытянула шею, стараясь не пропустить мгновения, когда на свет появится нечто особо драгоценное, витязь наконец развернул сверток, и она разочарованно прикусила губу.

На ладони героя сиротливо горбится, сознавая свою никчемность, камешек, серый и невзрачный, таких у Олега на груди с десяток, но, едва волхв взял его в руку, сразу засветился, засиял дивными красками. Она ахнула, там выдвинулись грани, превращая голыш почти в алмаз, нет, в бриллиант, затем чистый свет стал зловеще розовым, пурпурным, багровым, сменился недоброй лиловостью, как на закате солнца, и наконец стал абсолютно черным, даже полыхающие отблески жаркого солнца погасли на его гранях.

– Это он, – произнес волхв задумчиво. Он протянул Колоксаю, тот принял бережно в обе ладони. – Береги! Пока у тебя, ничего злого не случится.

– Буду беречь, – пообещал Колоксай.

– Не убирай даже на ночь, – предупредил Олег. – Ты не землепашец, а сын могущественного царя! Врагов у тебя больше, чем думаешь. Здесь, одинокий и в чужой стране, ты в большей безопасности, чем когда вернешься в свой дворец. А сейчас езжай!.. Еще успеешь спасти друзей. Помни, доблестный Мизгирь уже висит над пропастью…

Колоксай круто повернул коня.

– Спасибо!

Он сразу пустил в галоп, волхв некоторое время смотрел вслед, потом лицо омрачилось, он повернул коня в сторону дороги.

– Поехали. У нас работа не такая… красивая.

– Зато и не такая пахучая, – возразила Барвинок. – Тоже мне, искатель истины!

Олег поинтересовался мирно:

– А ты знаешь, как ее искать?

– Ну… нет…

– Тогда не тычь пальцем в тех, – посоветовал он, – кто ищет.

Она сказала независимо:

– Люди все разные, потому истина у каждого своя. Искать общую для всех – глупо.

Он кивнул.

– Ну… считай так, если тебе удобнее… ребенок.

Она сказала сердито:

– Так опровергни!

Он ухмыльнулся:

– И

не подумаю.

– Почему?

Он сдвинул плечами:

– Может, сама догадаешься?.. Нет? Ну и ладно.

Часть II

Глава 1

В спину дул, подгоняя нетерпеливо, сильный ветер, нес траву и листья, поднимал высоко в небо, где те порхали и метались, как встрепанные воробьи в драке. В глубоком небе очень медленно, но неостановимо ползут плоские облака, их грани не просто горят, а искрятся, выдавая спрятавшееся за ними яркое солнце.

Олег время от времени бросал на них задумчивый взгляд, лицо становилось все отрешеннее.

Барвинок не вытерпела, спросила:

– Что, будет дождь?

Он покачал головой:

– Нет.

– А что? Гроза?

– Нет, – ответил он снова.

– Так что? Буря?

Он повернул голову и оглядел ее внимательно.

– С чего ты решила?

– Ты так смотришь на небо!

Он хмыкнул, она внутренне съежилась от его снисходительного взгляда, но расправила плечики и посмотрела с горделивой снисходительностью к примитивности мужчин.

– На небо, – проронил он, – смотрят… гм… не только ради погоды.

– А зачем еще?

Он сдвинул плечами.

– Ну, как тебе объяснить, чтобы подоступнее. Можно, к примеру, любоваться звездами и луной, если ночью, а днем – облаками. Просто любоваться. Можно, опять же к примеру, предположить, что настоящая жизнь где-то там, очень высоко, а мы все ходим по дну мирового океана. Видишь, вверху вот плывут льдины…

Она поежилась, мгновенно представив себя на дне океана, мокрой и почти утопшей.

– Это облака! – возразила она гневно. – И вообще… где ж тогда твоя вода?

Он повел рукой вокруг:

– Здесь. Мы едем в ней. Только есть вода тяжелая, в ней плавают рыбы, а есть легкая, в ней плавают птицы и стрекозы. В легкой плавают намного быстрее, мы говорим – летают. Понимаешь, если бы не было этой воды, они бы все попадали! Как рыбы упадут на дно, если убрать воду.

Она расхохоталась.

– Ну ты и учудил!..

– Мы живем на дне великого океана, – сказал он настойчиво, – что покрывает все-все, даже простые моря.

– Никакого моря нет, – возразила она. – Мы мчимся в полной пустоте!

– А почему воздух дует навстречу?

– Не воздух, – объяснила она с чувством полнейшего превосходства, – а ветер. Тебе объяснить, что такое ветер?

Он поморщился.

– А сможешь?.. Ладно, оставим. Скажи, если это ветер, почему всякий раз стихает, когда останавливаешься? Проверь!

Она смолчала, такое проверять глупо, и так помнит, но насчет океана – полная чушь…

– Должно быть другое объяснение, – сказала она не так уверенно. – А наверху плывут не льдины, а облака!